— Это в особняке той самой богатой семьи?

— Именно. У Даваналей. Я этот адрес прекрасно знаю, да он известен чуть ли не каждому.

Действительно, в Майами едва сыскалась бы фамилия более знаменитая. Даваналям принадлежала сеть универмагов, покрывавшая всю Флориду. Они же владели телевизионным каналом, делами которого Фелиция Мэддокс-Даваналь заправляла самолично. Но самое главное, что эта семья выходцев из Центральной Европы, перебравшихся в США после первой мировой войны, была местным символом престижа и власти, обладая как финансовым, так и экономическим могуществом. Пресса уделяла Даваналям огромное внимание. Их называли иногда “наша королевская семья”, к чему не столь раболепные журналисты спешили добавить: “члены которой и ведут себя соответственно”.

Зазвонил телефон. Родригес снял трубку, потом передал ее Эйнсли.

— Это сержант Клементе из центра связи.

— Привет, Харри… Да, мы в курсе. Сейчас выезжаем туда.

— Между прочим, погибшего зовут Байрон Мэддокс-Даваналь. Это зятек. Его жена позвонила по девять-одиннадцать. Тебе о нем что-нибудь известно?

— Напомни.

— Он был просто Мэддоксом, пока не женился на Фелиции. Семья настояла, чтобы он взял двойную фамилию. Им невыносима была мысль, что род Даваналей может в один прекрасный день оборваться.

— Спасибо. Нам сейчас любые крохи информации дороги.

Положив трубку, Эйнсли сказал Родригесу:

— За этим делом будут следить все столпы города, Хорхе. Нужно провести следствие безукоризненно. Ступай вниз к машине и жди меня. Я доложу лейтенанту.

Ньюболд, который только что явился на службу, встревоженно бросил взгляд на вошедшего к нему Эйнсли.

— Что случилось?

— Байрон Мэддокс-Даваналь погиб при загадочных обстоятельствах в семейном особняке. Возможно, это тридцать первый вариант.

— Боже милостивый! Это не тот ли, который женился на Фелиции?

— Он самый.

— А она — внучка старика Даваналя, так?

— Совершенно верно. Она сама вызвала полицию. Я подумал, вам нужно сообщить об этом.

Когда Эйнсли поспешно вышел из кабинета, Ньюболд схватился за телефон.

— Похоже на замок какого-нибудь феодала, — заметил Хорхе, когда они подъехали к роскошной усадьбе Даваналей в машине без полицейской маркировки.

Многоэтажный дом с башенками под черепичной крышей и прилегающая территория занимали добрый гектар.

Окруженный высокой, почти как крепостная, стеной из крупных каменных блоков с контрфорсами по углам, особняк и в самом деле отдавал средневековьем.

— Остается только удивляться, что нет рва и подъемного моста, — согласился Эйнсли.

Позади усадьбы открывался вид на залив Бискейн-Бей и дальше — на Атлантический океан.

К громоздкому, нелепейшей планировки особняку, лишь верхняя часть которого виднелась за оградой, можно было попасть через ворота из кованого железа с геральдическими гербами на обеих створках. Сейчас ворота были закрыты, но было видно, что за ними тянется к дому изгиб подъездной дорожки.

— Вот ведь черт! Неужели они уже здесь? — раздраженно воскликнул Эйнсли, заметив телевизионную передвижку неподалеку от ворот и сообразив, что репортеры пронюхали про громкое дело, подслушивая переговоры полицейских по радио. Но нет, на этом микроавтобусе ясно читались буквы WBEQ — эмблема собственной телекомпании Даваналей. Их, скорее всего, навел кто-то из усадьбы, и они оказались на месте первыми.

Ближе к воротам были припаркованы три сине-белых патрульных машины с поблескивающими маячками на крышах. Либо сто семьдесят четвертые вызвали себе массированную подмогу, либо сюда слетелись все, кто принял сообщение по радио. Второе — вероятнее. Нет ничего хуже зеваки-полицейского, досадливо поморщился Эйнсли. У ворот происходила перепалка между двумя патрульными и телегруппой, которую возглавляла Урсула Феликс, привлекательная чернокожая журналистка, знакомая Эйнсли. Желтая лента полицейского кордона уже была натянута поперек въезда, но один из патрульных узнал Эйнсли и Родригеса и пропустил их внутрь.

Хорхе поневоле пришлось сбавить ход, и Урсула Феликс буквально повисла у них на капоте, чтобы остановить. Эйнсли опустил стекло со своей стороны.

