Достигнув лестницы, Кенни Такер почувствовал запах бекона, а когда вошел в кухню, у него в желудке разыгралась буря.　

Его жена Сара — их браку в следующем месяце исполнялось двадцать два года — суетилась возле стойки, одной рукой управляясь со сковородой, а второй набирая что-то на мобильном.　

— Доброе утро, соня, — проговорила она, улыбаясь через плечо.　

Кенни зевнул и чмокнул ее в щеку, после чего, усевшись за завтрак, отхлебнул горячего кофе из чашки, что уже ждала его на столе. Он проследил за тем, как Сара, так и не отрывая глаз от телефона, разбила три яйца во вторую сковороду.　

Едва дотягивая до пяти футов ростом, в футболке и штанах для йоги, с завязанными в конский хвост длинными каштановыми волосами, Сара даже в столь ранний час являла собой настоящий сгусток энергии. Не говоря уже о том, какой она все эти годы обладала красотой. Кенни с ней повезло.　

— Во сколько же ты лег? — спросила она, беря лопатку и готовя яичницу-болтунью.　

Он подавил очередной зевок.　

— Точно не помню. Кажется, в начале первого.

Она покачала головой:　

— Будешь сегодня на тренировке как зомби.　

— Я не виноват, что кикер, идиот, дал маху и пришлось играть овертайм. Хорошо хоть «Стилерз»[1] в этот раз выиграли.　

Кенни был болельщиком питтсбургских команд — хоккейной, бейсбольной, но прежде всего футбольной — в третьем поколении, поэтому давно научился довольствоваться малым.　

Он потер глаза.　

— Как вкусно пахнет, милая.　

— Через пару минут будет готово.　

— Спасибо. Сегодня мне нельзя опаздывать. Я обещал помочь Такеру Бенджамину с эссе перед классным часом.　

— Это безумно мило с твоей стороны. — Она положила на тарелку несколько ломтиков хрустящего бекона. — Только вот мне интересно, ты бы так же стремился ему помочь, не будь Такер таким хорошим нападающим?　

Кенни поднял глаза над газетой, которую только что начал читать.　

— Слушай, я прежде всего учитель английского и только потом футбольный тренер. Ты же знаешь.　

— Конечно знаю, глупенький. Я просто пошутила. — Она переложила яичницу на тарелку и, подойдя к столу, уселась напротив мужа. — Бедняжка мой. Ты становишься таким ранимым, когда устаешь.　

Он отхватил большой кусок яичницы, пожевал пару раз и широко открыл рот, чтобы она увидела в нем еду.　

Сара рассмеялась:　

— Ты омерзителен.　

— Натали проснулась? — спросил он, захватывая следующий кусок.　

— Уже в душе. Сказала, хочет сегодня прокатиться на автобусе.　

Сара встала из-за стола, подошла к плите и снова стала тыкать в свой телефон.　

— Блин, это можно как-то перемотать? — пробормотала она.　

Кенни пристально на нее посмотрел.　

— По поводу чего ты там так суетишься? Обычно в такую рань ты телефон в руки боишься взять. И не дай бог, если я возьму свой.　

Она подняла на него глаза.　

— Энджи написала. Ночью кто-то раз десять звонил в дверь. Весь дом разбудили. А когда Фрэнк, наконец, вышел посмотреть, там никого не было.　

Энджи и Фрэнк Урбан жили в соседнем доме. Они были хорошими людьми, пусть Энджи, по мнению Кенни, немного перегибала с драматизмом и любовью к сплетням. Зато она приходилась Саре хорошей подругой, и этого было достаточно.　

— Наверное, кто-то решил их разыграть, — ответил Кенни. — Мы детьми постоянно так развлекались.　

— В ночь на четверг?　

— Черт, я не помню уже, чем занимался на прошлой неделе, не то что тридцать лет назад. Наверняка какие-нибудь пьяные студенты.　

— Слышал, как Бандит ночью лаял?　

Бандитом звали их трехлетнего корги, который в тот момент сторожил Сарин огород на заднем дворе.　

Кенни покачал головой:　

— Я вообще ничего не слышал после того, как выключил телевизор и моя голова коснулась подушки. Меня просто вырубило.

