Странная скрытность. Еще более странно, что сторонние доброжелатели ничего Серафиме не сообщили. Люди всегда готовы почесать языки, посплетничать насчет окружающих, особенно когда речь идет о преступлении, тем более об убийстве. Хорошо бы поподробнее разузнать, что случилось. Серафиме очень хотелось закидать мадам Воронову вопросами. Только ни в коем случае нельзя обнаружить свое неведение. Как быть? Сменить тему – грубо и нетактично. Она произведет впечатление черствого человека. Говорить об убийстве, о котором не знаешь ровным счетом ничего, – глупо. Лучше всего выдержать паузу. Еще лучше устроить антракт. Арциева решила улизнуть. Под самым благовидным предлогом.

– Извините, я на минуту. – Она решительно встала. По залу гулко процокали каблучки ее синих туфель.

В дамской туалетной комнате мирно дремала служительница. Тихо мурлыкало радио, одна из многочисленных музыкальных радиостанций. Много-много песен, чуть-чуть новостей и развязные рассуждения диск-жокея. Сейчас пела не то Калерия, не то Каролина, а может, и Земфира, – скорее, не пела, а вопила. Серафима сама умела исполнять романсы «под Вяльцеву» и знала цену современному эстрадному вокалу.

Делать в туалете было совершенно нечего. Значит, нужно попудрить носик. Серафима Валентиновна подошла к зеркалу и достала пудреницу. Не торопясь, провела по носу пуховкой. Дива повыла немного еще, и пошли новости. Диктор натужным голосом читал последние известия: «Президент выступил на коллегии МВД… Первый вице-премьер сообщил, что задолженность по пенсиям будет выплачена к концу июня… Снова набирает силу энергетический кризис в Приморье… Во Владивостоке возмущенные люди перекрыли…»

Серафима Валентиновна слушала вполуха и раздумывала о том, как лучше вывернуться из неловкой ситуации.

«Петербургские новости, – продолжал диктор. – Вчера был убит комментатор агентства „Интерпост“ Кирилл Айдаров. Его тело было обнаружено в подвале одного из домов на Греческом проспекте…»

Арциева сразу вспомнила фамилию журналиста, который брал у нее интервью в «Тутти-Фрутти», а потом заявился под видом милиционера, и она насторожилась.

«Его убили ударом ножа. Возбуждено уголовное дело. Милиция отрабатывает несколько версий. Предстоит выяснить, связано ли это преступление с профессиональной деятельностью журналиста. Его последний репортаж был посвящен террористическому акту в мини-пекарне „Тутти-Фрутти“. Напомню, два дня назад неизвестный позвонил в агентство „Интерпост“ и сообщил, что хлеб, выпеченный в этой пекарне, отравлен. Сообщение подтвердилось. Весь выпеченный там хлеб изъят. Мини-пекарня закрыта, ведется следствие. Нам известно, что Кирилл продолжал заниматься этим преступлением…»

У Арциевой потемнело в глазах. Звякнула, упав на пол, изящная пудреница от «Ланком». Туалетная служительница подняла глаза:

– Что-нибудь случилось? Вам помочь?

– Нет, спасибо, все в порядке. – Серафима Валентиновна с трудом выговаривала слова, мысли путались.

Убит этот толстенький журналист. О том, что он выдал себя за милиционера, она сообщила Леле. Леля потом сказал, что Серафима может не беспокоиться. Хорошенькое дельце – «не беспокоиться»! В связи с убийством уже упоминают «Тутти-Фрутти», скоро к ней опять придут!

Первый порыв – позвонить Леле. Он друг, он поймет, объяснит, что делать. Серафима Валентиновна уже открыла рот, чтобы спросить, где здесь телефон, но вовремя одумалась.

Во – первых, неизвестно куда звонить. У нее есть номер мобильного телефона Дагаева, однако обсуждать эту тему по сотовой связи опасно. Во-вторых, прежде чем говорить с Лелей, надо все тщательно обдумать. У нее сегодня день плохих новостей. Ей не понравился вчерашний разговор по телефону, когда Леля сказал, что она может не беспокоиться. Не понравились его холодность и отстраненность. Она и Воронову пригласила в кафе, чтобы выяснить, не идет ли игра помимо или против нее. Может быть, ей все почудилось? В любом случае спешка неуместна. Сейчас надо вернуться в кафе и доиграть сцену с политической гостьей.

