А Рупи все также молча и с улыбкой проводил друзей взглядом и, как только они скрылись за дверью, снова завыл и заныл, да еще громче и круче прежнего.

Дикен и Эйприл решили не медлить и быстрым уверенным шагом направились к дому смотрителя Пенфилда, адрес которого старательно оберегался на руке мальчишки. Пару раз они останавливались возле пекарни, когда там сгущался народ, и можно было как следует облегчить свою ношу газет. Дом Пенфилда располагался на другой стороне торговой площади, так что идти пришлось не долго.

Июньское солнце приятно согревало весь Дафиэлд своим теплом. Даже в центре города воздух не застаивался и сменялся бархатной прохладой. Цвета преображались каждый шаг. Звуки копыт лошадей еще звонче отдавались по мостовым и брусчаткам, собирая все звуки в одну слаженную игру, чтобы лето тянулось дольше, чтобы оно было насыщенным, а каждая минута стала непредсказуемой.

После первой встречи с Мортусом предсказуемость стала злейшим врагом Дикена и Эйприл. Мальчик решил для себя, что будет бороться с ней до последнего своего вздоха, и неустанно повторял это всем. Он пообещал сделать их с Эйприл жизнь самым Великим и Интересным Приключением, а что может быть интересней, чем сам интерес.

Перед друзьями стоял дом, неброский, старый, местами пожелтевший от дождей. Хотя самые слабые места в виде трещин, облупленных и обшарпанных стен скрывал занавес плюща. Слева на небольшой высоте висела деревянная табличка с точно таким же адресом, что и на руке у мальчика. Сомнений не оставалось — это дом ночного смотрителя. Эйприл, не мешкая, направилась к двери и тремя резкими ударами кулака нарушила покой в доме.

Дверь приоткрылась. Перед ними возникла женщина с растрепанными волосами, покрытыми мукой, в переднике и мокрым полотенцем в руке. Из открытой двери доносился приятный запах печеных булок. Дама сделала глубокий выдох, вытерла лоб полотенцем, забросила его на плечо и окинула ребят неодобрительным взглядом. Затем, приметив стопку газет в руках Дикена, словно измученная лошадь, подняла глаза и заявила медленно и отчетливо:

— «Дафиэлдс Инстанс»? Уже есть, всего доброго, — но только она захлопнула дверь, как стук раздался снова.

Дверь распахнулась вновь. Тетя-пекарь поджала злостно губы и прищурила глаза.

— Не наглейте, дети! Вот вам по булке. А теперь идите отсюда…

— Простите, здесь живет мистер Пенфилд?

— Допустим, — ответила она, недоверчиво склонив голову, затем оглянулась и снова обратилась к детям, — а что вам нужно от него? Он спит.

— В больнице нам сказали, что он смотритель, и возможно у него есть вещи, которые мы случайно там оставили, — Дикен любил врать, но румянец мгновенно предательски сбагривал его щеки.

Эйприл, заметив это, тут же встряла в разговор:

— Он такой неуклюжий, оставил кожаную сумку с нотами прямо в лечебнице…

— Хм, это все потому, что детей сейчас никто не учит ответственности! — с гордостью воспитателя сказала миссис Пенфилд и, немного погодя, впустила ребят в дом, а сама направилась вглубь комнат. Спустя пару минут вышел и сам смотритель.

Он был облачен в бежевый потертый халат, а в глазах читалась досада от недосмотренного сна. Выйдя, он мельком глянул на друзей, молча удалился и вернулся уже с кожаным портфелем.

— По-вашему я могу быть уверен, что эти вещи действительно принадлежат вам?

— Несомненно, сэр, — уверил мальчик, хотя его сильно бросало в жар от волнения. — Там ноты. Родители настаивают на занятиях музыкой, а мне это так наскучивает…

— Музыка — великое и сложное искусство. Нельзя к нему относиться через скуку. У меня в доме есть пианино… Старое, расстроенное, но есть, — сказал мистер Пенфилд, деловито прикусив нижнюю губу и глядя прямо в глаза мальчика, румянец которого быстро сменился бледностью.

Дикен выпучил глаза — так он делал всегда, когда вдруг понимал во что влип. Даже Эйприл уже становилось смешно, глядя на лицо друга. Настойчивый джентльмен достал из сумки злосчастные ноты и сопроводил детей в зал, где действительно стояло старое побитое пианино. Резко сорвав светлое покрывало с инструмента, он усадил Дикена на скамью.

