— В нем соединились мой народ и твой народ.

— Соединились?

— Если есть кто-то между нами, в ком течет и твоя, и моя кровь, значит, есть надежда на мир.

Фортунатус хотел что-то сказать, но Росвита крепко сжала рукой его запястье, заставляя соблюдать тишину, тогда как вокруг них послышался шепот среди приближенных Генриха, все были поставлены в тупик ее словами.

Зачем бы стал народ Алии искать мира, когда они больше не живут на Земле и, возможно, никогда больше не вернутся. Алия однажды появилась среди них около двадцати пяти лет назад и затем так же внезапно исчезла, только чтобы появиться сейчас, ничуть не изменившись за прошедшие годы.

Но за эти долгие годы изменения не обошли стороной Генриха. Он вынул обрывок одежды цвета ржавчины и с яростным триумфом показал его Алии. Она отпрянула, и такая тоска читалась в ее глазах, будто один лишь взгляд на этот клочок ткани причинял ей физическую боль.

— Все время я носил этот клочок одежды с собой, у сердца, как напоминание о той любви, которую я испытывал к тебе! — В этих словах Росвита услышала молодого Генри, который, придя к власти, не знал, что с ней делать, а не зрелого Генриха этих дней, такого уверенного и жесткого, никогда не теряющего над собой контроль. — Ты никогда не любила меня, не так ли?

— Нет. — Гнев, исходящий от него, натолкнулся на неприступную скалу ее холодности и самообладания, как на стены дамбы. — Я дала клятву на совете перед моим народом, что пожертвую собой ради долга, пойду на то, чтобы родить дитя, в котором течет кровь обоих народов.

Как только смысл сказанного дошел до него, он усилием воли превратил свое лицо в подобие каменной маски, полной надменного, высокомерного достоинства, больше подходящей для правителя.

— С какой целью?

— Моя цель — это союз. Ребенок, рожденный от двух народов, имеет право жить и здесь, и там. Мы надеемся, что мальчик станет тем связующим звеном между нашими народами, которое приведет их к союзу. Мы знали, что ты не поверишь нам. Вот почему я оставила его с тобой, чтобы ты и твой народ полюбили его, я думала, он станет королем после тебя, по обычаям людей. Это во многом облегчило бы нашу задачу. Но я вернулась и вижу, что он изгнанник. Почему ты не заботился о нем так, как обещал мне?

— Я вырастил нашего ребенка! — закричал Генрих, негодуя. — Никто из людей не взрастил бы сына лучше. Но он был незаконнорожденным. Его рождение дало мне право на трон и корону, но ему ничего не дало, кроме чести быть воспитанным как капитан для битв. Я сделал все, что было в моих силах, Алия. Он стал бы королем после меня, хотя все против этого. Но он отверг это, все, что я предложил ему, поставил под удар ради этой женщины. — Сейчас Генрих был очень разгневан, вспоминая непослушание своего сына.

Санглант вернулся из сада. Люди расступились, давая возможность принцу пройти сквозь толпу. Он подошел и тихо встал между королем и женщиной Аои, их сходство было настолько очевидно, что все тут же это заметили: лоб, подбородок и рост отца, высокие скулы, цвет волос и широкие плечи от матери — две природы смешались в нем в единое целое. Но у него не было нечеловеческой осанки и холодности, присущих его матери. Манерой говорить и жестами он был похож на Генриха, истинный сын своего отца.

— Лиат — правнучка великого императора Тейлефера. — Санглант не кричал, но голос его отчетливо раздавался в самых потаенных уголках зала. — Сейчас, поистине, народ моего отца, народ моей матери и род императора Тейлефера, величайшего из правителей людей, соединились в одном человеке. В моей дочери Блессинг. — Он показал на брата Хериберта, который вошел за ним следом с девочкой на руках. — Разве это не так?

Генрих едва заметным движением руки подал знак, и «орлица» вышла вперед, чтобы ответить принцу.

— Чем ты можешь доказать, что в твоем ребенке течет кровь рода Тейлефера? — спросила Хату и.

— Ты обвиняешь меня в том, что я вас обманываю, «орлица»? — мягко спросил он.

