– А сейчас у Надин есть парень?

– Нет.

– Как пить дать, парень есть у той, болтушки с красными волосами.

– У Магды? У нее тоже никого нет.

– А у тебя, Элли?

Я выдерживаю паузу и мотаю головой.

Рассел улыбается:

– Отлично… Ты будешь иногда гулять со мной?

– Я сейчас ровно этим и занимаюсь.

– Нет, я имею в виду – ходить в пиццерию или в кино.

– Ладно.

– Как насчет встречи завтра?

– Если хочешь.

– Тогда в семь. Я буду ждать тебя перед торговым центром. В руке у меня будет альбом для рисования – если ты забудешь, как я выгляжу.

– Договорились, а сейчас мне пора домой. Уже поздно.

– Да что ты, совсем не поздно. Гляди, еще дети играют.

Действительно, в темноте на каруселях кружится какая-то малышня. Дети грызут чипсы и отхлебывают кока-колу прямо из бутылки.

– Ну знаю, еще не ночь, но мне надо было быть дома вечность назад.

– Но мы ведь еще не покачались. Ну, Элли, один разок.

– Ладно. Качаемся разок и уходим. Один-единственный раз.

– Заметано. Мне нравится, как ты разговариваешь, Элли. Ты совсем не похожа на других девчонок.

По растущей пучками траве мы идем к игровой площадке. Я втайне поздравляю себя, что не надела высокие каблуки. На мне красные видавшие виды кроссовки, их резиновые подошвы протерлись почти до дыр, но я чувствую себя так, будто подскакиваю на пружинках. Неужели это происходит на самом деле? Я иду за руку с парнем, и ему нравится, что я ни на кого не похожа. Я ему нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь…

Мы подходим к качелям, и я вспоминаю, сколько раз уже здесь бывала. Сначала с мамой – от этих мыслей у меня щемит в груди, ведь мне и сейчас ее очень не хватает и я всегда о ней думаю. Потом я была здесь с папой – однажды он так сильно меня раскачал, что я чуть не сделала «солнышко». Теперь папа раскачивает Цыпу. Один раз Цыпа вылетел с сиденья и чуть не разбился. Мы с Магдой и Надин тоже тусуемся летом в парке – часами обсуждаем шмотки, косметику, прически, рок-звезд и парней.

А теперь я здесь с парнем, он качается на качелях, и я тоже качаюсь, и мои кроссовки взлетают выше тополей, окаймляющих парк. Я откидываю голову назад, и мне кажется, что раскачиваюсь еще сильнее. Голова идет кругом, и когда я останавливаюсь и спрыгиваю с сиденья, земля под ногами шатается и все плывет перед глазами.

– Опа!

Рассел тоже соскакивает на землю и поддерживает меня:

– Ты в порядке, Элли?

И, прежде чем я успеваю ответить, он наклоняется и целует меня. Почти невинный поцелуй. Наши губы нежно соприкасаются, а затем мы отшатываемся друг от друга. Взор у меня туманится.

– О, Элли, – Рассел опять меня целует – на этот раз по-настоящему. Он притягивает меня к себе и приникает к моим губам. Никогда не думала, что это такое странное и необычное ощущение. У меня даже кружится голова. Я вцепляюсь в него, а он еще крепче меня обнимает.

Что-то капает мне на голову. Дождь? На плечи сыплются какие-то хлопья. Что это? Снег?

Раздается веселый хохот.

Я отталкиваю Рассела. Нас окружила малышня. Они брызгают в нас кока-колой и кидаются чипсами.

– Тили-тили-тесто, жених и невеста!

– Брысь отсюда! – рычит Рассел.

В волосах у него застрял ломтик картошки – это похоже на бантик. Я отряхиваю ему голову, и мы оба покатываемся со смеху.

– Давай найдем более укромное местечко, – Рассел берет меня за руку. – Вон там, под деревьями.

– Нет, я должна идти, правда.

– Ну, пожалуйста, Элли.

– Но мне действительно пора.

– Ты прямо как Энди Пенди[2]. Видела «Смотри вместе с мамой»? Я люблю детские передачи.

– Я тоже. Больше всего мне нравилась «Улица Сезам».

– И мне. Я рисовал фломастерами Бусинку и Кубика, а мои приятели по детскому саду заказывали мне портреты Зелибобы.

– Нарисуй мне Коржика, он самый симпатичный.

– А «Атака искусства» с Зои Болл тебе нравилась?

– Очень.

– У меня в классе есть парень, помешанный на Зои Болл, и он заплатил мне пятерку за портрет с ней в обнимку.

– Отличная мысль. У меня в классе все девчонки помешаны на Леонардо ДиКаприо. Может, стоит сделать его портреты и заработать кучу денег.

