С этими словами он повернулся к ним спиной и отошел от окна.

Ши обратился к Бродскому:

— Пит, ты наверняка много чего слышал о побегах из подобных мест. Какие, по-твоему, у нас шансы?

Бродский, который не спеша расхаживал по камере, разглядывая, ощупывая и простукивая, покачал головой.

— Действительно реальная хата! Просто не представляю, как можно отсюда подорвать. А если даже такое у нас и выйдет, на воле наверняка пасется целая команда цириков, у которых до дури всякого оружия.

— А что, если как-нибудь подманить Вуохинена к решетке, схватить его и задушить? — внес предложение Байярд.

— А чё толку? — отозвался Бродский.— Чё ты с этого поимеешь, кроме хорошего настроения? Ключей-то у него один хрен нету!

— И все же,— сказала Бельфеба,— поелику чародей ты у нас испытанный, Гарольд, мыслится мне, что далеко не столь мы беспомощны.

Настал ее черед подойти к окошку.

— Эй, Вуохинен! — позвала она.

— Чего надобно тебе, жаба?

— Разумею я, насколько ты на нас зол! И впрямь не проявили мы к тебе сочувствия должного, руку тебе поломавши. Но готовы мы исправить свою оплошность. Ежели поведаешь ты что-нибудь о себе, то господин мой, что с волшебством знаком не понаслышке, немедля первую помощь тебе окажет!

Ши стиснул ей руку.

— Классный ход, детка! — чуть слышно шепнул он.

Но Вуохинен тоже оказался далеко не прост.

— И обретет надо мною власть магическую? Ха-ха, рука моя и без того заживет вскоре — едва только сподоблюсь я лицезреть головы ваши на кольях острых!

В разговор встрял Ши:

— А ты крепкий парень, Вуохинен, как я погляжу!

— Таков и есть я!

— Да, сэр,— продолжал Ши,— там, откуда мы родом, тоже попадаются крепкие ребята, но куда им до тебя! Видно, дело в диете или еще в чем-нибудь. Слушай, скажи по-честному: как ты такого добился?

— Ха! — ответствовал Вуохинен.— Речами льстивыми вздумал ты обезоружить меня, дабы размяк я да на волю тебя выпустил? Ищи дураков!

— Тебе не кажется, что он тоже неплохой психолог, а, Гарольд? — заметил Байярд.

Ши вздохнул:

— Психология прекрасно сработала в мире норвежских мифов, когда меня засадили в тамошнюю кутузку!

— Похоже, вся заморочка только в том,— сказал Байярд,— что этот поганец финн. В нашем собственном мире финны — одна из упрямейших наций на земле, примерно как голландцы или баски. Видно, есть что-то общее в строении культуры. Короче, я не думаю, что ты с ним особо продвинешься... Интересно, сколько у нас еще времени в запасе?

Бельфеба сказала:

— Гарольд, любовь моя, думается мне, что выход из положенья нашего незавидного прямо на поверхности лежит, покуда вглубь мы ныряем за мелочами мелкими и за всякой чепухою главного не видим. Разве не под силу нам покинуть сей мир негостеприимный сквозь ту же дверь, в кою мы вошли,— а именно посредством логики твоей формальной?

Ши хлопнул себя по ляжке:

— В самую точку! Минуточку, хотя... Любое магическое действие в этом континууме во многом сопряжено с соответствующим музыкальным сопровождением, а лично у меня, как тебе прекрасно известно, с этим делом просто беда. Именно по этой причине я с такой завидной регулярностью получаю тут мордой об стол.

— Увы, но опасаюсь я, что и от меня не более проку будет,— сказала Бельфеба.— Голос мой хоть и не столь похож на карканье воронье, как твой,— не сочти уж за обиду, любовь моя,— но все ж далеко мне до мастеров вокала истинных! Вот ту же арфу, к примеру, сумела бы я настроить, будь у нас под руками инструмент подобный. Тимиас, что женихался со мною в Царстве Фей, успел обучить меня сему искусству.

Байярд горестно замотал головой. Бродский заметил:

— Не хочу зря подымать волну, но если мой шнобель привести в порядок...

Ши оживился:

— Минуточку! Вроде как я начинаю соображать. Ты когда-нибудь уже удалял этот свой полип, Пит?

— Не-а.

— А почему?

— Занят был... А если по-честному, просто побоялся, что ка-кой-то лепила полезет мне в харю со своими острыми железками!

