Один звонок, однако, был особенный. Старательно-вежливый голос уточнил, говорит ли он со Стивеном Льюисом, а потом представился длинным названием должности, из которого можно было ухватить лишь отдельные ключевые слова: помощник министра, кабинет, департамент, протокол. Раз в три месяца, объяснил звонивший, премьер-министр устраивает у себя на Даунинг-стрит ланч для нескольких приглашенных, не из числа политиков, – для людей, чем-то отличившихся в своей области. Такие встречи носят неформальный, частный характер, и о них не оповещается широкая публика. Все сказанное там не подлежит записи. Журналистов туда зовут не часто. Форма одежды для мужчин – пиджачная пара и галстук, ничего кричащего. Туфли со стальными носками запрещены. Курить разрешается только после ланча. Гости, которые каждый раз приглашаются в количестве четырех человек, должны лично явиться за час до начала ланча в секретариат кабинета министров в Уайтхолле и сообщить о себе дежурному. Администрация полагается на их терпение и рассчитывает, что они с пониманием отнесутся к процедуре личного досмотра, который будет осуществлен двумя служащими одного пола с гостем. Фотоаппараты и звукозаписывающие приспособления подлежат конфискации и уничтожению. Предметы личного обихода – ножницы и пилочки для ногтей, стальные расчески, металлические ручки, футляры для очков и мелочь – подлежат конфискации с последующим возвратом. Гости должны представить дежурному две недавние цветные фотографии, как на паспорт, с личной подписью на обороте. Одна из них наклеивается на ламинированную карточку секретного допуска, которую нужно все время, не снимая, носить на левом лацкане пиджака. Вторая фотография предназначена для служебного пользования и не возвращается владельцу. Сам ланч проходит в непринужденной обстановке, без заранее оговоренной повестки, поэтому беседа обычно касается самых разных предметов, представляющих взаимный интерес. Однако администрация ожидает, что гости не станут касаться ряда тем, адекватным образом освещенных премьер-министром во время парламентских слушаний, а также в других речах и выступлениях по радио и телевидению: обороноспособности, безработицы, религии, частного поведения членов кабинета и точной даты следующих всеобщих выборов. Время начала ланча – час дня, время окончания – через десять минут после того, как гостям подадут кофе.
Помощник министра сделал паузу. С первых его слов Стивен стал готовить обычные извинения: книга, которую он начал писать, свежая тема, на которую он напал, и т. д. Но по мере того как событие, о котором шла речь, обставлялось все новыми и новыми ограничениями, странным образом возрастал и его интерес.
– Я так понимаю, вы меня приглашаете, – наконец произнес он.
– Не совсем. Я звоню, чтобы узнать, как вы отнесетесь к подобному приглашению, если – и я особенно подчеркиваю, – если оно будет вам сделано.
Стивен вздохнул. Из гостиной донесся громкий хохот и резкий взрыв аплодисментов. Особенно беспомощные молодой человек и девушка, помещенные в раздельные звуконепроницаемые кабинки, рассказывали аудитории об интимных причудах друг друга. Стивен, насколько позволял телефонный провод, пытался заглянуть в гостиную, но он сам всего позавчера передвинул телевизор так, что теперь не мог видеть экран.
Неуверенность Стивена не произвела впечатления на помощника министра. Он принялся объяснять, словно ребенку:
– Премьер-министр не любит получать отказ, и в мои обязанности входит удостовериться, что этого не произойдет. Приглашения присылают только тем, кто намерен их принять. Однако наш с вами разговор не должен восприниматься как приглашение. Я всего лишь хочу узнать, как вы поступите, если получите его.
– Я приду, – сказал Стивен, которому удалось увидеть из-за дверного косяка кусочек телевизионного экрана.
Молодая пара уже покинула свои кабинки. Мужчина рыдал от смеха, загораживая лицо руками, и пытался убежать со сцены. Однако ведущий крепко держал его за локоть.
– Вы хотите сказать, что вы придете, если будете приглашены.
– Верно.
– Тогда приглашение может быть, а может и не быть направлено по вашему адресу, – сказал помощник министра и повесил трубку.
Стивен поспешил в гостиную.
