Узнав, что Соня хочет усадить его на бревно, а сама плыть позади, работая ногами, а руками толкая перед собой кусок дерева, Алекс решил, что ей пришла в голову самая лучшая идея со времени изобретения велосипеда.

Мальчик вошел в воду вместе с девушкой и двигался вперед до тех пор, пока вода не достигла его груди, подождал, пока Соня уйдет немного вперед, и оставил бревно покачиваться на воде. Соня вернулась и отвела его назад; в том месте, где воды было по пояс, она усадила своего подопечного верхом на бревно и направила в нужную сторону, предложив лечь на живот и бить руками и ногами по воде, заставляя деревяшку двигаться.

Мальчик очень быстро осознал преимущества этой идеи.

Соня осторожно опустила Алекса на бревно и сама погрузилась в воду. Кусок дерева хотя и немного опустился под тяжестью ребенка, но все же держался на плаву, и парнишке нужно было лишь слегка поднять голову, чтобы свободно дышать.

Алекс выглядел счастливым.

Через три минуты она тоже ощутила прилив радости, потому что безо всяких приключений доставила его на другой берег. Она повернулась и отправилась назад, за Тиной, которая все еще мирно спала под дождем, в грязи на другом берегу.

Чем ближе они подходили к берегу, тем больше Соня боялась, что как раз в то самое время, когда она приблизится к ребенку, из зарослей выйдет Петерсон, такой же грязный, как и они, с ножом в руках...

Соня добралась до края воды, встала на ноги и, затолкнув бревно обратно в прибрежную грязь, чтобы оно не уплыло и не лишило их возможности переправиться через пруд, пошла будить Тину.

Петерсон еще не появлялся.

Малышка протерла глаза грязными кулачками, сонно оглядела окрестности, заметно удивленная тем, что увидела, и подняла взгляд на Соню, как будто не могла сразу вспомнить, кто она такая, и вот-вот собиралась заплакать.

Сердце Сони переполнилось состраданием к девочке, потому что она-то слишком хорошо знала, что значит проснуться в незнакомом месте и не знать, как попала сюда. С ней самой такое происходило слишком часто, и этого страха она не могла забыть даже спустя много лет, уже став взрослой и сильной.

Каким-то фантастическим образом для Тины все как будто вдруг встало на место, сложилось, как кусочки мозаики. Она нежно улыбнулась и потянулась к девушке, просясь на руки.

Соня отнесла ее к воде, посадила на бревно, толкнула его вперед и вместе с ребенком двинулась на глубину.

Тина все еще сонно моргала, но казалось, уже начала понимать, чего от нее хотят. Девочка крепко уцепилась за бревно, почти так же хорошо, как и ее брат, и высоко держала голову, даже несмотря на то, что под ее весом дерево не уходило под воду так сильно, как под Алексом.

Соня бросила еще один пристальный взгляд на дальний берег, не увидела там никакого движения и начала свое последнее путешествие через пруд. Они перебрались без происшествий. На другом берегу Соня пустила бревно плавать и начала карабкаться на очередной склон, за ней последовали дети. С этим подъемом оказалось легче всего справиться, потому что он был весь усеян обломками камней; их можно было намечать себе в качестве цели, и за некоторые можно было цепляться, если трава под ногами становилась очень уж скользкой.

На вершине холма Соня остановилась: не для того, чтобы отдохнуть, а для того, чтобы перевести дух и оглянуться назад, взглянуть на верхнюю часть другого холма, который теперь находился на том же уровне, что и они. Ей показалось, что вдалеке, среди пальмовых стволов, что-то движется, – казалось, что там идет человек.

Она отвернулась и заторопилась следом за детьми, но, добравшись до них, обнаружила, что Тина снова спит.

Девушка разбудила ее и расчесала грязные волосы, откинув их со лба и надеясь, что эта простая операция заставит девочку чувствовать себя посвежее.

Но это не помогало.

