— Случайно услышал твой вызов, Малколм. А у меня тут как раз на связи мальчишка. Он позвонил по телефону и сообщил, что какой-то большой мужчина избивает и колет ножом его бабушку с дедушкой у них в доме.

— Это Дойл! Быстро давай мне адрес!

— Тебе придется подождать, пока мальчик мне его скажет. Ему приходится шептать.

Эйнсли мог слышать, как сержант терпеливо задает вопросы, называя своего собеседника Айвеном.

— Он говорит, что фамилия дедушки Темпоун, дом стоит на Тайгертэйл, — снова заговорил с Эйнсли связист. — Номера дома он не знает, но мы его сейчас вычислим… Есть! Номер шестнадцать-сорок три… Я уже вызвал “скорую”, Малколм, а код операции меняю с трехсот пятнадцати на триста тридцать один.

Это означало: “Срочно! Происходит убийство”.

Впрочем, Эйнсли не слышал последнюю фразу, потому что уже бежал вниз по Тайгертэйл авеню. Дан Загаки семенил следом, но Эйнсли было наплевать.

Оба они увидели номер 16—43 одновременно. Он был прикреплен к воротам большого двухэтажного дома с колоннами по фасаду и широкой мощеной дорожкой, которая вела к резной деревянной двери. Участок земли, где стоял дом, был обнесен по периметру высокой металлической оградой, по обе стороны которой высились подстриженные в человеческий рост кусты. С улицы внутрь можно было попасть через двойные ворота, одна створка была приоткрыта.

Когда Эйнсли и Загаки подбежали к воротам, там же с визгом тормозов остановились две патрульные машины. С оружием на изготовку из них выскочили четверо полицейских. С противоположных сторон Тайгертэйл авеню к месту приближались еще два автомобиля с включенными проблесковыми маяками.

Эйнсли представился прибывшим и дал краткое описание Дойла.

— Мы предполагаем, что он в доме и именно в эту минуту убивает. Вы пойдете со мной, — сделал он жест в сторону двоих патрульных. — Остальным образовать заградительный кордон на четыре квартала со всех сторон. Никого не впускать и не выпускать, пока не получите моих указаний.

— Смотрите, сержант! — Один из патрульных кивнул в сторону боковой стены дома, вдоль которой крадучись двигалась тень человека. Другой полицейский направил туда луч мощного фонаря, который высветил со спины фигуру крупного мужчины в красной рубашке и коричневых джинсах.

— Это он! — выкрикнул Эйнсли. Сжимая рукоятку пистолета, он шагнул сквозь ворота и побежал наискось через лужайку. Остальные следовали за ним. Дойл тоже бросился бежать.

— Стой, Дойл! — крикнул Эйнсли. — Стой или я тебе мозги из башки вышибу!

Дойл остановился и обернулся.

— Пошел ты… — процедил он сквозь зубы с ухмылкой.

Приблизившись, Эйнсли заметил, что у него обе руки в резиновых перчатках, а в правой — нож.

Продолжая держать Дойла на мушке, Эйнсли приказал:

— Брось нож! Брось немедленно! — Он видел, что Дойл колеблется, и добавил:

— Сними перчатки! Брось их рядом с ножом!

Медленно, очень медленно Дойл подчинился. Эйнсли не упускал инициативы:

— Так, а теперь сам падай на брюхо, сволочь, и руки за спину! Быстро!

Под прицелом пистолета Дойл медленно выполнил и эту команду. В ту же секунду к нему подскочил Загаки и нацепил наручники. Наручники еще не успели защелкнуться, когда эту сцену откуда-то сзади на мгновение осветила вспышка.

Инстинктивно Эйнсли резко обернулся и вскинул пистолет, но сразу услышал женский голос:

— Извините, командир, но моя газета мне платит за такую работу.

— Будь ты проклята! — пробормотал Эйнсли, убирая оружие. Он знал, что репортеры подслушивают переговоры полицейских и приезжают на место преступления практически вместе с детективами, но каждый раз эта оперативность бесила его. Он обратился к патрульным полицейским:

— Эй, кто-нибудь.., организуйте заграждение метров на пятнадцать вокруг всего дома. И никого не пропускай.

Желтая лента с надписью “ПОЛИЦЕЙСКОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ. ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН”, рулон с которой имелся в любой полицейской машине, была быстро растянута от дерева к дереву, от одного фонарного столба к другому, образовав видимость границы между сыщиками и быстро увеличивавшейся толпой зевак и журналистов.

