Саша уже уходил с поля боя, как взгляд его упал на гранату «Ф-1», висевшую на поясе у убитого красноармейца. «Возьму, — решил он, — здорово меня граната тогда, с бронетранспортёром, выручила». Небольшая, относительно лёгкая — это не противотанковая «РПГ-40» 1200 граммов весом. Такую ни в один карман не затолкаешь.

Всё, надо уходить. Немцы — народ аккуратный, педантичный. На поле боя быстро появятся сначала трофейные команды, которые соберут оружие и свою, немецкую, а также нашу амуницию. Одновременно с ними — похоронные команды из нестроевых солдат. У них дома этот печальный момент отработан. Своих погибших они поместят в плотные брезентовые мешки и захоронят. Всё, как положено — могила, крест деревянный с табличкой и каска на нём. Наших же павших или оставят на поле боя, или, в лучшем случае, побросают в одну общую яму и бульдозером сверху присыпят землёй.

И часа не прошагал Саша, как вышел к дороге. Конечно, не шоссе асфальтированное, укатанная гравийка. Он залёг в кустах, ожидая, когда можно будет её перебежать.

По дороге шли грузовики. Под брезентом, в кузовах — ящики. Сзади, у борта сидит солдат.

Интересно стало Александру. Если бы пехоту везли в грузовиках, тогда ещё понятно. А ящики зачем?

Он решил проследить за грузовиками. Прячась за деревья и кусты, пошёл вдоль дороги.

Вскоре навстречу пошли пустые грузовики. Стало быть, склад, где машины разгружались, недалеко. Будет обидно, если он шёл зря, и склад окажется продовольственным. Немцы склады охраняют тщательно, и рисковать головой из-за мешка сухарей или нескольких банок тушёнки не стоит. Хотя подкрепиться вовсе не помешало бы.

Километра через три он обнаружил на дороге пост из двух солдат и старшего — капрала или фельдфебеля. Саша благоразумно обошёл пост стороной. А ещё через километр интересная обнаружилась картина.

Грузовики съезжали в бывший песчаный карьер, где их разгружали солдаты. Причём, как заметил Саша, не все грузовики разгружались в одном месте.

На дне карьера высились штабеля ящиков, но стояли они довольно далеко друг от друга — метров за пятьдесят-семьдесят. Был бы у него бинокль — можно было бы рассмотреть маркировку. Во всех армиях мира на ящиках с боеприпасами первыми цифрами идёт калибр. И даже не зная языка, сразу можно понять, патроны там или снаряды. На продовольственных ящиках или ящиках с воинской амуницией идут надписи.

Чёрт, как же подобраться? Конечно, не сейчас, когда день и светло, а в карьере, превращенном в склад, куча немцев. Но вот вечером или ночью наведаться туда нужно обязательно. Всё, что он может сейчас — наблюдать. Причём наблюдение внимательное. Где у немцев посты охраны, как часто и во сколько меняются часовые, где расположено караульное помещение — да мало ли других вопросов?

Вопрос с ночным освещением отпал сразу — столбов с проводами Саша не увидел. Да и какой идиот будет включать прожектора? Только себя демаскировать и привлечь внимание противника. Так и до беды недалеко.

Правда, это на руку Саше. Темнота — не только друг молодёжи, но и союзник диверсанта. Во время службы в спецназе темнота помехой ему не была, поскольку использовались приборы и прицелы ночного видения. Но сейчас-то — сорок первый год!

Караульное помещение наверху карьера Саша распознал сразу — небольшая длинная избёнка, больше напоминающая амбар, только с оконцами. До войны в нём, скорее всего, была нарядная или маркшейдерская. А уж часовых определить было просто.

В восемнадцать часов из караульного помещения вышла новая смена — пять часовых. «Ага, — сообразил Александр, — четверо часовых и разводящий».

Саша до рези в глазах всматривался, пытаясь увидеть, где произойдёт смена. Трёх часовых он и сам приметил, а четвёртого выдала смена караула — он укрывался между деревьями искусственной посадки, и сразу разглядеть его было затруднительно.

