Парень от удивления округлил глаза.

— Не слыхал я о таких войсках.

— О чём на складе услышать можно?

Иван обиделся и замолчал.

— Не дуйся. Войска, можно сказать, секретные, подчиняются Генштабу, потому ты о них и не знаешь.

— Так вас чего — в тыл к немцам с особым заданием забросили? — глаза у часового загорелись.

— Нет. Я в окружение попал, повоевать немного успел, а потом на тебя вот вышел.

— И немцев живых видели?

— Как тебя.

— А самому убивать довелось?

— А как же — даже вот этим ножом.

Часовой со страхом посмотрел на нож, воткнутый лезвием в стол.

— Так вы же им консервы открывали!

— И что с того? Одно другому не мешает. Я привык, и ты привыкнешь. Слушай, разморило меня. Я вздремну немного, а ты поохраняй — тебе не привыкать.

За прошедшие дни Саша устал, вымотался, наголодался. А сейчас поел и, почувствовав себя в безопасности, расслабился. Веки закрывались сами. Он улёгся на жёсткий топчан, на котором наверняка отдыхала караульная смена, и мгновенно провалился в сон.

Проснулся он оттого, что солнце всё так же светило в окошко караульного помещения. Рядом кто-то заскрипел табуреткой. Саша вскинулся, схватился за ножны, однако нож был воткнут в столешницу. Фу-ты, это Иван за столом сидит — аж испугал!

Рот у Ивана был до ушей.

— Здоров ты спать, Алексей Митрофанович! Сутки ведь проспал!

— А ты не загибаешь? — не поверил Саша.

Но, похоже — не врёт. Чувствовал себя Саша отлично — выспавшимся, отдохнувшим, полным сил. И снова голодным.

— Угощай, хозяин!

— Ну ты и диверсант! Только спать и есть горазд!

— Не сомневайся. Диверсант настоящий, сам потом убедишься.

— Так вы меня с собой берёте?

— Что значит «беру»? Мы этот склад своей базой сделаем — хотя бы на первое время. А что? Крыша над головой есть, печурка в углу стоит, консервов на складе полно. Чем не база? Оружие сами раздобудем — чай, руки пока не отсохли. Единственное «но» — уходить от базы далеко надо будет. Нельзя немцам вредить по соседству — вычислят быстро. Собаки у них есть, сам убедился. Еле ушёл.

У Ивана округлились глаза.

— Расскажи, Алексей Митрофанович.

— Чего ты меня по отчеству величаешь? Я не командир над тобой. Мы оба — бойцы РККА, вот и зови по-простому — Алексей.

— Хорошо. Да ты ешь! — Иван подвинул к нему сухари и открытую банку рыбных консервов.

Саша ел не спеша — всё-таки он был уже не такой голодный.

— А что сказать, Ваня. Наша часть под Рогачевым стояла. Ночью разведка немецкая в наши окопы пожаловала, а я из блиндажа оправиться вышел. Дали мне по башке и поволокли к себе — вроде «языка». Я вовремя очнулся и этим вот ножом обоих и порешил. По оврагу пошёл — думал к своим выбраться, а вышел в немецкий тыл. Немцы, видно, своих убитых разведчиков нашли, собаку по следу пустили.

Саша намеренно рассказал не всё, не упомянув эпизоды с захватом танка и обстрелом бронепоезда.

— И от собаки ушли?

— Ага! Ручей попался, так я по нему и ушёл.

— Здорово! А вообще-то вам, Алексей, умыться бы не помешало — лицо чёрное от копоти.

Иван подошёл к тумбочке, достал и протянул Саше маленькое зеркальце. Саша посмотрел в него и замер. Неужели это он? Лицо в ссадинах, в пороховой копоти от стрельбы в танке, щёки обросли изрядной щетиной. Как есть бомж!

Видно, последнее слово он вслух произнёс, потому как Иван переспросил:

— А кто такой бомж?

— У тебя где-нибудь умыться можно? — Алексей сделал вид, что не расслышал вопроса.

— Ручей рядышком. Пошли, покажу.

Саша сначала вымыл с мылом лицо и руки, а потом залез в ручей и помылся весь. Не одеваясь, держа в руках сапоги и грязное обмундирование, ввалился в караулку.

— Вань, ты говорил, что второй склад с обмундированием? Одень меня в чистое.

— Гулять так гулять, — поднялся со скамейки Иван, — идём.