Серафима Валентиновна покосилась на служительницу. Та, кажется, опять заснула. Потом еще раз посмотрела в зеркало, два раза глубоко вздохнула, улыбнулась своему отражению, постаралась запомнить выражение лица и двинулась к выходу.

– Извините еще раз, – Серафима Валентиновна села за столик, изящно отставив в сторону ноги, – я, наверное, отняла у вас кучу времени. А про бал мы так и не сказали ни слова. Дело вот в чем… – И она складно изложила госпоже Вороновой придуманную загодя историю про мифический благотворительный бал, приуроченный к дню рождения Петербурга. История была слеплена так, чтобы дама-депутат почувствовала себя польщенной приглашением поучаствовать в благородном деле наряду с другими великими, но при этом непременно отказалась бы от заманчивого предложения.

– В общем, это сейчас занимает массу времени. Поиск спонсоров, меценатов. Уже согласился приехать Ростропович, но этого мало, и от попечителей мы ждем активной помощи, дел, предложений… Придется крутиться. – Арциева знала, что политики типа Вороновой всегда готовы поблистать в президиуме и ради этого могут поделиться и финансовыми источниками, и временем. Но искать деньги, чтобы быть оттесненной на задний план музыкантом… Серафима сильно надеялась, что Воронова откажется.

Расчет оказался верным.

– Ох, спасибо. Но у меня сейчас такая запарка в Собрании. Идет битва за личные фонды депутатов, чуть не каждый день заседает согласительная комиссия. Да и с бюджетом много напутали. Нет, в совет попечителей никак не могу. Просто времени не хватит. Но если что, попробую помочь. Такое важное мероприятие, нужное городу. Законодательное собрание не должно оставаться в стороне…

Арциева произнесла несколько приличествующих фраз – мол, как жаль, без вас нам будет труднее работать… Оглянулась, протянула официанту, который подскочил очень вовремя, кредитную карточку. И дамы стали прощаться.

– Всегда буду рада помочь.

– Спасибо огромное, мы очень рассчитываем…

– Вы уж Лечу поберегите. Странный он какой-то стал, дерганый. До свидания, – сказала Воронова и величественно выплыла из кафе «Вена».

Серафима Валентиновна осталась за столиком – ей еще не вернули карту. Она была даже рада, что процедура расчетов по кредиткам достаточно долгая. Ей никуда не хотелось идти, а хотелось подумать.

– Знаете что, принесите мне коньяку, – заявила она официанту, когда тот положил на стол карточку, прикрытую счетом.

УТРО ВЕЧЕРА НЕ СЛАЩЕ

Лизавета проспала. Причина была, конечно, уважительная – весь вечер, до поздней ночи звонили знакомые и незнакомые журналисты. Спрашивали, что она думает по поводу взрыва. После десяти звонков пришлось отключить телефон, но и это не помогло.

Исчезновение Сергея, взрыв, раненый Баранович, микрофон в кабинете у Саввы… Этот калейдоскоп крутился в голове безостановочно. И ладно бы дельные мысли, а то так, обрывки впечатлений. Заснула Лизавета лишь под утро и будильника не услышала, так что глотать чай пришлось чуть не в душе. И все равно она выскочила из дому, уже безнадежно опаздывая. На часах было без пяти одиннадцать. Первый выпуск в час, то есть на работе следовало быть никак не позже одиннадцати. Лизавета выбежала на улицу и принялась размахивать руками в надежде остановить машину. Долго ждать не пришлось. Рядом с нею немедленно притормозил бежевый пикап. «Жигули» четвертой модели.

– На Чапыгина! Я опаздываю! – Лизавета даже не посмотрела на водителя.

– Поехали. – Редкий парень. Сейчас обычно спрашивают «сколько».

Лизавета запрыгнула в машину и честно призналась:

– Я очень опаздываю!

– Знаю, – ответил водитель. Девушка подняла глаза. За рулем сидел гориллообразный рубоповец. Он-то откуда здесь взялся?

– Мы, кажется, знакомы. У вас что, тоже зарплату задерживают и вы халтурите на казенном автомобиле?

– Бывает, но вас я ждал по службе. Разговор будет важный.