– А вот и Тима! О, с цветами! Какая красота! – восклицала Нелли Яковлевна.

– Это вам, дамы!

– А нам-то по какому случаю?

– Для восстановления справедливости! Тот букет мужской, он по праву Мишкин, а не оставлять же дам без цветов! – радовался Тимофей.

– Как красиво, спасибо! – нежно улыбнулась Яна.

– Только им надо все время воду подливать, мне сказали.

– Да, да, разумеется!

Тюльпаны были поставлены в вазы.

А ведь он очаровательный, подумала под конец вечера Яна. И он даже чем-то похож на Олега, хотя Олег был красавец, а этот, как говорится, рядом не сидел, но обаяние... И он сегодня такой веселый...

Нелли Яковлевна и даже Миша с удивлением взирали на Тимофея. Что это с ним?

– Друзья, дорогие мои, любимые друзья, вы вот сидите и ломаете голову, чего это Тимофей тут расходился, правда? Не отвечайте, я и сам себе удивляюсь, честно-честно, или как нынешние детки говорят – по чесноку! А я вам сейчас объясню! Я сбросил с плеч долой такой тяжкий груз... Я волок его много лет... – Идиот, придержи язык! – одернул он сам себя. – Это касается моей работы... Я вел одно безнадежное дело, оно уже вогнало меня в затяжную депрессию и я никак не мог с ним разделаться... У меня уже начинался тяжкий комплекс неполноценности, я хотел даже уходить из фирмы, словом, полная засада... И вдруг один из фигурантов возьми и умри... И все! Свобода! Все разрулилось как нельзя лучше, дело закрыто!

– Тима, а этот фигурант, он своей смертью умер? – полюбопытствовала Нелли Яковлевна.

– В том-то и восторг, что своей, от... прозеванного в пылу борьбы аппендицита, осложнившегося перитонитом... Нехорошо, конечно, радоваться чужой смерти, но не судите меня слишком строго!

– Да, Тимоша, я тебя таким уж и не помню! Что ж, позволь тебя поздравить!

– Спасибо! Огромное спасибо, Нелли Яковлевна!

Яна не поверила ему. Она чувствовала – он в нее влюбился, именно от этого его так распирает... Но... Эти два мальчика из хороших семей, друзья детства... Зачем я им? Почему они оба на меня запали? Я для них экзотическая штучка, эдакая «плохая» девочка, что ли? И они мне тоже оба нравятся... Но Миша был первый... А Тимофей никогда не нарушит дружескую верность... И я не хочу становиться между ними... Я буду с Мишей, пока ему это нужно... Но меня куда больше тянет к Тимофею, я это сегодня поняла... Или это потому, что он мне напомнил Олега? Но ему-то я зачем? Хочется, как в детстве, иметь такую же игрушку? У него жена ослепительная красавица, фантастическая кулинарка, дама с модной картинки... Рожна ему что ли надо? Или попробовать конфетку, от которой откусил его обожаемый дядька? Откусил когда-то и отравился?

– О чем задумалась, Янушка? – Миша погладил ее по руке.

– Да нет, так... ни о чем! – улыбнулась в ответ Яна. Обласкала взглядом.

Тимофей вовсе не смотрел на нее, он увлеченно обсуждал с Нелли Яковлевной какой-то фильм, которого ни Яна, ни Миша не видели.

– Дорогие мои, самые родные люди! – вдруг заговорил изрядно уже подвыпивший Миша. – Я должен вам что-то сказать, посоветоваться с вами. Вот как скажете, так и будет!

Все удивленно воззрились на него.

Он сейчас объявит, что женится на Яне, – мелькнуло в голове у Тимофея.

У Яны тоже сперва возникла такая мысль, но когда он сказал, что хочет посоветоваться, она в этом усомнилась.

Нелли Яковлевна просто испугалась. От Миши можно ждать чего угодно.

Он выдержал эффектную паузу.

– Ну говори уже, не томи! – сердито потребовала Нелли Яковлевна.

– Дорогие мои, мне предложили одну штуку... В принципе я всегда об этом мечтал, но как-то все не складывалось, а тут вдруг... Тимка, ты помнишь, о чем я мечтал лет в тринадцать-четырнадцать?

– Помнится, ты мечтал трахнуть Люську Забегаеву!

– Ошибаешься, это было позже, а до того? – рассмеялся Миша.

– А до того? А, кажется, о кругосветном путешествии.

– Вот! Он все обо мне знает! А я о нем!

– Миша, – побледнела Нелли Яковлевна, – ты что, собрался в кругосветное путешествие?

– Вот, собрался, но... Яночка, ты меня отпустишь? Если скажешь нет, я останусь! Ты для меня важнее...

– Это сейчас тебе так кажется, а если я тебя не отпущу, ты через месяц меня возненавидишь! – грустно улыбнулась Яна, у нее защемило сердце.

– Яна уже успела тебя изучить! – покачала головой Нелли Яковлевна. – Меня это ужасно пугает, но я же тебя знаю. Как будто можно тебя куда-то не пустить...

