Клод же напротив, имел репутацию ветреного и несерьёзного молодого человека, вечно пребывавшего в состоянии необъяснимой веселости. Средняя виконтесса Воле не раз намекала брату, что подобная репутация сослужит ему дурную службу, но Лезьё лишь отшучивался тем, что у нее самой репутация не лучше. А между тем, среди молодых людей Вилье-сен-Дени было трудно найти более всесторонне развитого, образованного и непоколебимого и уверенного в своих принципах, чем Клод Лезьё. Марнское общество, с ног до головы изъеденной ржавчиной лицемерия и алчности, просто не могло по достоинству оценить этот образчик истинной добродетели, по той лишь причине, что не верили в возможность его существования. Пожалуй, только одна Ида, которая была более всех остальных близка с ним, знала, что его постоянная веселость ни что иное, как попытка уйти от постоянной боли и проблем, которых у семьи Лезьё было тоже предостаточно.

— О, дорогая кузина, как я рад! — воскликнул Клод, подбираясь, наконец, к Иде и целуя её руку.

— Клод! — вместо приветствия проворчала Ида, отдергивая ладонь. Она ненавидела, когда Клод подчеркивал степень их родства, но снисходительно прощала ему эту привычку, так как подобным образом он обращался только к ней и это подчеркивало её исключительность в его глазах.

— Да, я знаю, ты тоже рада меня видеть, — продолжая улыбаться, ответил Клод.

— Ты себе льстишь, — как можно холоднее заметила Ида, подавая руку для поцелуя очередному кавалеру, которых вокруг неё толпилось уже человек семь. Лезьё только рассмеялся и коротко кивнул, что означало, что они поговорят чуть позже.

Откинув назад локоны резким движением, Ида направилась к дивану, увлекая за собой шлейф молодых людей, которые не переставали говорить. Кто-то делал ей комплименты (скорее всего, все наперебой), хотя она и так знала, что сегодня прекрасна более, чем когда-либо. На все слова она отвечала легкой, адресованной одновременно всем, улыбкой, и молодым людям сразу становилось неважно, слушает она их или нет. Наконец дойдя до дивана, Ида села на него с величественным видом королевы, разложив подол платья так, чтобы он не помялся раньше времени. Никто из её поклонников, разумеется, не обратит внимание на пару складок, но у дам был более острый глаз, и она прекрасно это знала.

— Мадемуазель Воле, вы обещали мне танец в прошлый раз, помните? — поинтересовался Жоффрей Шенье, сидевший справа от неё. Он был одним из самых богатых наследников в округе и одним из самых настойчивых поклонников виконтессы Воле.

— Ах, нет, я не буду сегодня танцевать, — заявила Ида, обмахиваясь веером.

— Ида, как вы можете! Вы не посмеете лишать нас удовольствия! Мы все настаиваем! Вы должны танцевать! Ведь никто здесь не танцует лучше вас! Ида, мы все вас умоляем! — заговорила сразу вся толпа молодых людей, глядя на Иду преданными щенячьими глазами. В этот момент в горле Иды застыл жгучий ком отвращения, и ей почти нестерпимо захотелось вскочить и убежать подальше, чтобы не слышать этой лести. Она прекрасно знала, что многие из них совершенно неблагородно рассчитывали на вольность её взглядов. Знала, и с некоторым ужасом ждала, когда кто-то осмелится заговорить с ней об этом, потому что это означало бы окончательную гибель её репутации. Но, сдержав свой порыв несколько неуместной моральности, Ида лишь улыбнулась и ответила:

— Что ж, хорошо. Ведь, действительно, чудовищно с моей стороны лишать вас удовольствия танцевать со мной. Поэтому сегодня я станцую с каждым из вас и даже, может быть, не по одному разу.

Проговорив это, Ида с улыбкой повернула голову, пытаясь отыскать взглядом сестер, и замерла, не в силах пошевелиться: рядом с хозяевами стояли Жером и незнакомый ей молодой человек лет двадцати пяти.