— Должен предупредить, я занимаюсь совсем недавно, — пытался оправдаться тот, но прямо перед его носом уже стояли раскрытые ноты.

Все трое в ожидании уставились на вруна. Он бросил последний безнадежный взгляд на Эйприл и неловко притронулся к пожелтевшим клавишам. Медленно, прерывисто, неумело, но из пианино стали раздаваться вполне знакомые мелодии. То ли из-за старости инструмента, то ли из-за необразованности «музыканта», зал порой разрезали неправильные звуки. Даже Эйприл, считавшая что знает своего лучшего друга как никто иной, стояла в приятном изумлении.

— Вы играете не по нотам! — вдруг вмешался мистер Пенфилд. — Уж я-то знаю в них толк — я рос в приличной семье. Это довольно сложное произведение, а вы что играете? — на это замечание Дикен робко пожал плечами, после чего расправился и подскочил.

— Можно вопрос, сэр? Вы ведь смотритель лечебницы! Всю ночь проводите там и следите за порядком, не так ли? Однако сегодня мы с Эйприл кое-что обнаружили на территории больниц…

— Да-да, вряд ли это понравится управлению, — с уверенностью подхватила подруга. — За одним из отделений на большом дереве висит распятый голубь… Как вам такое?

— Не может такого быть! — воскликнула миссис Пенфилд, с ужасом глядя на мужа. — Это правда?

— Абсолютная, мэм. Думаю, завтра же газеты, — Дикен взглядом указал на стопку «Дафиэлдс Инстанс» лежавшую на столе, — растрезвонят об этом на весь город. Не доглядели?

— Молли, возьми мой халат и принеси шляпу, — угрюмо рявкнул Пенфилд, небрежно запихивая ноты в сумку. — Держите…

Он всучил Эйприл сумку, после чего они в деталях пересказали увиденное за отделением лечебницы. Спустя минуту все трое выбежали из дома и распрощались: Дикен и Эйприл направились к рассеянному музыканту, а мистер Пенфилд поспешил вернуться в лечебницу, чтобы разобраться с несчастной птицей.

Затертая кожаная сумка принадлежала молодому музыканту. В силу своей творческой души он предпочитал предаваться трауру по собственным утраченным записям, которые уже вознес в ранг шедевров, чем незамедлительно броситься на их поиски, как это сделали начинающие сыщики. Незаконченный этюд вернулся в руки своего создателя, и, вероятно, не было ничего лучше для Дикена, чем наблюдать момент радости музыканта. Но еще приятней оказалось получать заслуженное вознаграждение в размере пятнадцати гвенов.

Вся неделя для Дикена и Эйприл прошла в поисках. Буквально через день после поиска нот они напали на след утерянной трости. Судя по описанию в газете, это была ничем не примечательная джентльменская трость, с примитивным круглым набалдашником из слоновой кости. На этот раз следы завели их в портовый район, тот самый, где однажды они украли лодку, чтобы попасть на мыс Гелиарда. Судя по словам в объявлении, какой-то мистер оставил трость возле дома портового аптекаря, когда положил ее на скамью, набивая трубку. В то же время по портовым брусчаткам сновали в разные стороны моряки, грузчики, продавцы рыбы и еще много разных торгашей, создавая один большой хаос. На удачу, при таком раскладе, Дикен и Эйприл могли не рассчитывать.

Зато на помощь пришли бродяги, которые всегда ошивались где-то поблизости в таких районах. Одному из бездомных жителей в тот день попалась на глаза та самая трость. Он сказал, что она невозмутимо лежала уже полдня на скамье, отсвечивая своим отполированным набалдашником. Наверняка не он один присматривался к трости, но никто не решался нагло взять ее и затеряться в этой толпе. И вот, когда он уже сделал шаг из-за угла соседнего дома ей навстречу, трость схватил один из местных мальчишек и вместе с друзьями скрылся из вида. Разочарованию бродяги не было предела. За пару монет он согласился показать Дикену и Эйприл где живут и проводят время местные дети. Это оказалось совсем недалеко, в одном из дворов сразу за небольшой площадью, обрамленной тремя домами.