— Может, я попробую? — встрял Полячек.

— Нет! — хором воскликнули Ши с Чалмерсом.

Доктор продолжил:

— Однако, Гарольд, нельзя не признать, что поэтическим элементом чар вы владеете блестяще. Если бы нам удалось объединить усилия, мы вполне могли бы достигнуть приемлемого результата.

— Не уверен, док,— отозвался Ши.— Попробовать-то можно, только мои заклинания в этом мире почему-то все невпопад срабатывают.

Он рассказал, как у него выросла борода и что вышло с обликом джиннов. За границами пентаграммы солнце уже скрывалось за горными вершинами. Среди удлинившихся теней лихорадочно колдовал Атлант, из-под жезла которого среди скал возник уже целый рой отвратительнейших тварей. Очевидно, он всерьез намеревался устроить самую настоящую осаду.

— Господи, ничего не понимаю,— всплеснул руками Чалмерс.— Гарольд, вы уверены, что правильно делали пассы? Хм-м... а на какой основе строился поэтический элемент?

Ши описал, как использовал переделанные отрывки из Шекспира и Суинберна.

— Ну, это уже легче! Объяснить такое нетрудно. Как и все полумусульманские миры, данный отличается чрезвычайной поэтичностью, и, когда вы привлекаете высоковдохновенные произведения, эффект вполне может в чем-то выходить за рамки обычных расчетов. По-моему, здесь кроется и выход из сложившейся ситуации. А вы не помните, случайно, несколько классических строк, связанных с движением или прогрессом?

— Может, Шелли сойдет? — предложил Ши.

— По -моему, вполне. Готовы? Тогда попробуйте сочетать ритм декламации с моими движениями.

Он принялся делать пассы, а Ши — декламировать:

Вскормлены мои кони грозою,
Вспоены гребнем бурной волны,
Лишь восток заалеет зарею —
Обретут свою резвость они.
Воспарите, сыны океана!

Эффект это произвело довольно неожиданный. Четверка коней, на которых прибыла компания из Карены, подскочила прямо в воздух, словно на пружинах, и, прежде чем кто-либо успел остановить их, вихрем налетела на коллекцию монстров Атланта. Те раскатились было по сторонам, но явно с недостаточным проворством, чтобы уберечься от ударов летящих копыт, которые давили их, словно спелые помидоры. Руджер покатился со смеху; вид у Чалмерса был малость обескураженный.

— Честно признаться...— начал было он и тут же примолк, глядя вверх.

На фоне блекнущего вечернего неба шел на посадку герцог Астольф на своем гиппогрифе.

Он обратился к Ши:

— Звал меня, старина? Надеюсь, у тебя что-то действительно важное. Заклинаньице твое с сынами океана, конечно, оторви да выбрось, но, как истый англичанин, я не устоял. А-а, все ясно: суть проблемы в нашем старом дружке Атланте!

Содержатель Каренского замка недовольно скривился из-за пределов пентаграммы:

— О благородные и могущественные владыки, нет теперь вам иного выхода, кроме как отпустить ко мне любимого моего племянника, жемчужину ислама. Ибо знайте же, что обладаю я куда большим могуществом, нежели все франкийские колдуны, вместе взятые, за исключеньем разве одного Маладжиджи, да и тот в темнице по-прежнему.

Астольф склонил голову набок.

— И впрямь,— заметил он.— А ты хочешь, чтоб тебя отпустили, Руджер?

У жемчужины ислама в очередной раз возникли какие-то трудности с дыханием.

— Нет, клянусь Аллахом! — выдавил он наконец.

Астольф повернулся к чародею:

— Давай-ка вот что сделаем, старина,— предлагаю тебе спортивное решение проблемы. По-моему, присутствующие здесь друзья сэра Гарольда очень желают превратить эту леди в настоящее человеческое существо. Давай посмотрим, у кого это лучше получится. Победитель получает все, включая Руджера.

— Аллах свидетель, какой-то это франкийский трюк! — воскликнул Атлант.

— Дело твое, старина. Ты же знаешь, я ведь запросто могу всю эту компанию на Лютике увезти.— Астольф почесал гиппо-грифа за ухом.

Волшебник воздел руки к небесам.

— До чего же надоели мне эти сыновья сатаны! — взвыл он.— Ладно, принимаю я предложенье твое!

