О. Симеон Мии пишет, что в Церкви Мацуе такое расстройство, что Петр Такемото просит его поскорей побыть там, или соглашается сам прийти к нему для сообщений, если дано будет ему хоть в половину меньше того, сколько нужно на дорогу. О. Симеон по этому поводу пишет свои соображения касательно путешествия по Церквам с о. Сергием Судзуки. Я ответил, чтобы он по всем Церквам проехал вместе с о. Сергием, ибо он еще слишком не опытен путешествовать в первый раз одному; в такие же дальние Церкви, как Мацуе и Ионако, о. Симеон может отправиться и один, вернув о. Сергия в Оосака. И пусть отправится в Мацуе исправить, если можно, что напортил там Лука Кадзима. Наверное, дело денежное; Лука вошел в долги и оставил их неуплаченными. Если так, то пусть о. Симеон наперед имеет в виду, что Миссия не поможет ни копейкой, во–первых, потому, что на такие экстренные расходы нет денег; во–вторых, потому, что заплатить за Луку, значит — платить потом за всех, ибо всякий, узнав, что Лука задолжал и за него заплатили, задолжает и потребует уплаты. Пусть о. Симеон там ясно укажет, что Луке всегда аккуратно было высылаемо из Миссии его содержание (13 1/2 ен и 3 1/2 квартирных); если же он не удержался в пределах его, то — это боль самого Луки, и никого более. Миссия может иметь отношение к этому делу только то, чтобы исключить Луку из службы, если его дела хоть в каком–нибудь отношении вредят Церкви.
Иоанн Хатакеяма, из Магата, пишет, что сын его на Формозе помер; пришлют его пепел и кости; так для торжественного погребения их просит выслать в Магата хороший гробный покров и хорошие стихари, здесь–де покров и стихарь плохи. Уж слишком! Написано соболезнование в его печали по сыне и прибавлено, что и здесь покров старый, а стихарей лишних нет; пусть позаимствует, если хочет, в ближайших Церквах; и указано, где новые. Однако на Формозе, от климата, много мрет японского войска: и простого, и чиновного. Даже главнокомандующий Великий Князь Китасиракава помер, хотя это еще почему–то скрывают, объявляя в газетах лишь, что он болен. Доктор Оказаки, бывший у меня сегодня, говорил это; а он узнал от домашних Князя, в Дворце которого идет приготовление к похоронам; объявят, должно быть, когда привезут его прах с Формозы.
Сегодня кончили Евангелие от Марка и принялись за перевод Евангелия от Луки.
Расчетный день показывает, что цены на все постепенно возвышаются, а бедные мои катихизаторы все на том же скудном содержании — 8–12 ен, и 8 иногда при большом семействе. Боже мой, как мне жаль их! А чем помочь? Только местные христиане могут помочь им, а они и знать не хотят об этом, сваливая все на Русскую Церковь.
20 октября/1 ноября 1895. Пятница.
От священников — бедные отчеты: почти нигде нет крещений. О. Петр Кавано жалуется на Исайю Мидзусима, что в Оита, и пишет, что христиане оттуда просят убрать его, ибо–де горд, ленив, да и сам смотрит в лес — старается будто бы поступить на гражданскую службу; впрочем, христиане официального прошения о. Петру еще не подавали. А Мидзусима в то же время пишет, что у него слушает учение ныне один очень серьезный ученый чиновник; прекратил было по случаю вмешательства России, но ныне опять слушает; есть и еще хорошие слушатели. О. Петр в своем письме упоминает, что Мидзусима только хвастает, что у него есть слушатели, на самом же деле нет; будучи в Оита, о. Петр потребовал, чтобы Мидзусима познакомил его с своими слушателями; Мидзусима сводил его домов в пять, и нигде не видали хозяина — в отлучке–де; жены же, видно, что поверхностно знакомы с Мидзусима, и если которые слушали учение, то раз–два — не больше. Словом, видно, что Мидзусима и о. Петр совсем разладили друг с другом; первый, должно быть, презирает последнего за малоученость сравнительно с ним, чем подливает масло в огонь. А Мидзусима действительно порядочный в японском смысле ученый и владеющий кистью; потерять его для службы Церкви было бы жаль. И потому ему пошлется частное письмо с зовом сюда и с прибавкою 4 ены частно, если он будет здесь, кроме проповеди в городе, писать в наши журналы.