– Знаете, я очень-очень счастлив! И я буду так рваться в Москву, к вам! Тимка, ты приглядишь за моими женщинами, моими любимыми... Янка, а давай до моего отъезда поженимся, чтобы ты была как настоящая жена моряка...

– Настоящая жена моряка? Нет, Миша, как известно, жены моряков не самые верные жены, – улыбнулась Яна. – И куда нам спешить? А то найдешь в какой-нибудь Коста-Рике жгучую красотку и подумаешь – зачем я связался с этой бледной молью?

– Это ты бледная моль? – возмутился Миша.

– Ну, по сравнению с латиноамериканскими красотками, конечно! Поэтому я лучше буду тебя ждать как подруга моряка... А то не успею выйти замуж, как останусь соломенной вдовой, куда это годится? Я не хочу!

Тимофей сидел ни жив, ни мертв. Мишка уедет, она останется... И он еще просил меня за ней приглядывать...

– И надолго ты из Москвы линяешь?

– Да, наверное, месяцев на восемь, а впрочем, как пойдет... Вылечу в Панаму, оттуда пойдем сперва на Галапагосы, потом на остров Пасхи...

– А на чем вы пойдете? – сурово спросила Нелли Яковлевна.

– На отличной комфортабельной яхте, с настоящим опытным капитаном...

– А какая-нибудь связь с тобой будет?

– Разумеется! Электронная почта... И вообще. А кстати, вы можете прилететь в какую-нибудь точку, повидаемся! Ну, скажем в Австралию!

У него так блестели глаза, он был захвачен своей авантюрной идеей!

А Яна не знала, огорчаться или радоваться. С одной стороны было ощущение некоторой обиды – как же так, значит, моя любовь для него не главное, а с другой она испытывала облегчение от того, что не надо вот сейчас срочно принимать важное решение. Надо только держаться подальше от Тимофея... Но это несложно.

– Миша, а как же вторая книга? – вспомнила Нелли Яковлевна.

– О! Буду там писать при первой же возможности! Вообразите только, сколько воздуха и моря будет в новой книге!

– А тебя не укачивает? – спросил Тимофей.

– Нет, у меня, слава богу, вестибулярный аппарат как у космонавта!

– А я не могу, меня на море жутко укачивает, – смущенно признался Тимофей. – Да, Мишаня, ну и удивил ты меня... Да и всех нас удивил до чрезвычайности! – Он хотел спросить, нет ли опасности встретиться с сомалийскими пиратами, но вовремя одумался – к чему пугать и без того ошарашенных дам? И потому спросил: – А ты с кем-нибудь из команды знаком?

– Да, с двумя англичанами, прелестная пожилая пара. А вообще я давно уже состою в одном таком клубе, мы списываемся по Интернету... Эта экспедиция планировалась уже два года назад, потом по ряду причин отложилась на неопределенное время, а тут со мной связались...

И он принялся рассказывать об этих англичанах, с которыми он, оказывается, уже ходил в плавание к берегам Аляски.

– Миша, почему мы об этом ничего не знаем?

– Ну, зачем волновать любимую мамочку? Да и вообще, когда живешь в разных странах...

Вы вообще далеко не все обо мне знаете... Вот, к примеру, Яна спросила меня, почему я бросил живопись? Я наболтал какой-то чепухи, а на самом деле... Я сейчас вам признаюсь...

Все с удивлением на него уставились.

– Мама и Тимка знают, что я одно время подался в Заполярье, меня безумно волновали полярные сияния, безумно хотелось их писать... У меня был такой цикл – Полярные сияния! Я встретил там одну женщину... Нет, ничего такого, она мне в матери годилась, но это была фантастическая женщина, уникальный специалист по этим самым сияниям. Она предсказывала, вернее, прогнозировала с поразительной точностью эти сияния и магнитные бури. Ученый с мировым именем и вообще мировая тетка! Мы с ней подружились, она рассказывала столько интересного... Я иногда помогал ей чем мог, сопровождал ее с ружьем, когда в округе появился белый медведь... И однажды она взяла меня на метеостанцию недалеко от полюса и там мы увидели такую картину... Это полярное сияние было темно-красным, ну, цвета запекшейся крови, что ли... Невероятно! И вдруг чувствую, меня подташнивает... И она говорит, Миша, что-то меня тошнит. Вот по сей день и не знаю, отчего тошнило. Но я не к тому... Я загорелся написать это сияние... И не смог... Тот цикл у меня был неплохой, все мурманские говорили, что у меня получается, а с красным – ничего не вышло. И моя ученая старшая подруга сказала: «Миша, ну его в задницу, это красное сияние. А то, неровен час, с ума спятишь...» Понимаете, там был такой цвет... Я никак не мог его передать... долго мучился, а потом и вовсе решил забросить живопись. Какой я художник, если цвет передать не могу... Я это ощущал, как свое поражение, потому и не рассказывал.