Меня это заставило задуматься. Я вернулся сюда, в гостиницу, поднял кое-какие архивы. И обнаружил, что некто шейх Исмаил — вы должны его помнить, он как-то раз ускользнул от нас в Лондоне — мирно проживает в оазисе Кхарга. Но интересно другое. Я сильно подозреваю, что сей почтеннейший джентльмен — а ему, надо сказать, уже основательно за восемьдесят — не кто иной, как сегодняшний носитель титула Шейх аль-Джавал, или, иначе говоря, руководитель секты убийц-хасинсинов.

— Старый знакомый! — взволнованно воскликнул Веймаут.

— Точно. И к тому же бывший соучастник доктора Фу Манчи. Короче, отдохнув несколько часов, я рванул в Эсну, и, должен признаться, не без пользы.

— В Эсну? — удивился я. — Почему в Эсну?

— Потому, что именно там начинается старая караванная тропа, ведущая к оазису. И еще потому, что Эсна лежит вверх по течению. Но я был почти уверен, что, пока я, хотя и не без пользы, проводил время в Эсне, Фа Ло Ше и ее компания, забравшись в шахту Лафлера, закончили работу, начатую Бартоном. Чем именно они занимались, осталось неизвестным мне, так как Саида я взял с собой. Однако перед рассветом я вернулся и сразу направился к лагерю — взглянуть, нет ли чего новенького. Казалось, все было спокойно. Я пробрался по склону холма и оказался как раз над хижиной, в которой лежало тело сэра Лайонела. И только как следует устроился, прямо подо мной раздался тихий, завывающий крик. В палатках его, наверное, и слышно не было. Я сразу понял, что это такое. Господи, мне ли этого не знать!

— Сигнал дакойтов!

— Да, этой секты безумцев, над которыми Фу Манчи имел таинственную власть. Я упал на землю, осторожно подполз к краю обрыва и выглянул. Внизу — ни малейшего движения; темно и тихо. Однако я продолжал наблюдать и вскоре увидел нечто совершенно удивительное. Дверь в хижину открылась! Наверное, я меньше удивился бы, если бы предо мной разверзлась могила. Оттуда вышел коренастый темнокожий человек в одной набедренной повязке, согнувшись, как перегруженный носильщик. И было от чего — на плечах он тащил тело сэра Лайонела, закутанное в серое одеяло. Выйдя, он опустил ношу на землю, запер дверь, снова взгромоздил на плечи свой груз и двинулся вверх по склону. Хотел бы я знать, где он достал ключ и как проник в хижину?

— Ну, с этой тайной Веймаут уже справился, — прервал его доктор Петри. — В хижину он проскользнул, когда сэра Лайонела туда только несли: дверь тогда была открыта. А ключ взял из связки, которую Бартон всегда носил с собой.

Найланд Смит дернул себя за мочку левого уха — я уже успел отметить, что он всегда так делал, когда нервничал, — и повернулся к Веймауту.

— Примите поздравления! Как вы додумались?

— Наткнулся на остатки бетеля. Наш приятель любит его жевать.

— Блестяще! Что значит старая школа! Плюс ваш опыт, конечно. Но вы, надеюсь, обратили внимание на совершенно потрясающую вещь? Этот парень проторчал на своем посту битых двадцать часов без крошки пищи, без капли воды — только на одном бетеле! Даже если у него воловья выносливость (а у меня была возможность в этом убедиться), все равно остается только удивляться. Короче, я последовал за ним. За маленькой хижиной — знаете, Гревилль, где проходит крутая тропинка, ведущая к плато, там еще начинается что-то вроде оврага, — мой дакойт выбрал местечко потемнее и остановился. Надо сказать, что я, наблюдая за ним, лихорадочно прокручивал в голове возможные варианты своих действий и не знал, на котором остановиться. Бартон, если и не был мертв, явно находился без сознания. Какой смысл его похищать? Даже если они знали, что Гревилль помчался в Каир за Петри…

— Они знали, — перебил я. — За мной следили всю дорогу.

