- Ладно, пес, - сказал я, - держись. Иду на помощь.

Когда я приблизился, Хэнк оставил попытки освободиться самостоятельно и стал ждать, пока я не освобожу его. Бедняга находился в каком-то полуподвешенном состоянии. Я потянулся к новому его ошейнику, ухватил его рукой и понял, учитывая изрядный вес Хэнка, что мне не удастся его освободить, не сняв сначала ошейник. Когда я это сделал, я начал думать, как удалить проволоку, и только тогда понял, что сама по себе собака просто не могла так запутаться в поврежденном ограждении за то короткое время, что оказалась без присмотра.

Не успел я понять это, как услышал за спиной шорох, у меня в голове мелькнула догадка, что наконец-то я нашел загадочного мистера Хольца или, если угодно, он нашел меня. Тут голову пронзила жуткая боль, глаза застлала белая пелена, потом превратившаяся в красную, и наконец я погрузился в черноту.

Когда я пришел в сознание, то понял, что нахожусь в привычном окружении. Я был в своем собственном, то бишь нистромовском домике на колесах, каковой ехал с умеренной скоростью по относительно ровной дороге. Я лежал связанный по рукам и ногам, покачиваясь вместе с полом. Сохраняя неподвижность, я решил проверить обстановку и сразу обнаружил, что за поясом у меня нет револьвера, а в кармане ножа. Что ж, этого и следовало ожидать. Я лежал и думал о своей сентиментальной глупости, поскольку больше думать было не о чем, разве о том, когда перестанет болеть голова.

Я с горечью отметил, что, как бы ни старался человек быть стопроцентно бесчеловечным, ему никогда не удается добиться совершенства.

Мое ремесло научило меня быть крутым, бессердечным профессионалом. Лишь однажды, желая положить конец развязанной кровавой бойне, я взял на себя риск и отпустил того, кого вообще-то следовало бы успокоить раз и навсегда. Но во всех прочих ситуациях я убивал, не ведая жалости и снисхождения. Я не позволил соображениям сострадания или каким-то иным мотивам уговорить меня вернуться и посмотреть, что случилось с водителем машины, которую я спихнул с шоссе под откос. Самые отчаянные усилия умной и красивой женщины не смогли проделать и щелочки в моей броне недоверия. И после этого, после всего этого, мрачно напомнил я себе, даже понимая, что наступила решающая фаза моей операции, я помчался в засаду, услышав вой годовалого щенка, хотя курсант разведшколы первого года обучения понял бы, что к чему, даже во сне.

- Грант, Грант! Ты меня слышишь?

Голос был знакомый, даже чересчур. Было странно только слышать его здесь. Я открыл глаза. Как я и предполагал, я лежал в узком проходе на полу между плитой и мойкой. Голова была у двери, ноги под столиком. Либби сидела тоже со связанными руками и ногами. Шинель ее была расстегнута и сидела как-то косо. Под ней виднелся вельветовый костюм. Он был сильно смят.

Хольц, видно, решил схитрить: запихал ее связанную по рукам и ногам, чтобы составить мне компанию, покараулить меня, а заодно постараться кое-что выведать.

Я почувствовал прилив надежды. Если Хольцу от меня что-то нужно - иначе почему я тогда живой? - у меня еще есть шансы. И чем лучше я буду подыгрывать моему симпатичному товарищу по заключению, тем больше эти шансы.

- Привет, киса, - прошептал я. - Как же это я так опростоволосился!

Либби тактично промолчала, затем сказала:

- Твой пес удрал. Они пытались поймать его, но он так напугался, что не подпустил их.

- Молодец Хэнк, - кисло отозвался я. Хорошо, конечно, что хоть он удрал, но я уже проявил к нему достаточно сострадания и перевыполнил дневную норму. - А тебя они как сцапали? - спросил я Либби.

- Когда пес завыл и ты побежал к нему, я бросилась за тобой. Потом из-за дерева вышел человек, зажал мне рот одной рукой, а другой ткнул в спину пистолет. Потом он велел мне вернуться с ним на бензоколонку, заплатить за бензин и въехать на машине в гору, чтобы они могли тебя сразу в нее погрузить, не привлекая лишнего внимания. Милый, что мы теперь будем делать?

