— Я хочу, но не могу.

— Занятно. Объяснись.

Девушка потупилась, покраснела.

— Прощай! — Саша повернулся.

— Стой. Ты тайну хранить умеешь?

— Конечно нет. Я тайны продаю всем желающим за шапку сухарей, — пошутил Саша.

— Мне не до шуток! — вспылила девушка.

Щёчки покраснели, глаза праведным гневом горят, волосы длинные, чёрные, прямые. Дьяволица, но очень даже симпатичная! Саша даже залюбовался спутницей. Не зря бородатый мужик на хуторе покусился на её честь.

— Я работница архива Смоленского обкома ВКП(б), — с вызовом в голосе продолжила она.

— Ой, у меня аж коленки затряслись. И что с того? Ваши уже сбежали давно, с барахлом и детьми. Знать, ты невысокого полёта птичка, коли пешком из города выходишь.

Девица вспылила.

— Да как ты… вы смеете?!

— Вот с женщинами всегда так. Я её от насильника спас, а может — и от смерти. Вместо человеческого спасибо слышу лишь упрёки. Как в анекдоте: «Милый, я не права, но ты бы мог извиниться».

— Да, спасибо, конечно. Я совсем забыла поблагодарить.

— Принято. Так что ты хотела сказать насчёт архива и тайны? Надеюсь — меня потом не расстреляют за то, что в тайну посвятила?

— Шуточки у тебя! Так вот, грузовик наш разбомбили. Нас двое оставалось. Старший взял чемодан с наиболее ценными документами, второй — я. Остальное сожгли с машиной. Потом немцы обстреляли, мы побежали и потеряли друг друга.

— Ты хочешь сказать, что чемодан при тебе?

— Тяжёлый он очень, я его в лесу спрятала.

— Делов-то! Сожгла бы! Ведь другие документы вы сами сожгли. Кто узнает, может, и эти сгорели?

— Никак нельзя! А вдруг старший наш, Василий Андреевич, к нашим выйдет. Он сам мне поручил чемодан доставить.

— Тогда давай закопаем его. Что с ним сделается? Погоним немца, найдёшь чемодан. Зато документы сохранишь. Сама подумай — как ты с ним через линию фронта перейдёшь? Даже налегке ещё большой вопрос — удастся ли нам живыми до своих дойти.

Девушка закусила губу, раздумывая.

— Нет, надо нести, пока можно.

— Дался тебе этот чемодан! У меня левая рука отбита, толком владеть ею не могу. За палец правой ты укусила, да и нужна мне правая, хотя бы оружие держать. Пока чемодан твой бросишь да за оружие схватишься, немцы сито из меня успеют сделать. И ради чего? Ради чемодана пожелтевших бумажек?

Саша был настроен решительно. На кой чёрт ему надрываться? Что может быть ценного в партархивах? Данные о репрессированных? О голоде 33-го года? Сжечь или закопать, дел на три копейки. Упорство девушки вызывает уважение. Ведь вот он — соблюдает верность Родине, воинскому долгу, хоть присягал России, а не Советскому Союзу. Вот и она тоже верной своему делу остаться хочет.

— Ладно, веди к чемодану.

Девушка попетляла по лесу в поисках спрятанного чемодана. Саша уже злиться начал. Известное дело — женщина в трёх соснах заблудится, левую руку с правой путает. Какой из неё поисковик, только заначки у мужа искать. Но девушка схрон с чемоданом всё-таки нашла. Спрятала ловко, под корягу, и сверху присыпала листьями и травой. Вроде не видно ничего, но это потому, что схрон свежий, листья завять не успели. Через три дня укромное местечко уже выделяться будет на фоне цветущей зелени. Опытный глаз сразу заметит.

— Тут, — показала она.

Саша разбросал листья да мусор. Хорош чемоданчик! С виду обычный, как и все они, довоенные. Уголки металлические, два замка, ручка. Однако стенки не из картона крашеного, а хорошей выделки кожи. Ручка удобная. Сделан на совесть, из добротных материалов. Саша даже немного обозлился. Для обкома даже чемодан архивный сделан по спецзаказу, как и доппайки для партверхушки. Поднял чемодан. Ого! Да в нём веса килограммов двадцать — двадцать пять! Попробуй — потопай с таким! Да оно и понятно, бумага всегда тяжёлой была. С детства помнится — портфель школьный учебниками да тетрадями набьёшь, руку оттягивает.