Саша подобрал себе нательную рубаху, трусы, а не кальсоны; гимнастёрку, брюки-галифе и портянки новые, а то старые от грязи и пота больше на тряпки были похожи, и впервые за несколько дней почувствовал себя человеком.

— Вань, мне бы побриться теперь.

— Это мы мигом!

Иван достал из тумбочки безопасную бритву, помазок, подогрел на печке воду в жестяной кружке. Саша сбрил щетину, с удовлетворением провёл по щекам ладонью. Совсем другое дело!

— Ну что, Ваня, пройдёмся по округе?

— А склады как же?

— Ты дужки замков в проушины вставь, чтобы зверьё продсклад не разорило. Да, штык с винтовки сними — он только мешать будет.

Саша подождал, пока Иван закроет створки ворот на складах. Сам же обдумывал, куда податься. Железная дорога, по которой бронепоезд шёл, километрах в пяти-семи слева осталась. Вот туда и надо наведаться. У немцев пока вся жизнь вертится вокруг дорог — шоссейных, железных. Вперёд прут, силу чувствуют, куража ещё полно. Думают до осени Москву взять! А вот зарядят дожди, грунтовки превратятся в болота. Когда же морозы ударят да снег пойдёт, тогда для немцев совсем беда будет. У них же техники полно, которая к нашим суровым условиям не приспособлена.

Взять хотя бы моторное масло. Двигатели есть на самолётах, автомашинах, танках. На морозе масло густеет, завести двигатель — проблема. А танки и бронетранспортёры? Немцы любили располагать катки в шахматном порядке — это улучшает плавность хода. Однако после езды по грязи за ночь и грязь и катки смерзались в одно целое, делая танк неподвижным.

А шинели немецкие? Они только для осени годились, шапок же вовсе не было. По большому счёту немцы оказались не готовы к русским условиям.

Они сразу направились влево, в лес. Саша объяснил Ивану, что пойдёт первым.

— Если подниму руки — замри и стой! Опущу ладонь вниз — ложись. И ради бога, иди тихо, не наступай на ветки — их хруст в лесу далеко слышен.

Иван кивнул — понял, мол. Он шёл, приотстав от Саши на десяток шагов, но, как ни старался, всё равно шумел.

Через час пути они вышли к железной дороге и, прячась за кустами, прошли вдоль неё.

Показался маленький разъезд, на боковом пути стоял поезд.

Осторожно подобрались поближе. На платформе стояла разбитая в боях техника — видно, немцы везли её в тыл, на ремонт.

Среди побитых танков и бронетранспортёров Саша увидел две советских «тридцатьчетвёрки». Иван тоже увидел их, подполз к Саше.

— Чего это немцы наши танки везут?

— Отремонтируют, воевать на них будут.

Немцы и в самом деле не брезговали трофейной советской техникой и вооружением. Уже осенью и зимой сорок первого года советскими Т-34 были вооружены целые танковые немецкие полки. И немецкие пехотинцы использовали наши самозарядные винтовки СВТ-40 — благо в трофейных боеприпасах недостатка не было. Высоко оценивали гитлеровцы и наши артиллерийские орудия.

Немцы вообще широко использовали технику покорённых стран, например — чехословацкие танки Т-38. Устаревшие модели переделывали в самоходные артиллерийские установки, каких в Красной Армии ещё не было. А немецкая САУ «Хетцер» проявила себя очень достойно. Значительно позже у немцев появились специальные разработки САУ — вроде «Фердинанда», грозы наших КВ.

Перенимали немецкий опыт и наши — на базе трофейных немецких танков T-III они выпустили СУ-76.

На восток прошёл поезд с пушками на платформах, за ним ушёл в тыл поезд с разбитой техникой. Разъезд опустел.

— Вот что, Иван, надо наведаться на разъезд.

Рядом с путями стояло здание, в котором находились станционные службы — стрелочники, какой-то начальник.

Прячась за деревьями, они подобрались к зданию с тыла. Глухая стена, ни одного окна. Сколько человек в здании? А самое главное — сколько немцев? Оккупанты принуждали работать железнодорожников, ставя над ними начальниками своих специалистов — ну и охрану, естественно, куда же без неё?

«Вот ведь незадача, — подумал Саша, — с тыла ничего не видно, надо перебираться на другую сторону путей. Причём напрямую перебежать нельзя — заметят. Ведь на маленьком разъезде нет больше никаких зданий и местных жителей».