Стоявший на коленях рядом с Дойлом Загаки окликнул Эйнсли:

— Эй, да он весь в крови! Нож и перчатки тоже!

— О, только не это! — простонал Эйнсли, понимая, что случилось самое страшное. Быстро совладав с эмоциями, он отдал распоряжение двоим патрульным:

— Разденьте задержанного до нижнего белья. Носки и ботинки тоже снимите. Не кладите одежду на землю и старайтесь не смазать пятен крови. Как можно скорее упакуйте все в пластиковые пакеты, особенно нож и перчатки… Будьте начеку! Он зверски силен и очень опасен.

Нужно было раздеть Дойла, чтобы сохранить кровавые пятна на его рубашке и джинсах в их нынешнем виде. Если анализ на ДНК подтвердит, что это кровь жертв, в суде такую улику невозможно будет оспорить.

— Вы уже были внутри? — спросил лейтенант Ньюболд, подъехавший пару минут назад вместе с Дионом Джакобо.

— Нет, сэр. Я только туда собираюсь.

— Мы пойдем с тобой, хорошо?

— Конечно.

Но сначала Эйнсли подошел к одному из патрульных, который прибыл сюда в числе первых, и сказал:

— Пойдете с нами в дом, будьте начеку.

В сторону Загаки он только бросил зло:

— А вам оставаться на месте. Чтобы ни шагу отсюда!

Предводительствуемая Эйнсли четверка направилась к дому.

Черный ход оказался не заперт. Вероятно, именно этим путем Дойл и выбрался наружу. За дверью находился темный коридор. Эйнсли включил свет, и они пошли дальше, попав из коридора в холл с отделанными деревянными панелями стенами. Здесь перед ними открылась широкая, устланная ковровой дорожкой мраморная лестница с перилами. На нижней ее ступеньке сидел мальчишка, на вид лет двенадцати. Глаза его были уставлены в одну точку, все тело била крупная дрожь.

Эйнсли присел на одно колено рядом с ним, обнял за плечо и как можно мягче спросил:

— Ты Айвен?.. Это он позвонил по 911, — пояснил он остальным.

Мальчик едва заметно кивнул.

— Скажи нам, пожалуйста, где…

Айвен весь сжался, но сумел повернуться всем телом и посмотреть вверх вдоль лестницы. Дрожать он стал после этого заметно сильнее.

— Извините, сержант, но у него шок, — вмешался патрульный полицейский. — Мне знакомы симптомы. Его нужно отправить в больницу.

— Вы не могли бы отнести его на руках?

— Разумеется.

— “Скорую” вызвали, — сказал Эйнсли. — Она должна быть уже здесь. Если они повезут парнишку в больницу “Джексон мемориал”, поезжайте с ним и доложите по радио, где будете находиться. Ни при каких обстоятельствах не оставляйте его. Позже мы должны с ним побеседовать. Вам все ясно?

— Так точно, сержант. Пойдем-ка, Айвен. — Полисмен приподнял мальчика и подхватил на руки. По дороге к выходу из дома он приговаривал:

— Ничего, ничего… Все будет хорошо, сынок. Ты только держись за меня покрепче.

Эйнсли, Ньюболд и Джакобо поднялись по лестнице на второй этаж. Уже с лестничной площадки они прямо перед собой увидели открытую дверь, а за ней — ярко освещенную комнату. Они замерли на пороге, созерцая представшую их глазам картину.

Дион Джакобо, ветеран, повидавший на своем веку много убийств, издал звук, словно подавился воздухом, закашлялся, а потом смог только вымолвить:

— Боже мой! Господи Всемогущий!

Как и подумал Эйнсли в тот момент, когда увидел окровавленную одежду Дойла, это было точным повторением предыдущих серийных убийств. В этот раз жертвой стала пожилая негритянская супружеская пара. Единственное отличие заключалось в том, что Дойл творил свое жуткое дело в спешке и не так методично, как прежде, поскольку услышал, должно быть, звук полицейских сирен.

Он связал несчастных, заткнул им рты и усадил лицом друг к другу. Оба трупа носили следы жестоких побоев, особенно досталось лицам. У женщины была вывернута и сломана рука; правый глаз мужчины вытек, проколотый чем-то острым. Ножевые раны здесь оказались не столь многочисленными, но более глубокими. По всему чувствовалось, убийца знал, как мало у него времени.