— Где Раш? — скрестив пальцы, Пак сел рядом на корточки. Тон его звучал серьёзно; впервые за долгое время.

Насильник качался исходя слюнями, словно ему по башке заехали тяжёлым камнем:

— Я не… он… Я, он… — речь так же была нема к сознанию. — Он… шантажировал меня.

— Та-а-а-к… — кивнул Пак, вспомнив знакомые слова.

— Хотел, чтобы я для него… шпионил. Чтобы я босса предал.

“Собирает компромат, — подумал Пак. — Вооружается рычагами давления”.

— Что ещё?

— Я больше ничего не знаю…

Пак на какое-то время застыл, глядя в лицо контуженого собеседника…

— Я… тебе верю.

— Отпусти меня… Прошу.

— Что-ж… ты хорошо себя вёл. Но этим ты ту девочку не воскресишь… Я дам тебе шанс. Точно такой же шанс, который был и у неё против верзилы насильника.

Двое в противогазах вновь вцепились в него: один за плечи, другой за нетронутую руку, на которую затем была нацеплена перчатка. Она была металлической с хорошо просматриваемыми механизмами, штырями и поршнями внутри.

Устройство щёлкнуло на его руке и отпало…

Кости остались нетронутыми, однако всё что их обволакивало вскоре отлегло как кожура от банана. Страшный вопль был столь продолжительным и бесконтрольным, что Пак прождал его, а уже потом заговорил:

— Теперь правила: одна твоя рука подверглась “Тёрке”. Другая — “Обананиванию”. Ну, у тебя есть ровно полчаса, чтобы этими ручищами раскопать себе могилу. Можно не глубокую, главное, чтобы ты сам туда мог поместиться… Эй, ты меня вообще слышишь? — Далее Пак отдал Нексусам новый приказ: — Приведите его в чувства!

В шею истерзанного был введён препарат, что будто дал ему вторую жизнь: тот подскочил, потерянно осматриваясь по сторонам. Следом, с задержкой пришло яркое осознание, где он находился и что ему предстоит сделать:

— Аааааа! — жалобно простонал насильник, улицезрев свои руки-тряпки.

— Вперёд. Не теряй и секунды.

Нексус 41 вынул из нутра своей длинной дублёнки складной стульчик, раскрыл и поставил на землю. Пак присел на него скрестил ноги и откинулся назад, внимательно наблюдая…

Насильник рыскал в поисках более мягкого участка земли. Обноски из кожи и мяса, приводились в движение ветром и шагом, болезненно тормозя его и заставляя перемещаться осторожнее как по минному полю. Руки он держал перед собой, казалось, будто тот нёс дохлого осьминога с короткими щупальцами.

Участок был выбран, но стоило ему лишь коснуться грязной поверхности своими лоскутами и оголённым костями, как пронзающая боль прошла через эти конечности и столь же сильно ударила в голову. Руки сразу отдернулись, давая понять, что данная задача причинит гораздо большие страдания, чем тот представил изначально.

После второй попытки грязь уже казалась ему раскалённой магмой, которую нужно раскопать голыми руками…

— Ааааа! — выкрикнул насильник с хорошо читаемым акцентом обречённого зверя, и после он вогнал свои “щупальца” в жидкую массу.

Грязь чёрными червями вгрызалась под кожу, под мясо и начала проноситься вдоль самих костей. Она плотно вдавливалась в основания фаланг, становясь твёрдой глиной, и оставаясь там. Крики уже стали походить на мычание полоумного, но он всё продолжал грести и грести своими мягкими водорослями.

Пак внимательно смотрел на это всё — не как на театральное представление, а скорее, как учитель на ученика. Его лицо, по бледности своей не уступающее самой луне выражало серьезность, а в глазах, даже под влиянием синего света поблёскивали красные блики.

— Время! — воскликнул он, после того как взглянул на свои наручные часы. Но разъярённый копатель не останавливался. Нексусу даже пришлось оттаскивать его силой. — И так посмотрим?..

Поднявшись со стула, Пак подошел и внимательно осмотрел рукодельную яму…

— Какая досада, и половины не раскопал. Убить его! Метод “Общипывания”.

Двое в противогазах пригвоздили насильника к земле.

— Ты так упорно старался, не умереть. Так сопротивлялся… Тебе это ничего не напоминает?

