Я вздохнул, взял ошейник и водрузил его ему на шею. После оглушительного грохота "магнума" 0, 357 в домике стояла, казалось, мертвая тишина.

Впрочем, возможно, это мне только казалось. Я бы вряд ли смог расслышать какие-то подозрительные шумы и шорохи: в ушах у меня страшно звенело. Из этой пушки можно стрелять только на улице, в помещении оно бухает, как гаубица. Я погладил пса и проверил, все ли с ним в порядке.

- Все нормально, Принц Ганнибал? - спросил я.

Вместо ответа он весело оскалился и замахал хвостом. С его точки зрения, все было в полном порядке. Правда, поначалу были кое-какие проблемы, но я все исправил. Впрочем, он был прав.

Я мрачно покосился на Нистрома Третьего. Затем подошел к его напарнику, для которого даже прозвище не придумал. Я перевернул его ногой, чтобы взглянуть на его лицо. Нехорошо зарезать человека и уйти, дажке не посмотрев, что он из себя представляет.

Ничего особенного в его лице не оказалось. Покойник как покойник. Я забрал у него из пиджака пистолет. Пес попытался было лизать кровь, но я шуганул его, и он очень удивился такому резкому отпору.

Я подошел к двери и прислушался. Теперь в ушах уже не звенело, я и впрямь мог различать шумы и шорохи. Но я не услышал ничего, если не считать плеска волн у причала. Правда, если индеец задумал на меня напасть, я и не должен был его услышать, пока мы не столкнемся нос к носу. Но пес, у которого все чувства работали куда лучше, не учуял в темноте ничего такого, о чем бы следовало меня предупредить.

Я решил рискнуть и, сопровождаемый черной четвероногой тенью, выскользнул за дверь. Было тихо, дул только легкий ветерок. Если мой выстрел и слышали обитатели других туристских заведений на озере, он не взволновал никого настолько, чтобы предпринять какие-то действия. Что ж, так бывает, когда раздается одиночный выстрел, особенно в помещении. Люди на улице далеко не всегда уверены, что слышали именно выстрел, поэтому они какое-то время внимательно вслушиваются, но, не услышав ничего, быстро забывают об этом.

Затем я подошел к Стоттману, который лежал под окном кухни, по-прежнему сжимая в руке свой игрушечный пистолетик. Все оказалось лучше, чем я предполагал. Иногда эти тяжелые пули из "магнума" разносят череп вдребезги так, что мозги летят во все стороны. Но на сей раз обошлось без финтифлюшек - пуля просто сделала свое дело. Поскольку все получилось довольно чисто, я имел право лишь слегка отретушировать картину - в интересах, так сказать, международной дипломатии.

Но прежде чем взяться за дело, я посмотрел на толстяка с каким-то смущением. Вообще-то я поступил с ним не совсем честно. Я воспользовался сложностью его положения. Я знал, что он не станет стрелять, потому что оставалась еще масса непроясненных вопросов, а мне, напротив, было с ним все ясно. Увы, честность - не совсем ценное качество в нашей профессии.

Я забрал пистолетик, а потом потащил в дом на руках.

Конечно, тащить волоком было бы проще, но я не хотел без надобности пахать землю. Я красиво расположил его на полу кухни и вложил ему в руку свой окровавленный нож. Мне очень не хотелось расставаться с ножом - его подарила мне женщина, которой теперь не было в живых, и она кое-что для меня значила, но сейчас было не время сентиментальничать. Я стер свои отпечатки пальцев с "кольта" Нистрома Третьего и вернул его хозяину, тем более, что у него имелась соответствующая кобура.

Я пытался создать впечатление, что Стоттман зарезал ножом двоих, но один из них ухитрился уложить его метким выстрелом, уже находясь при последнем издыхании. Конечно, серьезной проверки это не выдержало бы. Парафиновый тест показал бы, например, что Нистром Третий давно не стрелял из "кольта". Нужное было как-то объяснить и разбитое окно, и пятна крови под ним, на улице. К тому времени, когда будут найдены трупы и допрошены хозяева отеля, один, загадочный персонаж исчезнет бесследно. Я имел в виду того самого высокого джентльмена с собакой, который снял домик на ночь, а потом уехал в своем пикапе с прицепом, оставив за собой гору трупов.

Разумеется, любой мало-мальски смекалистый полицейский без труда найдет правильный ответ на вопрос "кто виноват?", но я готовил почву для деятельности полицейских, которые получат инструкции не копать слишком глубоко.