Маленькие глазки моргали и закрывались даже тогда, когда малышка поднялась на ноги, она машинально старалась прислониться к Соне.

Девушка успела подхватить ее, заметив, что даже угроза упасть не смогла разбудить Тину; это значило, что начиная с этого момента весь оставшийся путь ей придется нести ребенка на руках.

С виду Алекс тоже казался довольно усталым и, должно быть, шел только благодаря мужскому самолюбию, которым обладают даже маленькие мальчики и который не позволял ему показать себя слабее женщин. Этого он ни в коем случае не мог признать.

Потом она поняла, что у мальчика есть еще одна причина идти и не останавливаться. Он смотрел на вершину холма за прудом и, по-видимому, тоже видел, что за ними идет человек.

Еще до того, как этот путник мог их увидеть, Соня потянула Алекса вперед, взяла на руки Тину и заторопилась в направлении "Дома ястреба", понимая, что времени у них осталось совсем немного и шансы на спасение сильно уменьшились.

Он почти добрался до них.

Джереми был полностью уверен, что эти трое близко, не пройдет и часа, как они окажутся в его руках.

На бегу он похлопывал рукой по ножу, туда-сюда перекатывающемуся в кармане брюк, и знал, что вскоре появится возможность использовать его согласно намеченному плану, даже если план был уже не так ясно виден, как с самого начала этой погони. Все еще продолжая бежать, он пытался осознать цель погони, причину, по которой он должен отнять эти ни в чем не повинные жизни, но все мысли в его голове смешались в хаотичном беспорядке, образуя провалы в его воспаленном мозгу. Теперь ситуация виделась ему не просто смутно, а казалась абсолютно неясной, словно кто-то взял ластик и прошелся им по мозгу, стирая важнейшие звенья в логической цепи его мыслей. Все это смущало его, но остановить было не в силах. Просто использовать нож – вот идея, которая теперь двигала им. И он знал, что сможет это сделать. Эта уверенность, как и осознание того, что Соня повела детей к "Дому ястреба", а не просто спрятала их в лесных зарослях, была подсказана ему каким-то внутренним ощущением, приходила из особого психического резервуара, который делал его одновременно и судьей, и всеми присяжными. Он знал это, в его сознании это тоже был острый предмет...

Добравшись до вершины третьего холма после целой череды утомительных падений на скользкую траву, он заметил, что рана на его кровоточащей ладони открылась еще шире. На бегу мужчина вдруг почувствовал, что только что проскочил мимо них, миновал этих троих и не увидел этого, понял, что они, должно быть, слишком устали, чтобы двигаться, и рухнули где-то в густых зарослях. Да... Он был уверен, что они спрятались, и Джереми проскочил мимо в своем стремительном беге, который был затеян только для того, чтобы расправиться с ними...

Чувство стало таким сильным, таким требовательным, что он слегка замедлил шаг и серьезно задумался над тем, чтобы вернуться обратно по своим следам, просто для того, чтобы убедиться, что такая ситуация оказалась возможной.

Однако в конце концов он не стал возвращаться, осознав источник этого безумного желания отступить.

Его наслали демоны.

Его вызвали силы, которые хотели бы увидеть, как он потеряет свой шанс осуществить правосудие и получить возмещение ущерба. Это была грубая попытка отвлечь его, заставить отказаться от выполнения наиболее справедливого из всех решений.

Осознав правду, Джереми снова ринулся вперед.

На этот раз он добрался до края третьего и самого широкого из всех попадавшихся на пути прудов, где море ворвалось в промежуток между возвышенностями. Мужчина все равно уже промок до костей, поэтому безбоязненно вошел в воду и двигался вперед до тех пор, пока чувствовал под ногами дно, а затем поплыл к дальнему берегу, где, как ему казалось, на мягкой влажной земле остались следы недавно прошедших людей.

Четвертый склон оказался каменистым, а значит, на него легче было взобраться; после скользкой, мокрой травы, по которой ему приходилось ползти до этого, это была желанная перемена.