Один из Нексусов тремя пальцами буквально отщипнул кусок плоти. Другой отщипнул ещё кусок и так снова и снова. Пак начал ходить вокруг и рассказывать:

— Перед тобой возникло непреодолимое препятствие, которое казалось тебе шансом на спасение! — ему пришлось повысить тон, чтобы пересилить крики. — Но у тебя изначально не было никаких шансов! Та девочка сопротивлялась, будь здоров, несмотря на отсутствие возможности тебя победить! И ты убил её, чтобы беспрепятственно заняться своим звериным делом — неосознанно, рефлекторно! Ты… грёбанный механизм, который стоит разобрать на запчасти!

Нексусы отщипывали куски плоти один за другим подобно стаи обезумевших ворон. Фрагменты были небольшими; некоторые не превышали и трёх сантиметров в диаметре, что наоборот даровало очень медленную и мучительную смерть. Его боль уже затмила тряпочные руки. Кровь сочилась из тела насильника как сжатая в руке губка. А вскоре кровожадные клювы добрались и до глаз, ушей, внутренних органов и головы.

— Достаточно, он уже давно сдох!.. — спиной остановил их Пак, уже внимательно рассматривая газету с именами. — Священник?! Да вы прикалываетесь?!

Кабинка для исповеди…

— Простите отец, ибо я согрешил… — раскаянно произнёс Пак. — Я столь грешен, что тяжело мне по миру ходить.

— Что же тебя гнетёт, сын мой? — ответил священник, смотря куда-то вверх. Сторона его кабинки была укрыта темнотой.

— Все грехи человечества собрались во мне, я всеобщий их концентрат.

— Поведай же о своих грехах сын мой, и пусть Господь даст тебе смелость.

— Во время войны, на нас испытали одну из новых бомб. Она рванула рядом с мои товарищем и снесла ему пол головы… Но он всё стоял и стоял, весь трясся, и фонтанировал борщом, при этом смотря прямо на меня, хоть и глаз давно не было, только нижний ряд зубов. Потом его язык вывалился и упал на землю, и это было так… “отдельно” как нечто уже не нужное. Не знаю, он был похож на использованный презерватив розового цвета…

— И в чём же ты считаешь себя повинным сын мой? — ответил тот спустя томление.

— Да я просто начал ржать над ним как сумасшедший.

— Каждый переживает потрясение по-своему. Твой товарищ внезапно погиб. Не многим под силу бесследно пронести это мимо своего разума и сердца.

— Вы говорите не как священник. Обычно вы считаете исповедь вторым крещением, а не сеансом психологии… Ладно, а как вам такое?.. Был один грудной ребенок, который в будущем стал бы террористом, и он унёс бы с собой жизни пятнадцати человек. Нууу… я вынул его из коляски и футбольнул с горы как мячик. И когда он коснулся крутой поверхности, то стал скатываться с неё и подскакивать как невнятно огранённый булыжник.

— Грешны все. Поэтому мы не вправе указывать на грехи других или осуждать их. Но не все способны осудить грехи внутри себя: увидеть своего внутреннего монстра, а публично исповедаться тем более, так как гордыня — самый сильный грех.

– “Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись”, да отец?.. Это сказал Шекспир. Наверное, он сам не понимал, насколько был прав… А вы неплохо сочетаете психологию с религией. Эта комбинация помогла вам добраться до Надсущинатурного Виденья. Но надолго ли вас хватит на фоне мирских испытаний?

— Мирских испытаний?.. Таких испытаний хватило в моей жизни с достатком, — священник сжал в руке трость, а его белённый, слепой взгляд обратился в воспоминания…

— Дааа… война — это лучшее испытание, которое можно только придумать. Лично я считаю религиозный люд, богомолов: слепым стадом баранов. Да, именно: “слепым” и именно: “стадом баранов”. Вы слепы отец, но ваши глаза видят куда больше, чем глаза зрячих. Перед миром чистый человек более оскверняемый: его мирской багаж не тронут. Это может опрокинуть его на самое дно, но тот, кто уже вылез оттуда не провалиться в бездну снова. Убийца, который стал праведником, куда лучше праведника, ставшего убийцей… Даже не знаю отец, за что и зацепиться?.. Раш навещал лжеца, убийцу и насильника — он явно кормится, но что ему потребовалось от вас отец?