Она сосредоточенно посмотрела на экран телефона.　

— Он меня разбудил где-то в полчетвертого. Я думала, он опять следит из окна за енотами, и не придавала этому значения, пока утром мне не написала Энджи.　

Думаешь, он услышал кого-то у соседей?　

— Возможно. Или кого-то рядом с нашим домом. Наш-то звонок уже несколько месяцев как сломался, если помнишь.　

— Помню, помню, я починю.　

— Меня не это волнует, милый. Здесь просто со временем непонятно. Энджи говорит, Фрэнк вернулся в постель после половины четвертого. И Бандит начал лаять в это же время.　

Кенни отодвинул пустую тарелку.　

— Наверное, услышал шум у соседей. Ну и что?　

— Есть! — воскликнула она, с гордостью протягивая ему телефон.　

— Есть что?　

— Послушай, — сказала она, отрываясь от телефона и переводя взгляд на Кенни. — Помнишь, ты в прошлом году поставил камеру, когда в районе с веранд стали пропадать вещи?　

Кенни кивнул.　

— Где-то на День благодарения было дело, да.　

— Я все утро пыталась разобраться, как скачать запись этой ночи на телефон. Наконец-то получилось.　

— Так что именно тебя взволновало, милая?　

Сара пожала плечами:　

— Думаю, сама мысль, что кто-то мог слоняться вокруг нашего дома посреди ночи. Помнишь, как несколько месяцев назад подруга Карли заметила, что за ней кто-то следил, когда она бегала? Это же было поздно вечером и всего в двух кварталах отсюда.　

— Мне кажется, ты чересчур подозрительна, — отозвался Кенни, вставая из-за стола и кладя грязные тарелки в раковину.　

Сара, вздохнув, вернулась к перемотке записи. Когда временной код высветил «3:28», она замедлила скорость и коснулась стрелки воспроизведения. На экране появилось черно-белое изображение их пустой веранды.　

Кении задержался у раковины, чтобы разглядеть свое отражение в окне кухни и поправить галстук.　

— Передай Нат, что я желаю ей хорошего дня и что мы все можем выйти съесть по мороженому, когда...　

Сара у него за спиной изумленно ахнула.　

Он повернулся к ней.　

— Что такое?　

С широко раскрытыми глазами, она яростно нажала несколько раз на экран и повернула телефон так, чтобы Кенни тоже было видно. Затем снова коснулась пальцем стрелки воспроизведения. Возникло то же зернистое изображение веранды.　

— Так что? — спросил он, сбитый с толку.　

— Ты подожди.　

Прошло еще несколько секунд...　

...и на крыльцо торопливо взошла девушка и позвонила в дверь. Она была босиком, в не по размеру большой футболке и нижнем белье. Волосы спутались. На правом запястье висело что-то напоминающее кандалы. Она встревоженно нажимала на звонок, снова и снова, то и дело оглядываясь через плечо на лужайку перед домом и на улицу, словно опасалась, что за ней кто-то идет. Это продолжалось двадцать три секунды, пока девушка не сдалась и, все так же озираясь, не отступила от двери, чтобы исчезнуть из виду.　

Сара устремила взгляд на мужа.　

— И что ты теперь думаешь?　

Окончательно проснувшись, Кенни ответил:　

— Я думаю, Такеру Бенджамину сегодня придется писать эссе самому.

Детектива звали Дженкинс, и Кенни с трудом удавалось не пялиться на нее из-за того, что та как две капли воды была похожа на учительницу, которая в восьмом классе вела у него рисование, миссис Крэбтри.　

Мэри Бет Крэбтри, с ее добродушной улыбкой, южным акцентом и переполненной конфетницей на краю стола, Кенни всегда считал любимой учительницей. Она была у Кенни и Сары на свадьбе, и они до сих пор обменивались электронными письмами. И сейчас он никак не мог отстраниться от поразительного сходства.　

Афроамериканка со сравнительно светлой кожей, слегка полная, с россыпью веснушек на широком носу и обманчиво мягким голосом, детектив Дженкинс сидела в потрепанном кресле Кенни и записывала что-то в блокнот, пока Кенни с Сарой, на диване напротив, старались как можно точнее отвечать на ее вопросы. Оба заметно нервничали.