– Мне говорили, что я немного похож на Леонардо ДиКаприо – волосами и чертами лица. Как тебе кажется, Элли?

Я мычу что-то вежливое. С Леонардо ДиКаприо у Рассела нет ничего общего. Хорошо, хоть Надин и Магда этого не слышат, а то бы они подняли его на смех.

Малышня на качелях остается далеко позади. Мы стоим в кромешной темноте под деревьями.

– О, Элли! – выдыхает Рассел.

Похоже, это предупреждающий сигнал к еще одному поцелую. На этот раз я успела приготовиться – наклонила голову так, чтобы не мешали очки. Мне нравится с ним целоваться. С Дэном мы тоже целовались, но это было глупо, неуклюже и совсем по-детски. А сейчас все было по-настоящему, по-взрослому, волнующе.

Даже чересчур по-настоящему, по-взрослому, волнующе. Его рука шарила по моему плечу, а затем стала спускаться ниже.

– Рассел, не надо.

– Ну пожалуйста…

Он настойчиво поглаживает Цыпин шерстяной джемпер. Приятное ощущение. Ничего такого ужасного. Мне не хочется, чтобы он думал, будто я совсем уж синий чулок. Но должна ли я позволять ему заходить так далеко?

О боже! Вдруг я вспоминаю о салфетках. Тех самых, которыми набила лифчик, чтобы грудь так не выпирала в тесном свитере. Я просто умру от стыда, если он меня разоблачит.

– Пожалуйста, Рассел. Мне пора домой. – Твердой рукой я отодвигаю его от себя.

– Элли!

– Я серьезно. Который час?

Он бросает взгляд на часы:

– Ничего не видно.

– Ну пожалуйста!

– Ладно, ладно. Сейчас одиннадцать, начало двенадцатого.

– Что?! Ты смеешься!

– Десять минут двенадцатого.

– О боже! Что делать?

– Не паникуй. Еще не так уж и поздно. Я тебя провожу.

– Я побегу.

– Ничего, я побегу вместе с тобой. Провожу тебя до дома и объясню твоим родичам, что ты задержалась из-за меня.

– Что ты скажешь? Что мы отправились гулять в парк, стали там целоваться и потеряли чувство времени?

– Что-нибудь в этом роде.

– Моему папе?

– А он у тебя совсем старомодный? Тогда, может, действительно не стоит провожать тебя до самого дома?

– Не надо меня провожать. Возвращайся в парк Пебридж. До него добираться – целая вечность. Я даже не знаю, ходят ли еще автобусы.

– Возьму такси. Нет проблем. Я пошутил, Элли. Разумеется, я не отпущу тебя одну. Просто я хочу, чтобы ты шла помедленнее, а то я за тобой не поспеваю. Бегун из меня никакой.

– Из меня тоже. – Я сбавляю шаг – сердце у меня колотится, я едва перевожу дыхание, а по спине струится пот. О, мой дезодорант, пожалуйста, спаси меня, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Пусть он не думает, что я Элли-вонючка.

– Значит, ты не спортсменка. Не хоккеистка?

– Ненавижу хоккей. Мы с Мэг и Надин стараемся слинять, когда у нас в школе устраивают матчи. – Я набираю в легкие воздуху. – Сейчас опять побегу. Уже четверть двенадцатого. Почему так быстро время пролетело?

– Потому что у тебя была замечательная компания, – отвечает Рассел. – Твой отец действительно будет сердиться?

Понятия не имею. Я никогда еще так поздно не возвращалась. С Дэном мы не ходили на настоящие свидания – да папа и не волновался бы, что мы по-настоящему, по-взрослому, волнующе чего-нибудь отчебучим. Дэн придурок, у него это на лбу написано. Стоило ему только приблизиться ко мне, он становился розовым, как мятный леденец. А если бы он хоть раз меня поцеловал как Рассел, то побагровел бы и разлетелся на куски. Как голова девочки в фильме «Девчонки на поздней прогулке». А моя прогулка затянулась уже до неприличия – папа и Анна наверняка места себе не находят. А если рассказать правду, они станут волноваться еще сильнее. Правильно, придумаю какую-нибудь отговорку. Скажу, что на обратном пути зашла к Надин, и она поставила свой любимый ужастик «Девчонки на поздней прогулке», и фильм оказался таким захватывающим, что мы не могли оторваться и утратили всякое чувство времени. Это не совсем ложь. Ведь я действительно смотрела у Надин кусок этого фильма. Они поймут. Естественно, они будут сердиться, спрашивать, почему я не позвонила. Так-так. Скажу, что звонила, но не дозвонилась. Нет, не пойдет. У Надин сломался телефон – даже папин мобильник? Или во двор к Надин приземлились маленькие зеленые человечки, всех нас похитили и вывели из строя все телефоны???