21 октября/2 ноября 1895. Суббота.
О. Феодор Мидзуно написал в селение, откуда в прошлое воскресенье просили проповедника, что он четвертого числа придет к ним. И на это письмо сегодня оттуда пришел один из бывших тогда просить, чтобы не приходил, — еще, мол, не готовы принять. Знать, там только зря болтали, что желают проповеди.
Моисей Хамано и Стефан Оогое посажены в тюрьму за обман. Первый — известный богач, член Парламента, взявшийся за отливку труб для водопроводов; второй — бывший катихизатор, потом редактор «Сейкёо Симпо», промотавший собранные им, по доверию от христиан, пожертвования их на постройку Собора, служивший в последнее время главным приказчиком у Хамано. Обман состоял в том, что трубы, отмеченные городского комиссиею как годные, они, стерши отметки, представляли за вновь отлитые. Моисей Хамано — один из самых бойких деловых людей; из голого бедняка поднялся до заметного в Токио богача; Стефан Оогое — один из самых умных и расторопных людей. И вот такие–то наши христиане, по–мирскому — вершкй из них, отцветают и падают, оставляя общество наших христиан еще беднее и голее. И не один это пример, а уж несколько было. Кто виноват? Недостаток ли научения? Но Оогое на память знает все христианское учение. А Илья Чёого, долгие годы живший со мной, слышавший и видавший все — ему ли мало научения? И он на днях — расфранченный и растолстевший — «не виноват ни в чем», тогда как на всю Японию уже опозорил свое имя неудачною попыткою ограбить бедных военно–рабочих, которых поставлял в Китайскую войну, каждого на 12 ен.
Устинов, наш консул в Хакодате, просит дать ему миссийский дом на зиму для помещения канцелярий и мебели при его отъезде сюда. Отвечено: внизу дом нужен для христиан; верхний этаж может занять, если священник не найдет к тому препятствий. Написано и священнику о. Петру о сем.
Болезнь горла помешала сегодня отправиться в Посольство по молебен по случаю Восшествия на престол. Та же болезнь сегодня не пустила на всенощную, а завтра не даст служить, хотя завтра приходится и рождение японского Императора. Помолчать полтора дня, авось лучше станет.
22 октября/3 ноября 1895. Воскресенье.
Я целый день не выглядывал из комнаты и не произнес громкого слова, лекарства пил и полоскал горло усердно, тем не менее кашель неукротимый; должно быть, от дурной погоды. Целый день шел дождь, что для японского национального праздника было совсем неудобно; даже и флагов нельзя было повесить у ворот. Служили литургию и молебен четыре священника с о. Павлом Сато во главе. Облачение было праздничное, что недавно из Петербурга получено.
Отослал в подарок профессору Кёберу бутылку наливки, что от о. Демкина, с запиской, что завтра не могу принять немецкого пастора, который хочет быть здесь и видеть Миссию, также, что не могу завтра сопровождать Кёбера на урок фортепьяно в нашу Женскую школу (для перевода его наставлений).
Пришло на мысль предложить Поляновскому поступить в духовное звание, пройти курс духовной академии и сделаться здесь миссионером. В следующее свиданье с ним поговорю. Мысль заманчивая. Сколько лет я молюсь Господу, чтобы послал сюда человека, и его нет. Но он должен быть.
23 октября/4 ноября 1895. Понедельник.
О. Борис Ямамура пишет, что Павел Нагано по семейным обстоятельствам уволил себя от службы Церкви. Воспитанник Семинарии служил сначала хорошо, в последнее время опустился. Господь с ним!
И другой катихизатор ныне уволился: Антоний Ямааки, воспитанник Катихизаторской школы, человек болезненный, но благочестивый. Старший брат, военный офицер, язычник, потянул его учиться медицине. Этого больше жаль.
О. Петр Кано извещает о нескольких крещениях по своему приходу. Многие христиане также исповедались и приобщились во время его объезда. Пишет, что Андрей Ина обленился; жаль; ревностный был проповедник, должно быть, оттого, что на родине ныне служит.
