Капитан кивнул, но Свен посмотрел на Джека устало и укоризненно.

– Это не их честь, – глядя в стол, объяснил он. – Это древняя. Вообще – честь.

– Это их проблемы, – бросил капитан с досадой. – Идем дальше…

– Нет, – тяжело сказал Свен.

На него снова уставились.

– Они лучше владеют холодным оружием. Они собираются умереть с честью…

– Поможем, – с оптимизмом гарантировал лейтенант, чьей фамилии Лакки не помнил. На запястье у лейтенанта была повязана суровая нитка, и с нее вытаращенным синим глазом пялилась бусина-амулет.

– Без меня, – ответил Свен. Помолчал, мрачно усмехаясь. Никто не пытался встрять. – Древняя честь – это не умереть в бою. Это умереть после боя. На горе вражеских трупов. Чувствуя глубокое моральное удовлетворение.

– Ясно, – сказал капитан Диас. – Что еще?

– Они начнут стрелять только в крайнем случае.

– А что они будут рассматривать как крайний?

– Охоту на них с воздуха. С «крыс». Я так думаю.

– То есть, хотим получить перестрелку – поднимаем броневики? – Диас встал, уперся кулаками в поясницу, прогнул спину.

Кондиционеры в жилых модулях захлебывались от терранской влажности, в них набивалась неразличимо мелкая живность, фильтры разъедало. Дикоу снова проявил себя с лучшей стороны, сообразив навес из изоляционного материала от контейнеров. С одной стороны возвышалась стена – несущая стена некогда жилого дома, устоявшая под давним взрывом. Полускрепленные серебристые ленты трепал ветерок, призрачно-голубые солнечные пятна дрожали на вытоптанной земле. Кто-то сидел на раскладных стульях, но по большей части – на ящиках.

– Так.

– Разведка с «крыс» тоже исключается? – спросил Лакки.

– Зачем тебе разведка с «крыс»? – не оборачиваясь, хмыкнул Диас. – У тебя есть экстрим-оператор.

– Я не могу посылать бабу в разведку, – мрачно сказал Джек.

– Да не бабу, – сухо ответил капитан и подумал «идиот» так громко, что Лакки практически услышал. – Ящерицу.

…а численность контингента ограничена. Потери в коротком временном интервале – невосполнимы. Если случится удача, и пошлют с Земли транспорт с подкреплением, то все равно пройдут месяцы, прежде чем он сюда доберется. Их сто пятьдесят человек на целую планету. Лакки думал, что при всей красе, пышности и почти идеальном для людей химическом составе терранской биосферы, крутиться по орбите на борту родного ракетоносца было бы немного уютней.

Транспорт с подкреплением, скорее всего, отправят, уже получив отчет о выполнении боевой задачи.

О потерях.

Как жаль, что красу и пышность терранской биосферы нельзя жечь и травить… «Строжайше воспрещается наносить повреждения биоценозам планеты».

Тоже вопросец.

– Не засти солнце, – угрюмо процедил Лакки.

– Мыслишь? – не обидевшись, но и не собираясь выполнять просьбу, поинтересовался Свен.

– Что, заметно?

– Есть слегка. Я тут подумал…

– Коллега.

Прозрачные холмы голограммы плыли под лучами лилового солнца.

– Я подумал, ты вроде парень умный, – рассудительно продолжал Свен.

Джек-яйцеголовый от такого даже обалдел слегка.

– Капитан хочет приказ нарушить. Хоть на десять километров вокруг Города лес пожечь, – сказал Свен.

– Ну и хорошо.

– Я вчера ходил в лес. И нашел ту хрень, из-за которой запрещают калечить биоценозы. Теперь не знаю.

– Какую хрень? – Лакки понимал, что его разводят как маленького, но любопытство было сильнее.

– Пошли.

Свен всегда был спокоен как удав, но сейчас гляделся особо глубокомысленным. Он направился за ограждение лагеря так уверенно, точно был экстрим-оператором и в реальном времени получал от дракона отчет о безопасности передвижений. Лакки скорчил гримасу, поколебался.

Без возражений двинулся следом.

Шли недолго. Сначала мачете орудовал Свен, потом Джек сменил его, извлекши на свет свою гордость – трофейный нож. Здесь уже ходили до них. То, что стлалось под ноги, что на Земле именовали бы нехоженой чащей, на Третьей Терре называлось тропой. Чаща высилась справа и слева; ее не сокрушил бы ни один клинок.

Лакки уже задался вопросом, кто и как проложил эту дорогу, если не видно следов огня или техники, когда Свен сказал:

– Это охотничья тропа слонольвов.

Счастливчик икнул и нашарил автомат.

– Они вечером выйдут, – хладнокровно закончил Свен и нырнул под громадный мохнатый лист.

За тем открылась поляна.

Поляна – не поляна, душно-благоуханный лесной альков… бирюзовые, лиловые, сиреневые кругом уходили ввысь живые занавеси листвы. Как вода в омуте, как подземный лед в областях вечной мерзлоты здесь застаивался ночной мрак. Далеко над головой кроны сходились шумящей крышей, лишь редкие лучи достигали травяного ковра. Тускло поблескивала между валунами вода – озерцо, болото, просто невысыхающая лесная лужа…

Оба инопланетных гостя остановились, молча; в этом месте действительно казалось, что явился в чужой дом.

Ксенолог вздохнул.

– Вот, – кратко сообщил он, наклонился и мазнул пальцем по поверхности камня.

На пальце осталось белое. Текучая, вязкая, неприятная с виду слизь, похожая то ли на жидкую плесень, то ли на сопли, то ли на еще какое физиологическое выделение…

Адъютант поднес гадость к носу Лакки, и тот скривился.

– Это что? – буркнул он. – Чертова молофья?

– Почти, – кивнул адъютант. – Это стратегическое сырье.

Причина, по которой командованию так нужен был научный центр.

Причина, по которой он строился вдали от Города.

Причина, по которой Луговской повел «Древнее Солнце» к Третьей Терре, не самой близкой из колоний, не самой старой, не освоенной прочнее других.

Квазициты.

Форма жизни, не существующая на планете Земля.

В пору седой древности – или ранней юности, в зависимости от того, как считать – в ту далекую пору, в архее и протерозое природа Земли ставила эксперимент. Их было много, экспериментов, вымерших, уступивших в борьбе за выживание, навеки пропавших в осадочных пластах, оставив по себе лишь редкие кости, окаменелости, породы со следами деятельности бактерий. Продолжали эволюцию другие, чтобы уступить место миллионом или миллиардом лет позже, чтобы переродиться до неузнаваемости или закостенеть живым ископаемым. Таким же экспериментом была сама жизнь.