– Да.

– Лисбет, я вообще-то всегда считала тебя слегка с приветом, но ты хоть сейчас понимаешь, что подарила мне полквартиры? Я рада получить ее, но боюсь оказаться в ситуации, когда ты вдруг передумаешь и между нами начнется сутяжничество.

– Никаких свар между нами не будет. Я хочу, чтобы ты здесь жила. Мне это приятно.

– Но задаром, без компенсации… Ты же сумасшедшая.

– Ты будешь присматривать за моей почтой. Это было условием.

– Это будет отнимать у меня четыре секунды в неделю. Ты хоть думаешь иногда приходить сюда ради секса?

Лисбет пристально посмотрела на Мимми и помолчала, потом сказала:

– Буду, и с удовольствием, но это не входит в контракт. Можешь дать мне от ворот поворот, когда захочешь.

Мимми вздохнула:

– А я-то размечталась, что смогу почувствовать себя в роли содержанки… Ну, знаешь, когда тебя держат в квартире, платят за нее, время от времени тайком наведываются и кувыркаются в постели.

Они помолчали. Затем Мимми решительно поднялась, пошла в гостиную и погасила лампочку, висевшую без плафона под потолком.

– Иди сюда, – приказала она.

Лисбет пошла.

– Мне еще никогда не приходилось заниматься сексом на полу в свежевыкрашенной квартире без мебели. Я видела однажды фильм с Марлоном Брандо про одну пару, которая именно этим занималась в Париже.

Лисбет покосилась на пол.

– Мне охота поиграть. А тебе?

– Почти всегда.

– Сегодня я собираюсь быть доминирующей хозяйкой. Я решаю все. Раздевайся.

Лисбет криво ухмыльнулась и разделась. Это отняло секунд десять.

– Теперь ложись на пол. На живот.

Лисбет сделала как было приказано. Паркет был прохладный, и кожа тут же покрылась пупырышками. Мимми связала руки Лисбет за спиной, используя ее же майку с текстом «You have the right to remain silent»[16].

Лисбет вспомнилось, что похожим образом ее связал почти два года назад Нильс Чертов Сморчок Бьюрман.

На этом сходство закончилось.

С Мимми Лисбет испытывала возбужденное ожидание. Она подчинилась, когда подруга перевернула ее на спину и раздвинула ее ноги.

Мимми стянула и свою майку, и Лисбет в полутьме восхищенно разглядывала ее нежную грудь. Затем майкой Мимми были завязаны глаза Лисбет, слышавшей лишь шорох ткани. А через несколько секунд Лисбет ощутила прикосновения языка к своему животу и пальцев к внутренней стороне бедер. Она давно не испытывала такого сильного возбуждения. Крепко зажмурившись под повязкой, она позволила Мимми диктовать темп.

Понедельник, 14 февраля – суббота, 19 февраля

Услышав легкий стук в дверь, Драган Арманский поднял голову и увидел Лисбет Саландер в дверях с двумя кружками кофе из автомата. Он не спеша положил ручку и отодвинул в сторону бумаги с рапортом.

– Привет, – сказала Лисбет.

– Привет, – откликнулся Арманский.

– Визит доброй воли, – продолжила она. – Можно войти?

Драган на секунду зажмурился, потом указал на кресло для посетителей. Покосившись на часы, Лисбет увидела, что сейчас половина седьмого вечера. Одну из кружек она протянула Арманскому и опустилась в кресло. Они посмотрели друг на друга.

– Уже больше года, – заметил он.

Лисбет кивнула.

– Сердишься?

– А мне есть за что?

– Я не попрощалась.

Драган пошевелил губами. Он был ошеломлен, но в то же время испытал облегчение, что Лисбет Саландер все же жива. Еще он почувствовал глухое раздражение и сильную усталость.

– Не знаю, что тебе сказать, – продолжил он. – Ты ведь не обязана докладывать мне, чем занимаешься. Что тебе нужно?

Голос его звучал холоднее, чем он того хотел.

– Я и сама не знаю. Просто хотела поздороваться.

– Тебе нужна работа? Я больше не хочу тебя нанимать.

Лисбет покачала головой.

– Ты где-нибудь работаешь?