Теперь он знал расположение часовых. «Редковато стоят, слишком большая между ними дистанция, — подумал Саша. — Наверное, склад новый, не успели определиться со схемой постов. Другой вариант — склад временный, и на несколько дней не захотели выставлять большую охрану. Хм, склад-то армейский, обычно такие устраивают на удалении пятнадцати-двадцати километров от линии фронта, за пределами дальности стрельбы из пушек. Стало быть, до фронта не так уж и далеко. В мирной обстановке такое расстояние можно за ночь пройти».

Вторую смену караула немцы провели в десять часов вечера. Стало быть, следующая смена должна быть в два часа ночи — они стоят по четыре часа. К одиннадцати часам ночи стемнело. Пора было спускаться в карьер — посмотреть, чего у них там. Если что-то важное, вполне можно завтра перейти фронт и сообщить нашим.

По дороге, что ведёт в карьер, спускаться нельзя — там наверняка солдаты, или даже пост. С места, где лежал Саша, карьер проглядывался не весь, а только дальняя от него половина. Ближнюю часть прикрывали от его взгляда почти отвесные уклоны карьера. На левой боковой стене Саша высмотрел удобное место. Похоже — промоина. Шедшие когда-то дожди размыли грунт, вода ручьями стекала в карьер, и сейчас эта промоина как нельзя лучше подходила для скрытного спуска.

Саша, как всегда перед серьёзной вылазкой, попрыгал за деревьями — не стучит ли чего в его экипировке, затем лёг на живот и пополз к промоине, время от времени приподнимаясь на четвереньки для быстроты.

Вот и промоина. Почти жёлоб треугольной формы. По краям кусты, полынь растёт.

Саша лёг в промоину на живот, и, хватаясь за неровности и ветки кустов, стал спускаться. Вроде и неглубок карьер — метров десять, а спуск занял четверть часа. Важно было не стронуть посторонний камень или произвести какой-либо другой шум. Но — обошлось.

Вот и дно. Саша встал, осмотрелся. Луну периодически закрывали тучи, но зрение уже адаптировалось к темноте. Саша лёг на живот и ползком направился к ближайшему штабелю. По пути ощупывал перед собой землю — не натянут ли провод к гроздьям пустых консервных банок. Заденешь — и загромыхают, подняв тревогу. Мины на складе никто ставить не будет, а вот такое примитивное сигнальное устройство — запросто.

До штабелей он добрался успешно. Осторожно приподнял край брезента, закрывающего ящики. Какие-то надписи чёрной краской есть, но в темноте прочитать их невозможно. Надо открыть один ящик, посмотреть.

Саша осторожно — не без труда — открыл одну защёлку, потом другую, приподнял крышку и сунул туда руку. Пальцы ощутили холодный металл. Открыв крышку, он провёл по металлу рукой. Да это же миномётная мина, и калибра приличного — не менее 120 миллиметров. Теперь стало ясно: это склад боеприпасов для артиллерии. Сразу в голове родилась бредовая идея — взорвать! Тут ведь мин и снарядов — не на одну дивизию. Понятно, что у немцев таких складов — не один и не два, но урон всё рано будет чувствительный. Только как это сделать?

Саша знал, что в любой армии на складах боеприпасов снаряды и мины хранятся отдельно от взрывателей, которые устанавливаются уже на боевых позициях артиллеристов и миномётчиков. А без взрывателя мина или снаряд — вполне безобидная железяка с толом. Ими можно хоть гвозди забивать.

Как же их взорвать? Без взрывателя не обойтись. Есть у него в кармане граната, но её запал, если выдернуть чеку, горит три — три с половиной секунды. Потом последует взрыв, от детонации взорвутся снаряды и мины в штабелях, но это — чистое самоубийство. За три секунды он даже до откоса карьерного не добежит, не говоря уже о том, что по промоине наверх забраться надо. «Думай, Саша, думай! Безвыходных ситуаций не бывает», — твердил он себе.

Невдалеке раздались размеренные шаги, заскрипел под ногами гравий, пахнуло чужим запахом — порта, дешёвого одеколона, ваксы для сапог.

Твою мать, ещё один часовой! Саша опустил брезент, залез под него — в промежуток между штабелями, и сжался в комок. Он дышал едва-едва и через раз. Сердце стучало так громко, что, казалось, его стук услышит часовой. Нет, прошёл мимо — всего в нескольких шагах.