— Малколм, послушай! — взмолилась репортерша. — Ты должен вразумить этих парней. Наш босс, леди Даваналь, просила нас приехать. Она так и сказала по телефону. Наш канал принадлежит Даваналям, и что бы там у них ни случилось, мы должны сообщить об этом в утреннем выпуске новостей.

Стало быть, их действительно навели изнутри, подумал Эйнсли. И не кто-нибудь, а сама Фелиция Меддокс Даваналь, то есть женщина, ставшая вдовой всего за несколько минут до того.

— Послушай, Урсула, — сказал он, — сейчас этот дом — место преступления, и тебе прекрасно известно, что это значит. Скоро сюда прибудет сотрудник из пресс-службы. Он сообщит тебе все, что мы сочтем нужным сделать достоянием гласности.

Вмешался оператор, торчавший за спиной у журналистки:

— Миссис Даваналь не признает полицейских установлений, когда речь идет о собственности семьи. А тут все принадлежит им — и по ту, и по эту сторону от ворот, — он указал сначала на дом, а потом на телевизионный микроавтобус. — И характер у нашей леди крутой, — добавила Урсула. — Если мы не прорвемся внутрь, можем запросто вылететь с работы.

— Я буду иметь это в виду. — Эйнсли сделал знак, чтобы Хорхе въезжал в ворота. — Назначаю тебя ведущим детективом по этому делу, — сказал он ему. — Я тоже подключусь к расследованию.

— Слушаюсь, сержант.

Колеса их машины зашелестели по гравию подъездной аллеи, они миновали несколько высоких пальм и фруктовых деревьев, затем припаркованный ближе к дому белый “бентли” и остановились у помпезного парадного входа с затейливой дверью, одна из створок которой была распахнута. Когда Эйнсли и Родригес выбрались из машины, входная дверь открылась полностью и на пороге возник высокий немолодой мужчина, который держался с таким чувством собственного достоинства, что нельзя было не распознать в нем дворецкого. Он посмотрел на их полицейские значки и заговорил с британским акцентом:

— Доброе утро, джентльмены. Прошу вас войти. — В просторном, обставленном дорогой мебелью холле он снова повернулся к ним. — Миссис Мэддокс-Даваналь сейчас говорит по телефону. Она просила вас подождать здесь.

— Нет, так дело не пойдет, — резко возразил Эйнсли. — Поступило сообщение, что в доме была стрельба, и мы пройдем на место преступления немедленно.

Вправо от холла уходил застланный ковровой дорожкой коридор, в дальнем конце которого маячила фигура полицейского в форме.

— Тело здесь! — окликнул он детективов.

Заметив, что Эйнсли готов направиться туда, дворецкий издал протестующий возглас:

— Но миссис Даваналь особо просила…

— Как вас зовут? — перебил Эйнсли.

— Холдсворт.

— А имя? — вмешался Хорхе, сразу заносивший все в блокнот.

— Хэмфри. Но вы должны понять, что…

— Нет, Холдсворт, — с нажимом сказал Эйнсли, — это вы должны понять, что этот дом — место преступления и тут сейчас распоряжаемся мы. Сюда скоро прибудет еще много наших людей. Не чините им препятствий, но и не уходите, нам нужно будет вас допросить. Просьба также оставить все вещи в доме на своих местах и ничего не трогать. Ясно?

— Предположим, — ответил Холдсворт обиженно.

— И передайте миссис Мэддокс-Даваналь, что она нам скоро понадобится.

Эйнсли прошел коридором. За ним следовал Хорхе.

— Сюда, пожалуйста, сержант. — Указал им путь патрульный, на нагрудном значке которого можно было прочитать фамилию НАВАРРО, подведя к дверям комнаты, являвшей собой странное сочетание спортзала и кабинета. Эйнсли и Хорхе с блокнотами в руках остановились на пороге и осмотрелись.

Это было очень большое и светлое помещение, залитое лучами рассветного солнца сквозь проемы настежь распахнутых французских окон, с видом на заросший цветами патио и дальше — на синеву залива и океан вдалеке. Ближе всего к детективам, подобно спартанцам-караульным, выстроились в ряд с полдюжины тренажеров — сияющий хром, черная кожа. Командиром выделялся среди них тренажер с грузами, рядом располагался имитатор академической гребли, бегущая дорожка со встроенным компьютером, шведская стенка и еще два снаряда, назначение которых невозможно было определить сразу. Всего тысяч на тридцать долларов, прикинул на глазок Эйнсли.