- Ты не заметила, куда мы повернули от мотеля? - спросил я, не отвечая на ее вопрос, потому как ответа у меня не было.

- Да, мне отсюда все видно. Мы едем в том же направлении, к Анкориджу.

- Так, а долго я провалялся без сознания? Вернее, давно мы едем?

- Мне, конечно, нельзя посмотреть на часы, но мы в пути всего несколько минут.

- Кто в кабине?

- Очень странная парочка. Во-первых, женщина, толстая и некрасивая, в плаще и в зеленых брюках в обтяжку. Не понимаю, почему чем толще задница, тем теснее брюки! А с ней толстый тип очень городского вида. Он даже в галошах! Что за псих!

- Будь снисходительнее, - сказал я. - Это скорее всего для отвода глаз. Кто за рулем?

- Мужчина. А женщина все время вертит головой, проверяет, не собираемся ли мы поджечь машину или выпрыгнуть на дорогу. - И в самом деле, в заднем окошке кабины появилось круглое некрасивое женское лицо, которое я видел совсем недавно. Женщина проверила, все ли в порядке, и снова уставилась вперед.

- Вот видишь? - сказала Либби. - Что я говорила?

- Говори дальше. Кто там был еще?

- Тут целый караван, милый, - сказала Либби. - Есть еще парочка, постарше, в большой машине.

- Случайно не "линкольн"? - поинтересовался я, вспомнив большой автомобиль, который попался мне на шоссе за Хейнсом. Похоже, убедившись, что я еду в нужном направлении, эта парочка отправилась на розыски фургона. Судя по событиям сегодняшнего утра, их поиски увенчались успехом.

- Да, - ответила Либби. - Они в "линкольне". А потом еще едет такой фургончик, в котором доставляют всякие товары. Там за рулем самый главный, который всем отдает приказы, его зовут мистер Вуд.

- Мистер Вуд? - как ни в чем не бывало переспросил я, пытаясь понять, живы ли ребята в фургоне и если да, то сколько еще им осталось жить. Ладно, во всяком случае, это были ребята не моей команды. - И как же выглядит этот самый мистер Вуд? - спросил я свою связанную подругу.

Да, что-то он действовал очень уж прямолинейно. То ли Хольц глуп, то ли слишком нагл. Неужели он считает, что в этой глуши нет никого, кто бы знал, что по-немецки "хольц", а по-английски "вуд" означают одно и то же - дерево.

- Довольно высокий, - сказала Либби. - Не такая каланча, как ты, но не маленький. Весит примерно столько же, потому как он шире в плечах. На нем очки в стальной оправе, а волосы черные и гладкие, как лакированная кожа. И еще маленькие идиотские усики. Только я подозреваю, что все это краска. Таких черных волос не бывает. И я сильно сомневаюсь, что его фамилия действительно Вуд. Скорее это что-то вроде Рубинского, Кубичека или Иванова. В нем есть что-то явно славянское.

Да, это был он. У нее оказался зоркий глаз - или же просто она точно повторила то, что ей было ведено сказать, дабы завоевать или сохранить мое доверие. Скорее всего именно последнее. То, что Хольц его не настоящее имя, мы и так догадывались, но вот как зовут его на самом деле, мы не знали и скорее всего никогда не узнаем. Возможно, он так давно именовал себя Гансом Хольцем, что и сам запамятовал, как же его зовут на самом деле. Они вообще имеют слабость к английским или тевтонским языкам, потому как в наши дни имена Ольга, Владимир или Иван вызывают определенные подозрения.

Тут я кстати и подумал: а какое же настоящее имя дамы, именующей себя мисс Элизабет Мередит?

- Ты его знаешь, милый? - осведомилась тем временем Либби.

Я пожал плечами.

- Может, и знаю, но под другим именем. А ты?

- Нет, но он, по-моему, страшный человек. Меня от его взгляда жуть берет. Что нам делать?

Я по-прежнему не мог придумать, что делать, да если бы и придумал, ни за что ей не сказал бы. Затем я задал вопрос, исключительно потому, что должен был его задать, проявив беспокойство о предмете, вокруг которого кипели такие страсти.

- А как насчет той штучки, что я тебе отдал?