Так значит — тюрьма!

— Мама, дай мне, пожалуйста, мою кошечку.

— Кошечку? Зачем она тебе, Кэтрин? Увидит Фэйни, снова отберет и разобьет, как прежнюю… А теперь, после твоего безрассудного поведения в суде, отец ни за что не купит тебе новой, ты отлично это знаешь.

— Да, ма. И все-таки мне непременно нужна кошечка. — Кэт была непреклонна.

— Ох, дети, дети! — вздохнула миссис Мак-Магон. — Какие вы оба своевольные и упрямые!

— Прошу, ма, не сравнивать меня с Фэнианом! — отрезала Кэт. Однако сразу смягчилась: — Не сердись, ма, я не хотела тебя обидеть… А теперь давай кошку.

— Скажи, по крайней мере, что ты собираешься делать со своей копилкой? На что тебе понадобились деньги?

Кэт звонко поцеловала мать в щеку.

— Тайна, ма! Страшная, глубокая, роковая, таинственная тайна! — затараторила она, завладев новой фарфоровой копилкой, как две капли воды похожей на прежнюю.

Провожаемая подозрительным, робким взглядом матери, Кэт вышла из комнаты и направилась к заднему крыльцу коттеджа. Там, в тени большого каштана, ее дожидался взволнованный Джон Майнард.

— Достала? — торопливо спросил он, как только силуэт девочки появился на крыльце.

Кэт молча показала ему копилку.

— О-кэй! — с удовлетворением пробормотал Джон. — Сколько же там?

— Не знаю, — сказала Кэт, с грустью рассматривая кошечку. — Правда, она хорошенькая, Джонни? Я назвала ее Пусси… Она со мной даже спала. — Она прижала к себе фарфоровую головку кошки.

— Угу! — Джон смотрел больше на Кэт, чем на кошку. — Так сколько же в ней?

— Вот разобьешь — увидишь. — Кэт протянула ему копилку. — Надо только хорошенько ударить ее головой о камень или о стенку дома.

Джон ужаснулся:

— Разбить твою кошечку! Твою Пусси!.. Ни за что на свете!… И потом, для чего разбивать! Наверно, у нее в животе есть замок, как у всех копилок.

Кэт качнула апельсиновой головкой.

— Нет, — сказала она вздохнув, — у прежней копилки был замок, а эту па купил нарочно без замка. Сказал, что мне надо приучаться к бережливости и что у Фэйни всегда есть деньги, а я все свои трачу бог знает на что… Он знал, что я ни за что не захочу разбивать кошечку.

— Ну, вот и хорошо! — обрадовался Джон. — Значит, мы ее и не разобьем.

Кэт нахмурилась:

— Какой же ты бестолковый, Джонни! Ведь я говорила, что не разобью ее, если деньги понадобятся на какие-нибудь пустяки. А здесь дело идет о человеческой жизни.

Девочка важно подняла вверх крохотный розовый палец.

— Ну и ну, Кэт! — только и мог пробормотать Джон. — Только, знаешь, мне все-таки не хотелось бы этим заниматься, как-то рука не поднимается…

— Эх, ты, а еще мальчик! Вот гляди! Кэт чисто мальчишеским жестом размахнулась и швырнула фарфоровую кошку прямо в заднюю стену коттеджа. Во все стороны брызнули осколки, раздался металлический звон, и Кэт поползла по земле, собирая рассыпанную мелочь. Джон кинулся ей помогать.

— Вот, — сказала наконец девочка, поднимаясь с колен. — я насчитала одиннадцать долларов и семь центов. Это все, что у меня есть. Все, что мне подарили на рождение мамины братья. — Она с горестью поглядела на Джона: — Ох, Джонни, ведь надо собрать целых сто тысяч! Если мы одни будем собирать, Чарли, наверно, состарится в тюрьме!

Джон невольно улыбнулся.

— Смешная ты, Кэт! — сказал он. — Разве ты не знаешь, что делается у нас в городе! Ведь теперь вес, кто слышал и читал о суде, собирают деньги, чтобы выкупить певца, Ричи и всех наших. — Он наклонился к самому уху Кэт: — Я тебе должен открыть секрет: знаешь, мой старик так расчувствовался после этого суда, что дал две тысячи долларов миссис Робинсон на выкуп. И я тоже отдал все мои сбережения! — с важностью прибавил мальчик. — У меня знаешь сколько было? У меня было целых семьдесят долларов, и я хотел купить себе настоящий мотоцикл.