Они с Астольфом принялись торопливо делать пассы. Герцог внезапно исчез, а вокруг пентаграммы в воздухе возник туман, который становился все гуще и гуще, пока зрители окончательно не потеряли друг друга из виду. Воздух наполнили какие-то шорохи.

Потом туман рассеялся и пропал. Флоримель исчезла из своей пентаграммы и возникла в той, что нарисовал Атлант. Тот начал:

— Смотрите же!..— но тут же примолк, поскольку Астольф появился снова — вместе с каким-то человеком, таким же высоким, как и он сам, человеком с длинной, аккуратно расчесанной седой бородой и гривой седых же волос. Одет тот был с внушающей почтение строгостью в визитку, брюки в тонкую полоску и гетры. Сверкающий цилиндр был щегольски заломлен под строго установленным этикетом углом; из петлицы выглядывала розовая гвоздика.

— Разрешите мне,— внушительно начал Астольф,— представить вам достопочтенного Амвросия Сильвестра Мерлина, си-эм-джи, си-эс-ай, ди-эм-ди, эф-си-си, эф-ар-джи-эс, эф-эс-эй и еще куча такого в этом духе.

Глубоким, напоминающим звук колокола голосом Мерлин произнес:

— Эта девушка — явно подделка вполне определенного рода, просто фокус. Сейчас я верну вам настоящую.

Из внутреннего кармана он выхватил волшебную палочку, начертил свою собственную пентаграмму и принялся колдовать. Опять сгустился туман, на сей раз переливающийся крохотными огоньками.

Минут через пять он растаял, и девушек оказалось уже две, абсолютно одинаковых во внешности, одежде и даже позе.

Мерлин спокойно сунул палочку обратно в глубины визитки и подступил к ближайшей Флоримели.

— Вот это и есть настоящая — моя. Разве нет, дорогая?

С этими словами он вежливо приподнял свой цилиндр.

— О да, добрый сэр! — Та даже взвизгнула от удовольствия.— И впрямь чувствую я, что кровь, а не снег течет в моих жилах!

Мерлин вытянул палец. На конце его возник желтый язычок пламени, ослепительно яркий в сумерках. Он взял Флоримель за руку и быстро провел по ней пламенем.

— Взгляните. Никакой иной реакции, кроме как у любой нормальной персоны.— Он задул пламя,— Ну-с, мне пора, Астольф. Извини — нумизматическая выставка в Фидиас-клубе.

— Тысяча благодарностей, старина,— отозвался Астольф.

Мерлин исчез.

— Проклятое отродье! — завопил Атлант.— Здесь, здесь стоит истинная Флоримель!

Ши заметил, что Чалмерс делает какие-то пассы. Другая Флоримель — та, что в пентаграмме Атланта,— моргнула раз или два, словно только пробуждаясь, и превратилась в девушку-крестьянку, которую Ши повстречал плачущей на обочине дороги в По. Полячек булькнул.

— Эй, Касси! — возопил он.

Девушка подняла взгляд и тут же бросилась к нему, всхлипывая:

— Ах ты, волчонок ты мой!

— По-моему, все и гак ясно,— объявил Астольф.— Пошли, Руджер.

— Нет! — взвизгнул Атлант.— Пусть волосы мои превратятся в скорпионов, если я допущу это!

— Ты же сам знаешь, что дело сделано,— отозвался герцог невозмутимо,— Этих людей твои чары уже не удержат. Законы магии, понимаешь ли: ты заключил соглашение и никакое колдовство уже не спасет тебя от его исполнения.

— Клянусь семью отпрысками сатаны, сэр герцог,— между нами не было соглашения, что я не имею права заполучить твою голову! — проскрежетал Атлант и поднял свой жезл, начиная опять что-то наколдовывать. Так же поступил и Астольф.

Ши тронул Чалмерса за плечо.

— Давайте-ка сваливать отсюда,— сказал он.— По-моему, сейчас начнется фейерверк.

Трое психологов со своими дамами повернулись к диспутантам спиной и сквозь притихшие сумерки резво устремились в сторону По. Не прошли они и полусотни шагов, как что-то оглушительно треснуло, словно пушечный выстрел, и местность озарила синяя электрическая вспышка. Один из чародеев метнул в другого молнию.

— Скорей! — поторопил Чалмерс.