Он не помнил, как вчера ночью попал домой.

Наверное, надо позвонить в офис. Как только сумеет вспомнить номер телефона. Тогда он извинится… какая-нибудь чудовищная двадцатичетырехчасовая простуда… дескать, лежит пластом и ничего поделать не может…

– Знаешь, – сказал кто-то рядом с ним в кровати, – кажется, бутылка воды с твоей стороны. Не можешь передать?

Толстому Чарли хотелось объяснить, что никакой бутылки с его стороны кровати нет и что вообще ближайшая вода в раковине ванной, и если он промыл стакан для полоскания зубов… а потом сообразил, что смотрит на одну из нескольких бутылок, стоящих у него на тумбочке. Протянув руку, он почувствовал, как показавшиеся чужими пальцы сомкнулись на горлышке, а после с усилием, которое обычно приберегают для того, чтобы втянуться на последние несколько футов по отвесной скале, перекатился в кровати.

Это была девушка с «отверткой». К тому же голая. Во всяком случае, те части, которые ему были видны.

Забрав у него бутылку, она натянула себе на грудь простыню.

– Спасибо. Он просил тебе передать, когда проснешься, чтобы ты из-за работы не беспокоился. Не нужно звонить и говорить, что заболел. Он просил передать, что уже обо всем позаботился.

Толстого Чарли это не успокоило. Его заботы и тревоги отнюдь не улеглись. Впрочем, учитывая его нынешнее состояние, в голове у пего хватало места лишь для одной мысли, и сейчас он беспокоился, успеет ли вовремя добраться до туалета.

– Тебе нужно побольше пить, – сказала «Отвертка». – Восстановить водный баланс.

Толстый Чарли успел в ванную. Затем (раз он уже был на месте) постоял под душем, пока стены не перестали покачиваться, а после почистил зубы, не сблевав.

Когда он вернулся в спальню, «Отвертки» там уже не было, что принесло большое облегчение Толстому Чарли, который начал надеяться, а вдруг она алкогольная галлюцинация, как розовые слоны или кошмарная мысль, что вчера вечером он поднимался на сцену, чтобы петь.

Халата он не нашел, поэтому надел тренировочный костюм – лишь бы почувствовать себя достаточно одетым для визита на кухню в дальнем конце коридора.

Зазвонил мобильный телефон, и он стал ощупывать куртку, которая лежала на полу у кровати, пока не нашел аппарат и щелчком не отбросил крышку. Потом он, насколько возможно маскируя голос, в него хмыкнул – на случай, если это кто-нибудь из «Агентства Грэхема Хорикса» пытается определить его местонахождение.

– Это я, – произнес голос Паука. – Все в норме.

– Ты сказал, что я умер?

– Еще лучше. Я сказал, что я это ты.

– Но… – Толстый Чарли постарался собраться с мыслями. – Но ты же не я!

– Ха, я-то это знаю! Я им так сказал.

– Ты даже не похож на меня.

– Не создавай лишних проблем. Все под контролем. Ох! Пора бежать. Большой босс хочет меня видеть.

– Грэхем Хорикс? Послушай, Паук…

Но Паук уже отключился, экранчик мобильного погас.

В дверь вошел халат Толстого Чарли. В халате была девушка, и на ней он смотрелся гораздо лучше, чем на самом Толстом Чарли. В руках она несла поднос со стаканом воды, в которой шипел «алка-зельтцер», и кружкой с еще чем-то.

– Выпей и то и другое, – велела она. – Сначала из кружки. Залпом.

– Что в ней?

– Яичный желток, острый вустерский соус, табаско, соль, чуточка водки и так далее. Исцелит или прикончит. Давай! – сказала она не допускавшим возражений тоном. – Пей!

Толстый Чарли влил в себя жидкость.

– О Господи! – выдохнул он.

– Ага, – согласилась девушка. – Но ты все еще жив.

В этом он был не уверен, но все равно выпил «алка-зельтцер». Тут ему кое-что пришло в голову.

– М-м-м… – сказал Толстый Чарли. – Э-э-э… Послушай. Вчера ночью. Мы. Э-э-э…

«Отвертка» недоуменно расширила глаза,

– Мы – что?

– Ну, мы… Сама знаешь. Делали?

– Ты хочешь сказать, что не помнишь? – Ее лицо упало. – Ты сказал, такого у тебя никогда не было, словно ты раньше никогда не занимался любовью с женщиной. Ты был на одну треть – бог, на одну треть – животное и еще на одну – неостановимая секс-машина.