Я зашел в спальню забрать свои вещи. Это заняло немного времени, поскольку я ничего не распаковывал, только вынул рыболовные принадлежности. Я взял сумку и двинулся было на кухню, но пес тихо заворчал, и шерсть на его загривке встала дыбом. Я поставил сумку на пол и вытащил револьвер.

Входная дверь медленно открылась. Затем я услышал, как женщина довольно громко охнула, пораженная открывшейся ей картиной. Когда я появился в дверном проеме, то увидел на другом пороге Патрицию Белман.:

На ней были те же или такие же линялые джинсы и короткая ковбойская куртка из той же материи, а под курткой красно-белая ковбойка. Окаменев от ужаса, она взирала на компактное поле боя.

- Вот и моя крошка! - сказал я, но она, словно не расслышав, продолжала завороженно глядеть на трупы. - Стоять тихо, - велел я, - лишнее движение, и количество покойников автоматически достигнет четырех.

Она не шелохнулась. Я подошел к ней и проверил, нет ли у нее оружия. Такового не оказалось - или, по крайней мере, оно было хорошо спрятано и не отличалось большими габаритами. Когда я подошел к ней, она медленно перевела глаза на мое лицо и облизала свои бледные губы.

- Вы... вы их убили, - выдавала она из себя.

- Не надо! - уязвленно отозвался я. - Сколько сил мне пришлось потратить, чтобы создать впечатление, что они поубивали друг друга.

- Вы убили их, - еще раз прошептала Патриция. - Всех. Сначала Майка Соккола, а потом и остальных. Что вы за кровожадное чудовище? - проговорила она громче, и в голосе зазвучали истерические нотки.

Я бросил на нее быстрый взгляд. Когда-то она мне даже понравилась, но это было давно. Теперь я, мягко выражаясь, несколько в ней разочаровался, а кроме того, у меня начиналась реакция на случившееся. Даже в моей профессии три покойника за минуту с небольшим - перебор. Ну, а поскольку мне нужно было не только разрядиться, но и помешать ей закатить громкую истерику, я обеими руками ухватился за этот шанс.

Переложив револьвер из правой руки в левую, я размахнулся свободной правой и залепил Патриции такую пощечину, какую только можно залепить, не сломав ни руку себе, ни челюсть ей. Она отшатнулась и чуть не споткнулась о безымянного покойника. Потом она выпрямилась, судорожно сглотнула и наконец поднесла руку к щеке.

- Ах ты, маленькая лицемерка, - крикнул я и с удивлением отметил, что голос у меня срывался. Опять-таки реакция... Я продолжал уже более резким тоном: - Сначала ты улыбалась мне и отправила прямехонько на снайпера. Когда этот номер не прошел, ты послала мне вдогонку двоих ребят. Они не скрывали свои намерения. Теперь же, дважды попытавшись отправить меня на тот свет, ты имеешь наглость заявиться сюда и хныкать, потому как твои неумехи - убийцы завалили задание и сами отправились на тот свет. Ты сама кровожадное чудовище.

Она еще раз облизала бледные губы и, не глядя на меня, сказала:

- Я не предполагала... мы не ожидали...

- Чего не ожидали? Что кому-то может не понравиться, что его хотят убить?

- Но сумма была такой большой... - Она говорила чуть слышно. - Такие деньги... Пятьдесят тысяч долларов. Мы решили, что это даже интересно... Увлекательное приключение...

Да, это совсем не тот мрачный рэкет, что прежде, усмехнулся я про себя. Теперь этим занимаются все больше для удовольствия. Потехи ради.

- Кто же обещал вам эти деньги? - спросил я. Но она словно не услышала вопроса и сказала глухо:

- Ничего себе приключение. Они все погибли. Все до одного. А ведь это моя затея. Но я и не думала...

Выражение на ее лице вдруг изменилось. Она судорожно сглотнула и с отчаянным видом обернулась к двери. Я понял ее проблему и освободил проход. Она вышла из дома, и звуки, которые я услышал, не оставили никаких сомнений насчет того, что с ней происходило. Воспользовавшись ее временной слабостью, я забрал свою сумку, коробку с рыболовными принадлежностями и спиннинг, проверил, не оставил ли я чего-нибудь, потом выключил свет, вышел и запер дверь. Когда я подошел к Пат Белман, ее по-прежнему сотрясали спазмы, но уже без особого эффекта. Я ждал, пока она очухается. Наконец она выпрямилась, нашарила в кармане "клинекс", вытерла рот и губы и повернулась ко мне.