Несмотря на столь откровенное признание, Ши не отставал:

— Ладно, а как посмотришь на то, чтоб удалить этот твой полип не хирургическими, а магическими средствами? Чары, по-моему, здесь нужны не ахти какие, но если мы вернем тебе голос, то сможем взяться за более сильное колдовство.

— Слышь, а это похоже на дело! Но только как ты собираешься раскочегарить все это хозяйство без музыки?

— Думаю, для пустякового заклятия хватит голоса Бельфебы и пары аккордов на арфе. А после, когда под ее аккомпанемент петь будешь уже ты, я смогу приняться за что-нибудь посерьезней. Погоди-ка, сейчас попробую.

Он вновь подступил к окну.

— Аллё, Вуохинен!

— Ну чего тебе опять надобно?

— Знаешь, что такое кантеле?

— Это и дитё малое знает!

— Отлично. Тебя не затруднит принести нам его сюда, чтобы мы скрасили себе последние минуты жизни?

— С какой это стати скрашивать мне последние минуты ваши?

Вуохинен опять демонстративно отвернулся от окошка.

Ши вздохнул.

— Никогда никому не верь — вот главный принцип этого сволочного континуума! — в сердцах воскликнул он.

— А что это за кантеле такое? — уточнил Байярд.

— Арфа в самом своем примитивном варианте. В какой-то из рун оригинального текста этот музыкальный инструмент изобрел Вяйнямёйнен, соорудив его из рыбьей челюсти, но я точно не знаю, в какой именно руне мы оказались,— вот и спросил у этого мерзавца, знает ли он, что это такое.

— Стало быть, будь у нас рыбья челюсть...

— ...То мы бы и сами сделали это чертово кантеле! И без тебя знаю. Но наши шансы разжиться рыбьей челюстью у этой упрямой деревенщины приблизительно такие же, как пробить эти бревенчатые стены лбом.

— Я в курсах, как развести этого лоха,— заявил вдруг Бродский совершенно неожиданно для всех.

— Да ну? — опешил Ши.

— В самом деле? — почти хором с ним вопросил Байярд.

— Об чем базар! — уверенно подтвердил Бродский, опять направляясь к окошку.

— Эй ты, мудила! — позвал он.— Короче, завтра вы нас замочите. Ну и хрен с вами. А как же прощальный банкет?

— Кой толк кормить вас, коли скоро не будет вам вовсе нужды в пище?

— Слышь, мы из Огайо, понял? У нас в стране, когда осужденному к вышке не дают пожрать последний раз в жизни, евонное привидение приходит к тому козлу, который его обломал, чтоб съесть его,— и тот потом всю жизнь сидит на измене!

— Брехня! — высокомерно отозвался Вуохинен, хотя от окошка не отошел и завертел головой, внимательно приглядываясь к остальным. У Ши забилось сердце. Он торжественно кивнул, подтверждая слова детектива.

— Это полная правда! — подтвердил в свою очередь Байярд.

— Эй, братан! — радостно выкликнул Бродский.— Я уже заранее приглядел твои пальчики!

— Уши и нос — вот настоящий деликатес для привидений! — возразил Ши самым что ни на есть серьезным тоном.

— Только не для меня,— тут же откликнулся Бродский.— Жареные свинячьи уши — жрачка на любителя. Мне бы сейчас рыбки!

Башка в окне незамедлительно исчезла. Ши повернулся к Бродскому.

— А ты психолог почище меня! Как это ты вычислил, чем его зацепить?

— А-а, не видывал еще такого качка, который не купился бы на примитивное фу-фу,— скромно отмахнулся Бродский.— Они так боятся всяких непоняток, что сразу поджимают хвост.

Как вскоре выяснилось, детектив, выражаясь его собственным языком, действительно «попал в жилу». Снаружи послышался топот множества ног и зазвучали приглушенные голоса. Брякнули отворенные засовы, тяжеленная дверь распахнулась, и в светлом проеме возник Вуохинен собственной персоной — в окружении целой фаланги чернобородых похъёлских вояк. В руках он держал большое деревянное блюдо.

— Поведал я Хозяйке про обычай ваш чужеземный,— объявил он, — и хоть убеждена она, что чары ее волшебные достаточно сильны для любой защиты, кое-что готова она вам подкинуть!

Швырнув блюдо на пол, он с громким топотом удалился. Ши склонился над блюдом, изучая его содержимое. Вне всякого сомнения, им действительно принесли рыбу — и более того, довольного крупного представителя семейства лососевых.