Как приятно было дождаться наконец середины октября, когда пришло время вновь отправляться привычной шумной дорогой в Уайтхолл, подняв воротник и выставив перед собой зонт. Воздух был резким и чистым после дождя; толпа пешеходов, особенно большая в час пик, напирала вперед энергично, целенаправленно; год, перемахнув через осень, спешил к своему завершению быстрее, чем раньше, и повсюду ощущалось предвкушение свежего начала. Стивен шагал широко, ступая по решетке водосточной канавы, когда хотел обогнать впереди идущих. После месяца, проведенного в компании телевизионных шоу и виски, каким облегчением было сознавать, что у тебя есть цель, место, где тебя ждут, клочок подлинной реальности. Показать пропуск знакомому молчаливому охраннику, неторопливо пройти мраморным холлом среди хорошо одетых, важных людей, углубиться в недра здания, ни разу не ошибившись лестницей или коридором и даже не задумавшись над этим, наконец войти в нужную комнату и переброситься парой слов с коллегами, отхлебнуть кофе из пластикового стаканчика с министерской маркировкой, который можно было приобрести в коридоре у автомата, выдававшего из того же отверстия луковый суп, – все это были маленькие радости, благодаря которым многие люди примиряются со сколь угодно скучной работой, и это было все, что мог сделать Стивен, чтобы не запеть вслух.
Сдержавшись, он сунул руку в карман и принялся бренчать ключами от квартиры. Он встретил Эмму Кэрью, которая смеялась в ответ на каждое его слово так, что ее шейные сухожилия чуть не лопались от веселья, и полковника Тэкля, который наградил Стивена мужественным рукопожатием и заговорил о том, как трудно пришлось помидорам в это засушливое лето. Гермиона Слип, с повязанным вокруг головы шелковым шарфом, еще помнившая аудиенцию Стивена у премьер-министра, зондировала почву насчет совместного обеда. Стивен встретил вопросительный взгляд Рейчел Мюррей, державшейся на другом конце комнаты, вдалеке от болтовни коллег. В конце последней сессии, незадолго до каникул, они с Рейчел обменялись телефонными номерами, но никто из них не позвонил. Теперь, в своем приподнятом настроении, Стивен пожалел об этом и решил увидеться с ней. Возле высокого окна трое профессоров в окружении еще нескольких человек затеяли громкий научный спор, не обращая внимания на остальных. Затем появился лорд Парментер в сером костюме в тонкую полоску с миниатюрной красной розой на лацкане. Как человек, неожиданно вошедший во время чужой молитвы, не предназначенной для посторонних глаз, он постоял у двери, опустив голову, покрытую блестящим загаром. После этого Парментер издал булькающий звук, призывая собравшихся к порядку.
Наступил черед формальностей, связанных с открытием заседания. Наконец Канхем громко прочистил горло и поднялся, чтобы зачитать несколько черновых набросков для заключительного отчета. В течение двадцати минут он бубнил бессвязный, несогласованный текст, пока не вмешался Парментер. Все это, сказал председатель, можно будет обсудить в дальнейшем, а сейчас пришло время ознакомиться с новыми данными; и не следует томить ожиданием приглашенных лиц. И когда подкомитет обратился к монотонным показаниям двух экспертов, Стивен наконец смог предаться блаженству упорядоченных грез.
Распад современного брака служил темой десятков книг, которые он прочитал за последние двадцать лет, фильмов, которые он уже не помнил, пустых сплетен и серьезнейших споров среди заинтересованных друзей. Стивену приходилось сидеть за стаканом виски с непосредственными участниками этого процесса, держать их за руки и выслушивать их излияния или предоставлять им комнаты в своем доме. Однажды, когда ему едва исполнилось двадцать, дело зашло так далеко, что он даже залез в дом к бывшему мужу своей возлюбленной и утащил, вернее, вернул хозяйке стиральную машину – глупейший поступок, призванный доказать его преданность. Ему доводилось просматривать длинные статьи в газетах и журналах; в них говорилось, что брак – умирающий институт, потому что число разводов неуклонно растет, или, наоборот, что брак процветает, потому что супружеские союзы сейчас заключаются чаще, чем прежде; требования людей друг к другу повысились, их надежды на совместную жизнь укрепились. Оказавшись перед лицом крушения собственного брака, Стивен вначале полагал, что после всего прочитанного и услышанного не хуже других разбирается в этом вопросе. Но вместо этого он чувствовал себя так, словно пытался заново сочинить уже написанную книгу. Почва для нее была настолько хорошо подготовлена, удобрена таким количеством мифов и клише, укреплена такой прочной традицией, что шансов увидеть собственный случай в ясном свете у него было не больше, чем у средневекового художника – поразмыслив, изобрести линейную перспективу.