Толстый Чарли не знал, куда девать глаза. «Отвертка» захихикала.

– Шучу. Я помогла твоему брату доставить тебя домой, мы тебя почистили, а после сам знаешь…

– Нет, – отозвался он. – Не знаю.

– Ты был в отключке, а кровать у тебя большая. Не знаю, где спал твой брат. У него, наверное, здоровье, как у быка. Встал с рассветом ясный, как солнышко.

– Он пошел на работу, – пробормотал Толстый Чарли, – Выдал себя за меня.

– А они не заметят разницы? Я хочу сказать, на близнецов вы не похожи.

– По всей видимости, пока не заметили.

Он покачал головой, потом посмотрел надевушку, которая показала ему маленький, исключительно розовый язычок.

– Как тебя зовут?

– Ты что, забыл? Я-то твое имя помню. Ты Толстый Чарли.

– Чарльз, – сказал он. – Просто Чарльз сойдет.

– Я Дейзи. – Она протянула руку. – Приятно познакомиться.

Они серьезно пожали друг другу руки.

– Мне чуть лучше, – неожиданно заключил Толстый Чарли.

– Как я и сказала, прикончит или исцелит.

А в «Агентстве Грэхема Хорикса» Паук великолепно проводил время. Он никогда не работал в офисах. Он вообще никогда не работал. Все было новым, все было чудесным и странным – начиная с крохотного лифта, который рывками поднял его на пятый этаж в «муравейник» «Агентства Грэхема Хорикса». Он с изумлением постоял у стеклянной витрины с пыльными грамотами в прихожей. Он побродил по офисам, а когда его спрашивали, кто он такой, отвечал «Толстый Чарли Нанси» и произносил эти слова «божественным» голосом – тогда все, что он говорил, становилось правдой.

Он нашел комнату отдыха и приготовил себе несколько чашек чая. Потом отнес их на стол Толстого Чарли и расставил в художественном беспорядке. Потом решил поиграть с компьютерной сетью. Сеть спросила у него пароль. «Я Толстый Чарли Нанси», – сказал он компьютеру, но все равно оставались места, куда его не пускали, поэтому он сказал: «Я Грэхем Хорикс», – и директории раскрылись перед ним как лепестки цветка.

Он покопался в компьютере, открывал то один, то другой файл, пока ему не наскучило. Разобрался с входящими документами и папками. Разобрался с незаконченными делами. Тут ему пришло в голову, что Толстый Чарли, наверное, уже проснулся, поэтому он позвонил ему домой успокоить. Он как раз счел, что неплохо потрудился за одно утро, когда в дверь просунул голову Грэхем Хорикс, который, проведя пальцем по губам, как у хорька, поманил его к себе.

– Пора бежать, – сказал Паук брату. – Большой босс хочет со мной поговорить.

Он разорвал связь.

– Опять личные разговоры в рабочее время, Нанси? – сказал Грэхем Хорикс.

– Абсо-хрен-лютно, – согласился Паук.

– Это меня вы назвали «большим боссом»? – поинтересовался Грэхем Хорикс, когда, пройдя по коридору, они переступили порог его офиса.

– Так вы и есть самый большой, – ответил Паук. – И самый боссовый.

Грэхем Хорикс поглядел на него озадаченно: он подозревал, что над ним смеются, но не знал наверняка, и это сбивало его с толку.

– Присаживайтесь, хе-хе, присаживайтесь.

Паук присел.

В обычае Грэхема Хорикса было поддерживать постоянную текучку кадров в своем агентстве. Одни сотрудники приходили и уходили. Другие приходили и задерживались ровно до того момента, когда их работа вот-вот начнет давать хоть какие-нибудь права на защиту рабочего места. Толстый Чарли протянул дольше всех: год и одиннадцать месяцев. Еще месяц, и он получит право на выплаты по сокращению штатов или же арбитражные суды станут частью его жизни.

Была одна речь, которую Грэхем Хорикс всегда произносил перед тем, как кого-то уволить. Он очень ею гордился.

– В жизни каждого из нас, – начал он, – иногда случаются дожди. Но среди туч всегда светит лучик надежды.

– Нет худа без добра, – любезно вставил Паук.

– Э-э-э… Да. Воистину. Э-э-э… И когда мы идем сей юдолью слез, нам нужно думать, что…