— Тань, давай здесь оставим! — взмолился Саша — Замаскирую я его так, что никто не найдёт, и всё.

— Нет! — твёрдо ответила девушка.

— Я уже два дня не ел ничего, рука толком не работает, как я его потащу? — взорвался Саша.

— Я еды постараюсь найти, помоги только.

— Ладно, но еда за тобой! — нехотя согласился Саша.

Был бы на её месте их старший, как его там она назвала? Василий Андреевич? Сразу бы не согласился, ни за какие коврижки. И что же ему так не везёт? Да нет, сам нарвался. Крик, видите ли женский услышал и на помощь рванул. Вот теперь тащи этот чёртов чемодан. Как говорится — ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.

Подхватив чемодан за ручку, Саша двинулся по лесу. Девушка сначала шла сзади, потом пристроилась рядом. Саша только покосился, вздохнул. Кто же по лесу, в условиях ограниченной видимости, на оккупированной земле ходит вот так, рядком, как в городе по тротуару? Враг одной очередью обоих снять сразу может. И шумновато шла — то за ветку зацепит, надломит, то за корягу запнётся.

— Ты что, тише идти не можешь? Ноги поднимай и смотри, куда ступаешь, — прошипел Саша.

Сейчас в лесу можно не только немцев встретить, но и окруженцев. Были среди них всякие люди. Одни бойцы стремились к своим выйти, но находились и другие — мародёры и грабители, отбиравшие продукты, деньги и ценности. Такие потом в банды сбивались, часто переходили на службу к врагу, в той же полиции, карательных отрядах. Не любили немцы грязной и кровавой работы, старались делать её чужими руками, тем более в добровольцах из местных и окруженцев недостатка не было. Одни служили врагу по политическим мотивам, яро ненавидя советскую власть, но таких всё же было меньшинство. Большинство же предателей служили за похлёбку, за желание и возможность покуражиться всласть, свести счёты с кем-либо из старых недругов. Да просто из желания выжить, прилепиться к сильному, что верх одерживал в войне на первых порах.

Вот на таких уродов и наткнулись к концу дня Саша с Таней. Едва вышли из чащи на большую поляну, метров шестидесяти длиной, как из-за деревьев вышли двое, явно окруженцы. Сильно грязная и местами порванная форма, обросшие бородами. Один из них вскинул винтовку и крикнул:

— Стоять! Оружие на землю!

Второй, осклабившись, направился к Саше и девушке. Взгляд его с чемодана перебегал на девушку. Сашу он явно не брал в расчёт. Шёл грамотно, держась левее первого, чтобы не перекрывать сектор обстрела. Саша бросил чемодан, рухнул на землю, схватился за автомат.

— Ложись, — крикнул он Тане.

Сам же из автомата дал очередь по идущему к ним окруженцу. Тому укрыться на поляне было просто негде, да и дистанция мала — на такой из пистолета не промахнёшься, не то что из автомата. Тут же грохнул винтовочный выстрел. Пуля попала в чемодан, за которым укрылся Саша. Сделал он это инстинктивно, всё-таки какое-никакое укрытие, бумага держит пулю не хуже бревна. Дал очередь по стрелявшему, но тот укрылся за деревьями, пальнул снова. Как не вовремя они попались! Если немцы недалеко, выстрелы услышат, вполне могут заявиться. И ещё беспокоила неизвестность. Сколько окруженцев? Он видел двоих, но это мог быть дозор. Если ещё люди есть, плохо. Даже если они разбоем решили промышлять, воинские опыт и умение пользоваться оружием не растеряли.

Стрелявший в него ополченец среагировал на Сашину стрельбу мгновенно и пулю послал точно, кабы не чемодан, лежал бы с простреленной башкой. Скорее всего их было двое. Один лежал недвижимо на поляне, второй уходить стал. Шорох, треск веток, мелькнувшая вдали, между деревьями, гимнастёрка говорили за это. Конечно, в открытую попасть не решится, винтовка против автомата в лесу явно проиграет. Может, конечно, следить издалека, исподтишка, да выстрелить в спину.

Тем не менее уходить надо.

— Ползём назад! — тихо сказал Саша.

И подхватив чемодан за ручку, пополз. С чемоданом идти неудобно, а уж ползти и вовсе. Автомат, закинутый за спину, норовил сползти, левая рука слушалась плохо.

Метров через тридцать Саша поднялся на ноги, Таня тоже.