— Я уповаю на ваше милосердие, милорд маркграф, — сказал он наконец, когда уже больше не мог переносить эту давящую тишину.

— Вот мы и возвращаемся к ней снова, — пробормотал Виллам. — Может быть, правда все то, что принц рассказал о ее происхождении? Разве не об императоре Тейлефере было сказано, что Господь открыл ему все тайны Вселенной? А от родителей многое переходит к детям.

— Я не понимаю вас, милорд, — произнес он. Если бы в следующем предложении Виллам упомянул имя Канси-а-лари, то западня захлопнулась бы.

— В самом деле? — спросил Виллам, удивленно глядя на него. — Разве принц Санглант не женился на женщине по имени Лиатано?

Чувство облегчения, словно сильный удар, подкосило его.

— Я не знаю ее, милорд.

Виллам криво усмехнулся.

— Если бы вы однажды ее увидели, то так легко не смогли бы забыть.

— Это она! Была ли она молода и красива, милорд, не обычной красотой, но подобно иностранке, с кожей темноватого отлива? Была ли она беременна или с новорожденным?

— Да, она. — Виллам тяжело вздохнул, рассматривая кубок с вином, и взял кусочек хлеба. — Что с ней случилось?

— Вы не знаете? Ангелы унесли ее в небеса.

— Ангелы?

— Их также называют иногда дэймонами, милорд.

— Я не знаю, как расценивать эти новости. — Произнеся это, Виллам выглядел обеспокоенным. — Кто она? Посланник Врага или Господа? Скромного она происхождения или знатного? Околдовала она принца или ее благосклонность к нему признак того, что он может стать достойным правителем?

— Милорд маркграф, — произнес слуга Гумберт настолько внезапно, что Виллам удивленно заморгал, возвращаясь из размышлений к реальности. — Королевская «орлица» просит пропустить ее. У нее для вас сообщение.

Некоторое время Виллам молчал, размышляя.

— Мне нужен будет всадник, чтобы доставить письмо моей дочери, — произнес он наконец, — человек, заслуживающий доверия, кто-нибудь из моих поместий. Наверное, Вальдхар. Его отец и дядя доблестно сражались против Редерии, его мать служит во владениях Арви. Скажите ему подготовиться, затем пришлите ко мне.

Слуга согласно кивнул.

— Нужен ли будет монах, милорд маркграф, написать письмо на пергаменте?

— Нет. Это сообщение только для моей дочери. Дайте ему охрану из трех всадников.

— Я думаю, лучше шесть, милорд маркграф, новости о набегах куманов неутешительные.

— Хорошо. — Виллам был маркграфом долгие годы и привык отдавать распоряжения так, чтобы они исполнялись быстро и правильно. — Пусть этому брату дадут еды и вина, а потом отпустите его. Лучше, если все будет сделано тихо.

— Все так и будет, милорд маркграф. — Во взгляде Гумберта смешались любопытство и презрение. — Должны ли люди молчать о том, куда принц Санглант выехал три дня назад?

— Увы, болтать — это скверная человеческая привычка. Именно поэтому такой осторожный и осмотрительный человек, как ты, Гумберт, и являешься моим управляющим.

— Да, милорд маркграф. — Гумберт махнул Захарии. Виллам не был любезен, но был справедлив.

— Брат, вам не стоит надолго задерживаться при королевском дворе. Вам тяжело придется, если люди узнают, кого вы ищете.

— Я благодарю вас за ваше гостеприимство, милорд, — произнес Захария, но Виллам уже не обращал на него внимания, поскольку двери распахнулись и вошла женщина. На ней были прекрасные одежды, поверх которых был накинут плащ, отделанный красным и скрепленный на одном плече медной брошью в форме орла.

Захария тотчас узнал ее, такое знакомое, жесткое выражение лица, ястребиный нос, и шла она, немного прихрамывая, заметно это было только потому, что он знал — так было с тех пор, как в детстве она упала с яблони.