— Даже так? В общем, я подумал, что правильнее будет довериться мнению самого Бартона, уверявшего в записке, что он жив. Значит, кому-то он нужен был живым. Поэтому я решил, что не стану поднимать тревогу и будоражить лагерь, хотя первое желание было именно таким. И вообще ни в коем случае не стану вмешиваться без крайней нужды, а просто прослежу за дакойтом и посмотрю, куда он доставит тело. Я тоже нашел местечко потемнее и только успел там укрыться, как еще один тихий крик привлек мое внимание к тому месту, где тропа исчезает в ущелье, чтобы снова появиться на вершине холма.

Я увидел второго дакойта, спускавшегося очень быстро, хотя и почти бесшумно. Потом между ними состоялся какой-то негромкий разговор, они подняли тело сэра Лайонела и уже вдвоем потащили его вверх. Я выждал секунд двадцать и, благодаря Бога за то, что сообразил надеть обувь на мягкой подошве, бесшумно бросился за ними. Добрался до вершины и выглянул. Они шли по плато на запад.

Естественно, я уже успел ознакомиться с местностью, окружающей раскопки сэра Лайонела, и потому мне не составило труда догадаться, куда они его несут. К шахте Лафлера!

Когда наконец я рискнул приблизиться ко входу в шахту, дакойты успели уйти далеко вперед — лишь где-то глубоко внизу я видел перемещающийся свет фонаря. Я улегся на землю и снова принялся ломать голову: что делать дальше? На секунду меня посетило страшное подозрение, что они хотят похоронить его живым, и я совсем уже собрался броситься в лагерь за помощью. Однако, поразмыслив, сообразил, что опасаюсь напрасно. Раз уж сэр Лайонел был жив — значит, кому-то понадобились его знания.

О топографии шахты Лафлера я не имел ни малейшего представления. Из того немногого, что мне удалось припомнить, выходило, что она была заброшена, когда исследователи успели пройти в глубь плато не больше сорока футов, следовательно, должна была заканчиваться тупиком.

Довольно долго я ждал. Потом подумал, что стоит рискнуть и спуститься хотя бы до первого поворота. Было душно и тихо — очень тихо. Свет в глубине шахты исчез; до меня не доносилось ни звука. Я ничего не мог понять. Куда они подевались, черт возьми?

Понимая, что рискую головой, я включил фонарик и увидел пробитый в каменистой почве тоннель, заканчивающийся поворотом. Оставив сомнения, я углубился в него. Время от времени, впрочем, я останавливался, чтобы прислушаться. Но совершенно безрезультатно. Я знал, что по форме шахта Лафлера напоминает перекошенную букву Z. Наконец я добрался до глубокого шурфа. Включив на секунду фонарик, я обнаружил, что лестница сохранилась. И снова замер, погрузившись в темноту и напряженно вслушиваясь. По-прежнему ничего не было слышно.

Подсвечивая время от времени фонарем, я начал спускаться вниз. Спуск оказался недолог. Из скудной информации, которой я обладал, следовало, что тут шахта заканчивалась. Но она была пуста!

Куда же подевались дакойты?

По опыту я знал, что эти жилистые бирманцы, хотя и малорослы, но сильны, как гориллы, и ни для одного из них не составит труда стащить вниз по лестнице даже такого дородного джентльмена, как сэр Лайонел Бартон.

Но что с ними сталось потом? Не испарились же они, в конце концов?

Внимательно обследовав колодец, я обнаружил в одной его стене неправильной формы отверстие. На ощупь я прополз сквозь него и оказался в уходящем вниз тоннеле, видимо, параллельном последнему колену шахты Лафлера, но прорубленном в твердой скале, причем, судя по всему, совсем недавно.

Где-то далеко внизу мелькнул слабый отблеск. Я опять замер. Голоса… потом дикий грохот.

Крадучись передвигаясь по тоннелю, я неожиданно уперся еще в одну лестницу и, посмотрев вверх, увидел звезды. Это были раскопки Бартона! До меня кое-что начало доходить. Ползком я добрался до последнего поворота и, почти не дыша, осторожно выглянул.

Там горело несколько фонарей. И в их свете я увидел, как целая группа каких-то полуголых людей лихорадочно пробивает стену. Но еще больше меня поразило то, что командовала ими женщина! Я услышал ее голос — незабываемый, похожий на звон колокольчика…

— Мадам Ингомар! — вскричал я, не в силах больше сдерживаться.

— Да, Фа Ло Ше. Она задавала вопросы Бартону — он лежал в проходе… и Бартон отвечал ей!