В-третьих, Богданов требует, чтобы его идеалистическую организационную механистическую схоластику не смешивали с «вредной» материалистической диалектикой. Богданов — заклятый враг материализма, этого как раз и не понял Н. И. Бухарин, ярый противник основного закона материалистической диалектики: единства противоположностей. Материализм — признание внешнего мира, по Богданову, есть мистика. Поэтому он ничего не хочет иметь общего с «мистической», т. е. материалистической, марксистской диалектикой и всячески её поносит. Однако атаку на диалектику Маркса он ведёт не только путём нападения на материализм, но использует и другой приём, обвиняя Маркса в гегельянстве. Он считает, что марксистская диалектика «формальна», потому что она ставит обязательным условием конкретность исследования, берёт исходным пунктом внешний материальный мир, объективную действительность. Богданов сваливает в одну кучу материалистическую диалектику Маркса и идеалистическую диалектику Гегеля на том основании, что как Маркс, так и Гегель признают развитие как борьбу противоположностей. В материалистической диалектике как учении о саморазвитии материи Богданов видит «логизм», «мистику», «телеологию» у Маркса и марксистов.
Вместо того чтобы подвергнуть критике реакционную сущность богдановской теории, Бухарин примиряет её с революционным марксизмом. В замечаниях на «Экономику переходного периода» Ленин отмечает увлечение Бухарина богдановщиной. «Автор даёт ценные новые факты, но ухудшает, verballhornt теорию Маркса „социологической“ схоластикой»[475]. Диалектический процесс — «автор ставит его рядом (и на 2 месте) с Begriffsscholastik Богданова. Но рядом поставить нельзя: или — или»[476]. Бухарин соединяет «человеческий язык с организационной тарабарщиной Богданова».
До чего рабски, слепо Бухарин следует Богданову, видно из того, что в числе новшеств, которые он «вносит» в марксизм, фигурирует богдановское отождествление органического с механическим.
Вся аргументация Бухарина заимствована у Богданова, и «органическое» понимается им не в смысле биологическом, а в специфически богдановском, в смысле организационного процесса. И для этой цели Бухарин вслед за Богдановым ссылается на электронную теорию, которая якобы представляет «организованную систему» элементов в противоположность старому, изолированному, единичному и теперь исчезнувшему элементу — атому. Нет ничего более постыдного и позорного для марксистского теоретика, чем эта ссылка на электронную теорию для опровержения марксистской диалектики и оправдания механизма и махистской схоластики!
Итак весь смысл бухаринского лозунга переложения диалектики на язык механики заключается в попытке «убить» диалектику, революционную душу марксизма, и превратить марксизм в буржуазную теорию, подменить марксистскую теорию махистской, метафизической схоластикой.
Остальные механисты также заменяют диалектику механикой, хотя они делают это в значительно более скрытой форме. Тов. Степанов например считал диалектическое понимание природы «слишком общим названием» и пытался «конкретизировать» диалектику как механистическое мировоззрение. Он считал, что «понять какое-нибудь явление жизни для современной науки означает свести его к относительно простым химическим и физическим процессам»[477].
Основным отправным пунктом и вместе с тем венцом всей методологии механистов — в их стремлении подменить диалектику механикой — является извращение ими сути, ядра диалектики, закона единства противоположностей, замена его теорией равновесия. Идеалистические корни этой теории, в различных формах фигурирующей в работах буржуазных позитивистов и особенно развитой у нас Богдановым и Бухариным, раскрывает перед нами «организационная наука» Богданова. Согласно Богданову, «организационный процесс» (который Богдановым для уловления простачков назван организационной «диалектикой») не терпит никаких внутренних противоречий в своих элементах и системах. Богдановской организационной «диалектикой» изгоняется всякое живое противоречие мира. Ею допускается лишь внешняя неслаженность, внешнее столкновение «элементов», частей, которые однако во всякой системе должны всемерно согласовываться, чтобы эти элементы сами механически, «организационно» врастали в систему. Для этого система должна быть устойчивой, находиться в покое, равновесии. Но так как абсолютного равновесия нет в природе, то и в своём «организационном процессе» Богданов вынужден допустить нарушение равновесия, для того чтобы система получила хоть видимость движения. Этот организационный процесс должен принять форму гегелевской триады: сначала равновесие — потом его нарушение — затем восстановление равновесия. В этом и заключается вся богдановско-бухаринская «диалектика» «организационного процесса».
Нормальным состоянием системы объявляется непротиворечивость и равновесие частей, «элементов». Всякое внутреннее противоречие есть нарушение равновесия системы, которое влечёт за собой крушение, разрушение, — как говорит Бухарин, «лопаются» связи между «элементами». Поэтому нарушение равновесия и по Богданову и по Бухарину есть ненормальное состояние в природе и обществе, и оно долго продолжаться не может.
Наиболее ярко выражена теория равновесия в книге Бухарина «Теория исторического материализма».
«В мире, — говорит т. Бухарин — существуют различно действующие, направленные друг против друга силы. Только в исключительных случаях они уравновешивают друг друга на некоторый момент. Тогда мы имеем состояние „покоя“, т. е. их действительная „борьба“ остаётся скрытой. Но стоит только измениться одной из сил, как сейчас же „внутренние противоречия“ обнаруживаются, происходит нарушение равновесия, и если на момент установится новое равновесие, оно установится на новой основе, т. е. при другом сочетании сил и т. д. Что же отсюда следует? А отсюда и следует, что „борьба“ „противоречия“, т. е. антагонизмы различно направленных сил и обусловливают движение»[478]. Бухарин, как видно из приведённой выдержки, берёт состояние равновесия направленных друг против друга сил в качестве исходного положения. Отсюда он отправляется, для того чтобы объяснить, каким образом и благодаря какой причине предмет движется, развивается. Оказывается, по мнению т. Бухарина, что, вступая в движение, предмет, явление выводится из состояния равновесия или, что то же самое, из состояния покоя — благодаря изменению одной из сил (заметьте, благодаря одной из сил. — Авт.), находящихся в явлении. Спрашивается, в силу какой же причины происходит изменение одной из сил, а следовательно — благодаря чему нарушается состояние покоя? На этот вопрос Бухарин отвечает определённо: «Совершенно ясно, что внутреннее строение системы (внутреннее равновесие) должно изменяться в зависимости от того отношения, которое существует между системой и средой. Отношение между системой и средой есть решающая величина. Ибо все положения системы, основные формы её движения (упадок, развитие, застой) определятся именно этим отношением»[479].
Раз так, раз состояние предмета (системы) изменяется в зависимости от отношения между предметом («системой») и внешней средой (т. е. другими, окружающими его предметами), то нельзя говорить о внутреннем противоречии, свойственном самому предмету. Согласно материалистической диалектике борьба противоположностей есть внутренний источник самодвижения каждого предмета или явления. Бухарин же, как и все механисты, переносит во-вне источник движения и развития, изображая внешнюю среду как причину нарушения «равновесия».
Поэтому можно говорить лишь о противоречии между системой и средой. Что же касается внутреннего противоречия внутри «системы», о котором иногда пытается говорить Бухарин, то его противоположности мирно сосуществуют, образуя состояние равновесия и изменяя своё положение по отношению друг к другу лишь в зависимости от условий внешней среды.