Он поспешно отступил в тень, еще больше надвигая на лицо капюшон. Она, как истинный посол, быстрым взглядом окинула залу, отметила всех посетителей. Увидев его, она заколебалась, ломая голову над тем, кто мог там стоять в тени. Он знал ее очень хорошо, чтобы правильно истолковать выражение ее лица, оно было такое же, как и в детстве: когда она смотрела на что-то очень знакомое, но никак не могла вспомнить.

Одолеваемая любопытством и раздражением, она сжала губы и, казалось, собиралась заговорить, когда вдруг Виллам произнес:

— «Орлица», у вас для меня сообщение от короля?

— Да, маркграф Виллам, — ответила Хатуи, ее нежный голос изменился с течением времени. Она сразу обратила все свое внимание на маркграфа.

Какими разными стали не скрывающий восхищения старший брат и любящая младшая сестра. Она теперь уважаемая «орлица», всегда находящаяся рядом с королем, а он навсегда останется меченым рабом, за которым постоянно охотятся.

Захария выскочил в двери прежде, чем она снова о нем вспомнила. Он так стыдился своего положения. Он не хотел, чтобы она узнала его, чтобы увидела, в какого оборванца он превратился. Он помнил, какой гордостью светилось ее лицо много лет назад, когда он покинул их родную деревню и пошел миссионером на восток. Она никогда не должна узнать, что с ним действительно случилось. Пусть лучше думает, что он мертв.

Захария взял еду и напитки, которые ему предложили, отвязал свою козу, забросил на плечи изношенный мешок и быстро покинул королевский двор, опасаясь, что может вновь с ней столкнуться. На запад, как ему посоветовал Гумберт, по дороге к Бедербору.

Долго он шел один, терзаемый отчаянием. То, что он видел, что с ним сделали, на что он решился, разверзло огромную пропасть между ним и его семьей, которую невозможно было преодолеть. Все, что осталось у него, это тайный язык звезд, облака черной пыли и блестящих огней, серебряно-золотая лента, спиралью проходящая через небесные сферы, невообразимые красоты Вселенной, где, возможно, он мог бы потерять себя, если бы только мог понять ее тайны.

Полный решимости, он двигался на запад по следам принца.

Толстой палкой, словно мечом, Санглант казнил кусты чертополоха; один за другим падали они, целые заросли, высеченные сильными ударами.

— У вас отвратительное настроение, — заметил Хериберт. Стройный монах сидел на упавшем бревне, заканчивая выстругивать ручку посоха, на которой он вырезал башни крепости, увенчанные Кругом Единства. Позади них, скрытый в ольховой роще, капитан Фальк контролировал устройство временного лагеря среди камней древнего даррийского форта, давно превратившегося в руины.

— Король был прав. — Санглант продолжал обезглавливать чертополох. Он не мог просто сидеть без движения — только не теперь, когда был так расстроен. Он чувствовал себя столь же беспомощно, как кусты чертополоха, падавшие под его сильными ударами. — Как я могу содержать свиту, если у меня нет собственных земель?

— Супруга герцога Конрада позволила нам провести целых пять дней во дворце в Бедерборе.

— Конрад не возвращается, и при этом она не говорит нам, куда он отбыл и когда должен вернуться назад. Мы зависим от великодушия знати. Или от их страха.

— Или от их уважения к вашей репутации, мой принц, — спокойно произнес Хериберт.

Санглант поднял руку в знак протеста. Он не прекращал рубить. Кусты чертополоха казались ему хорошим противником, их было много и так легко можно было нанести им поражение.

— Но моя репутация не сможет долгое время кормить мою свиту. И мои кузены не будут всегда меня обеспечивать, ведь это навлечет на них гнев моего отца. Он может обвинить их в предоставлении крова мятежнику и вызвать их к себе для выяснения ситуации.

— Тогда его гнев только усилится, узнай он, что они прислушиваются к вашим словам. О чем вы говорите, если не о восстании, мой друг?

Услышав это, он остановился. Разбитые кусты чертополоха наклонились и застыли.

— О чем, в самом деле? — Он обернулся и взглянул на Хериберта.

— Чего вы хотите, — продолжил тот, — каковы ваши намерения? Вы знаете, что я последую за вами независимо от того, какой путь вы выберете, но мне кажется, лучше определиться, куда идти, прежде чем двигаться дальше.