Он не был похож ни на одного из тех, кто сейчас окружал её. Стать и красота неизвестного напоминали виконтессе Воле об императорских балах, где всё сияло роскошью и изяществом. Во всей фигуре этого человека чувствовались гордость, присущая только аристократам крови, и осознание собственного достоинства. Он был из тех, кто знал, что великолепен, что весь мир был создан для того, чтобы он мог явить себя ему, из тех, кто шёл и брал то, что хотел, кому бы оно ни принадлежало и сколько бы ни стоило. Чувствовалось, что он видит глубже, чем хотелось бы людям, в безупречных чертах лица сквозили усталость и пресыщенность. Он был высок и строен, каштановые волосы, отливавшие темным золотом и одновременно медью, были зачесаны набок и слегка назад, руки уверенно, по-хозяйски заложены за спину, фрак расстегнут, а на жилете поблескивала золотая цепочка часов. Взгляд серых глаз был насмешливым, гордым и задумчивым, а его улыбка, казалось, принадлежала какому-то греческому богу. Несмотря на моду, он был гладко выбрит и коротко острижен, но ему это невероятно шло.

Молодые люди радостно защебетали между собой, пытаясь распределить очередность. Ида уже ничего не слышала и не видела: таинственный незнакомец занимал все ее внимание. А он тем временем оглядывал зал, пренебрежительно подняв бровь, на секунду остановив свой взгляд на ней и окружавшей её толпе поклонников, усмехнулся и повел взгляд дальше.

— Ида, умоляю вас, подарите мне первый танец, — осмелился, наконец, попросить Жоффрей, осторожно заключая в своих ладонях, жар которых чувствовался даже через тонкую кожу перчатки, руку виконтессы Воле. Ида рассеянно перевела на него взгляд и, не совсем понимая смысла своих слов, ответила:

— Конечно, с радостью.

Появление столь заметной и значительной личности, какую представлял собой незнакомец, конечно, не осталось незамеченным. По залу прошли тихие смешки и веселый приглушенный шепот вроде «О, новое лицо. Жозефина, больше чем уверен» и «У неё нет шансов! Ставлю на виконтессу Воле». Таким образом, общество делилось на два лагеря, пытаясь угадать, какая из дам привлечет внимание незнакомца, и с какой он пробудет дольше на протяжении всего вечера.

Сквозь толпу кавалеров, окружавших Иду плотным кольцом, протиснулся Клод и уселся рядом с ней на диван, не обращая ни малейшего внимания на протесты сидевшего слева от Иды одного из братьев Алюэт.

— Дорогая кузина, — заговорщически проговорил он, — мы все поставили на тебя. Не подведи нас.

— Я что, скаковая лошадь? — с шутливым возмущением ответила Ида.

— О, милейшая кузина, конечно нет! У меня и в мыслях не было тебя оскорбить. Так ты удержишь его до конца вечера?

— Я подумаю, — неопределенно сказала Ида, театрально закатывая глаза.

— Хорошо, я помню. Фиолетовая, бархатная, с перьями… — с хитрой улыбкой начал Клод.

— Я согласна, и не говори больше ни слова, — резко прервала его Ида, и Клод снова протиснулся сквозь плотное кольцо молодых людей, направляясь к Жерому, с явным намерением заставить его переключить внимание неизвестного на Иду и её сестер. Кавалеры Иды, которые почувствовали неблагоприятную для них перемену ветра, снова негромко заговорили между собой, на этот раз окидывая внимательными взглядами вновь прибывшего незнакомца. То, что он выделялся среди них, и они все меркли рядом с ним, было очевидно для каждого.

— Ида, бог мой, ты его видела? — Жюли прошла мимо расступившихся молодых людей и села рядом с Идой, немного потеснив уже не возражавшего Жоффрея Шенье.

— Ты знаешь, кто это? — спросила Ида, краем глаза продолжая наблюдать за происходившим вокруг движением.

— Угадай, сестрица, — маркиза Лондор многозначительно подняла брови, улыбаясь одним уголком рта.

— Не может быть… — прошептала Ида, слегка прикрывая рот рукой, словно эти слова сорвались с губ против её воли. — Это в самом деле он? Ты с ним знакома?

— Мы не представлены друг другу лично, но я не могу сказать, что сожалею об этом, — качнула головой Жюли, наблюдая за тем, как Моник, словно тень, проскользнула между молодыми людьми и теперь села рядом с сестрами, слушая их разговор.

Жером, наконец, видимо, под влиянием Клода, отошел вместе со своим знакомым от господина и госпожи Бонн и направился к противоположному лагерю.