Она опять покачала головой. Казалось, она подыскивает слова, чтобы сказать что-то. Драган ждал.

– Я путешествовала, – наконец сказала Лисбет. – Вернулась в Швецию недавно.

Арманский задумчиво кивнул и оглядел ее. Лисбет Саландер изменилась. В ней проглядывали какие-то… признаки злости, что ли, особенно если судить по ее одежде и манере поведения. И она явно запихнула что-то себе в лифчик.

– Ты изменилась. Где ты была?

– Везде понемногу, – уклончиво ответила Лисбет, но продолжила, заметив его раздраженный взгляд: – Я поехала в Италию, потом – в Израиль, оттуда – в Гонконг через Бангкок. Ненадолго съездила в Австралию и Новую Зеландию, а потом поколесила по островам Тихого океана. Месяц провела на Таити, потом оказалась в США и последние месяцы жила на Карибах.

Он кивнул.

– Сама не знаю, почему не попрощалась.

– Потому что тебе всегда было наплевать на других, – спокойно прокомментировал Арманский.

Лисбет закусила губу и задумалась. Может быть, он и прав, но укор все равно казался ей несправедливым.

– Просто всем, как правило, наплевать на меня.

– Глупости, – возразил Арманский. – У тебя неправильный подход к людям. Людей, которые пытаются быть твоими друзьями, ты считаешь просто дерьмом. Это яснее ясного.

Наступило молчание.

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Делай как хочешь. Ты только так всегда и делала. Но если ты сейчас уйдешь, сюда больше не возвращайся.

Лисбет вдруг растерялась. Человек, которого она всегда уважала, собирался его выставить. Она не знала, что и сказать.

– Прошло уже два года, как Хольгер Пальмгрен перенес удар. А ты его за все это время ни разу не навестила, – беспощадно продолжал Арманский.

Лисбет изумленно уставилась на него.

– Он жив?

– Ты даже не знаешь, жив ли он или мертв.

– Врачи говорили, что он…

– Тогда врачи много чего говорили, – перебил ее Арманский. – Сначала он был очень плох и не мог общаться, но за последний год произошло существенное улучшение. Ему еще трудно говорить, и нужно внимательно прислушиваться, чтобы понять, что он сказал. Он часто нуждается в помощи, но может все-таки сам дойти до туалета. Люди, которым он небезразличен, навещают его.

Лисбет сидела оцепенев. Два года назад именно она обнаружила Пальмгрена, когда с ним случился удар, и вызвала «Скорую помощь». Врачи качали головой, и их прогноз не обнадеживал. Первую неделю Лисбет не выходила из больницы, потом один из врачей сказал, что больной в коме и что он вряд ли очнется. С этого момента она перестала тревожиться и вычеркнула его из своей жизни. Просто встала и ушла из больницы, не оглядываясь. И даже не перепроверив информацию.

Лисбет нахмурила брови. Примерно тогда ей на голову свалились новые заботы из-за адвоката Нильса Бьюрмана и потребовали много внимания. И ведь никто, включая Арманского, не передал ей, что Пальмгрен жив, а тем более не сообщил, что ему лучше. То, что такое возможно, вообще не приходило ей в голову.

Лисбет почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой эгоистичной скотиной. И никогда раньше ее не распекали таким чудовищным тоном. Она опустила голову.

Короткое молчание прервал Арманский:

– Как у тебя дела?

Лисбет пожала плечами.

– На что ты живешь? Работаешь?

– Нет, работы у меня нет, и я не знаю, кем хотела бы работать. Но деньги у меня есть, мне хватает.

Арманский изучающе поглядел на нее.

– Я просто шла мимо, решила поздороваться… но работу я не ищу. Не знаю… для тебя я, может быть, и согласилась бы поработать, если ты во мне будешь нуждаться, но только если это покажется мне интересным.

– Подозреваю, что ты не станешь мне рассказывать, что там случилось в Хедестаде в прошлом году…

Лисбет хранила молчание.

– Что-то произошло. Мартин Вангер погиб после того, как ты заявилась сюда и взяла приборы для наблюдения, а кто-то угрожал вас убить. К тому же его сестра воскресла из мертвых. Это, мягко говоря, стало сенсацией.