— Нет, ваше высочество, — ответила она вежливо. — Но вас могли ввести в заблуждение. Сестра Росвита уверена, что у пропавшего сына Тейлефера родилась дочь. Тогда любая женщина может заявить, что она пропавшая внучка Тейлефера.

— Но кто может пойти на такое? — Он нетерпеливо тряхнул головой. — Сказанное вами ничего не значит. Если у вас будут доказательства, то я тоже смогу подтвердить свои слова, и после этого никто не будет сомневаться в праве Блессинг.

— Сын.

Как странно прозвучал голос Алии, когда она произнесла это слово. Стоя среди них, Санглант вдруг почувствовал себя совершенно посторонним, а не любимым родственником.

— Истинная правда то, что, когда я впервые прошла через ворота этой страны, я надеялась создать ребенка с наследником Тейлефера. Но этому не суждено было случиться. То, что ты сделал… — Она лишь пожала плечами, будто показывая, что ее боги сделали что-то по своей воле, без ее ведома. — Да будет так. Я преклоняюсь перед волей Той-Которая-Создает. Пусть доказательство будет найдено и предъявлено, если люди не знают другого способа отличить правду. Но никакое доказательство не будет иметь значения для вас, если все вы умрете из-за великой катастрофы, которая надвигается.

Многие из свиты Генриха, казалось, все еще смотрели на Блессинг, малышка крутилась на руках у Хериберта, зевала, складывая трубочкой свой маленький ротик и снова засыпая.

Но Генрих внимательно слушал.

— О какой катастрофе ты говоришь? — Он пристально взглянул на нее.

— Ты прекрасно знаешь о древнем пророчестве, сделанном святой женщиной из твоего народа. Разве в нем не говорится о великом бедствии?

Вдруг заговорила Росвита, словно не желая того, но слова сами срывались с ее губ.

— «И падет на вас великое бедствие, катастрофа, подобной которой вы раньше никогда не знали. Вода будет бурлить и кипеть, а небеса плакать кровью, реки потекут вспять, вверх по холмам и горам, а ветры станут вихрями. Горы превратятся в моря, а моря обернутся горами, и дети будут в ужасе кричать, потому что земля уйдет у них из-под ног. И назовут они это время Великим Разделением».

— Ты предвещаешь беду моему королевству? — мягко спросил Генри.

— Ни в коем случае, — резко возразила Алия голосом, полным ярости. — Ты знаешь, что твои люди изгнали мой народ много веков назад, и теперь мой народ возвращается. Но чары, наведенные твоими волшебниками, обернутся против тебя втройне. Катастрофа, постигшая Землю в давние времена, ничто по сравнению с тем, что ждет тебя через пять лет, когда то, что было изгнано, возвратится на свою исходную точку.

— Как стрела, которую Лиат выпустила в небо, — мягко сказал Санглант. Казалось, он говорил сам с собой, размышляя над тем, чего никто не знал. — Выпустила в небо, но она вернулась назад на землю. Любой глупец, зная это, сделал бы так.

— Что ты хочешь сказать своей историей?! — вскричал Генрих. — Что значит то, что ты сейчас здесь, передо мной, Алия?

Алия указала на свое лицо, его бронзовый цвет и чужие черты.

— Некоторые из моих людей все еще в ярости, потому что память о нашем изгнании тяжелым грузом лежит на нас. После того как мы вернемся на Землю, они мечтают одержать верх над людьми. И лишь немногие из нас стремятся к миру. Поэтому я здесь. — Она шагнула вперед и положила руку на локоть Сангланта. — Этот ребенок — мое предложение мира, Генри.

Генрих рассмеялся.

— Как я могу верить всем этим диким пророчествам? Любая сумасшедшая может бредить и наговорить много всего о конце времен. Если это так и история правдива, то почему тогда ни один из моих усердных клириков ничего не знает? Сестра Росвита?

Его направленная на нее рука, словно копье, пригвоздила Росвиту под неумолимым взглядом короля.

— Ваше величество, — медленно проговорила она, — я была свидетелем странных событий и слышала непонятные мне истории. Я не могу быть до конца уверенной.

Наконец заговорила Теофану:

— Вы хотите сказать, сестра Росвита, что верите этой дикой истории о катастрофе? Вы тоже считаете, что легендарный народ Аои был отправлен в магическое изгнание?