— Правильно сделал! — одобрила Кэт. — Так ты сейчас же отнеси и мои деньги миссис Робинсон.

— Ты положи их в конверт и надпиши от кого, — посоветовал Джон. — Ей, наверно, будет приятно… Ведь она помнит, как ты выступала в суде и защищала Чарли.

Кэт покраснела до самых ушей.

— Пожалуйста, и не вспоминай об этом! — сказала она. — Я была дурочка. Надо было пойти к судье и выложить ему все, как это сделал Чарли, а я растерялась.

— Вовсе ты не дурочка! — горячо вступился мальчик. — Ты очень хорошо тогда сказала. И потом, ведь ты знала, что тебе за это дома достанется, и все-таки не побоялась!

Кэт тихонько засмеялась:

— Ох, как мне досталось!… Па запер меня на всю ночь в ванную. Правда, это было хорошо, что он запер, а то мальчишки убили бы меня.

— Ну, им пришлось бы иметь дело со мной! — заявил Джон, придвигаясь к Кэт. — Твой Фэйни — порядочный трус. Когда я его подстерег в переулке и сказал, что посчитаюсь с ним, если он тебя тронет хоть пальцем, он давай удирать от меня во все лопатки.

Кэт встряхнула кудряшками так, что они коснулись щеки Джона.

— Знаешь, очень хорошо, когда у тебя есть защитник, — сказала она, проводя пальцем по руке Джона. — Раньше мне всегда приходилось самой себя защищать, а теперь я очень надеюсь на тебя.

И такой гордостью, такой верой в себя наполнила. мальчика эти слова, что он не выдержал и поцеловал малышку Кэт.

Джон сказал девочке сущую правду.

Как только стал известен приговор суда, со всей страны в домик Робинсонов в Горчичном Раю посыпались письма. Фермеры, рабочие, врачи, студенты, какие-то безымянные добрые люди посылали Салли свой вклад — несколько долларов из своих трудовых денег. Отец Джоя Беннета обошел вместе с сыном и Василем лачуги и тесные конурки Горчичного Рая, и не было семьи, которая не дала бы два-три доллара на выкуп милых всем людей. Доктор Рендаль сам приехал к Салли и вручил ей довольно крупную сумму, только что снятую со счета в банке. Доктор Рендаль не сказал Салли, что прежде чем выдать ему эту сумму, сам Парк Бийл, директор банка, беседовал с ним и уговаривал не делать такого безрассудного шага.

— Вам самому скоро могут понадобиться эти деньги, док, — говорил Парк Бийл, приятно улыбаясь. — Я бы не советовал вам растрачивать свои сбережения так опрометчиво. Ведь я знаю, для чего вам эти деньги! — И он хитро улыбнулся.

— Очень хорошо, что знаете. — Доктор старался говорить спокойно. — В ближайшее время мне самому деньги не понадобятся, и я могу располагать ими как хочу, не так ли?

Парк Бийл продолжал улыбаться.

— Как знать, как знать, дорогой док! — проворковал он. — Вдруг народ в Стон-Пойнте перестанет хворать? Или больные вдруг возьмут и поверят в другого врача?

— Ага, понятно! — сказал доктор. — И все-таки, Бийл, я попрошу вас без промедления выдать мне всю сумму.

Разговор с директором банка только подтвердил подозрения Рендаля. Со времени его выступления в суде удивительно мало людей заболевало в Стон-Пойнте. Раньше не проходило утра, чтобы доктора Рендаля не звали к трем-четырем больным. У него дома пациенты ежедневно заполняли всю его небольшую приемную. А теперь дни проходили за днями, и никто не вызывал доктора к больным, телефон безмолвствовал, а на прием приходили только бедняки с Восточной окраины. Бойкот! Да, это был самый настоящий бойкот, организованный Большим Боссом.

Доктор Рендаль позвонил ему.

— Выполняете вашу угрозу, Миллард? — иронически спросил он его.

— А вы, я вижу, веселитесь, дорогой док? — вопросом на вопрос отвечал Большой Босс.

Так они и расстались, обменявшись не предвещающими добра шуточками.

Салли поделилась с доктором своими тревогами и радостями. Набралось уже больше сорока тысяч долларов. Приходят совсем незнакомые люди и приносят ей кто сколько может. Вчера явились молодые моряки, по-видимому товарищи мистера Ричардсона, из одного с ним экипажа, и принесли деньги, собранные по подписке. Рабочие на заводе Милларда пустили просто шапку по кругу, и она вернулась к ее владельцу Беннету наполненная деньгами.