Наконец Магдалена добралась до своего любимого места – небольшой бухточки, скрытой от посторонних глаз обступающими ее ивами. Она перебралась через гигантский пересохший корень и скинула с себя всю одежду. Затем тщательно выстирала юбку, передник и корсаж, оттерев их о мокрую острую гальку, и в завершение разложила все на прогретый солнцем булыжник сушиться. После чего залезла в воду, и прохладное течение приятно защекотало кожу. Ноги погрузились в илистое дно, девушка зашла поглубже и нырнула. Здесь, в промытой с незапамятных времен бухте, течение было не таким сильным. Магдалена купалась и старалась не подплывать слишком близко к водоворотам на середине реки. Вода смыла всю грязь и зловонье, и уже через несколько минут она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Душный город казался теперь очень и очень далеким.

Дочь палача поплыла обратно к берегу – и обнаружила, что вся ее одежда пропала.

Магдалена растерянно огляделась по сторонам. Она оставила мокрые вещи там, на камне. Теперь на том месте лишь медленно испарялось мокрое пятно.

Быть может, кто-то за ней подсматривал?

Магдалена обыскала берег, но одежду нигде не нашла. Она попыталась успокоиться: наверняка это дети решили над ней подшутить, вот и всё. Девушка уселась на корень, чтобы обсохнуть под солнцем, запрокинула голову и стала ждать с закрытыми глазами, когда сорванцы выдадут себя смехом.

Внезапно за спиной послышался шорох.

Магдалена даже вскочить не успела – кто-то обхватил ее за шею жилистой волосатой рукой и накрыл ладонью рот. Девушка попыталась крикнуть, но не смогла издать ни звука.

– Даже не думай! Иначе зацелую тебя, так что шея вся в засосах будет, и отец тебе по заднице надает.

Несмотря на прижатую ко рту ладонь, Магдалена невольно прыснула.

– Симон! Господи, ну и напугал же ты меня! Я-то решила, какой-нибудь разбойник или насильник…

Симон Фронвизер мягко поцеловал ее в шею.

– Как знать, может, я и есть один из таких… – Он заговорщицки подмигнул ей.

– Ты легкомысленный коротышка-лекарь, вот и всё. Скорее я сверну тебе шею, и ты меня даже поцарапать не успеешь. Черт его знает, за что я тебя так люблю…

Она вывернулась из его хватки и набросилась на Симона. Прижавшись друг к другу, они покатились по мокрой гальке. Борьба длилась недолго, и вскоре Магдалена обхватила Симона бедрами и придавила к земле. Жилистый лекарь был узок в плечах и богатырской мускулатурой не отличался. С его ростом ровно в пять футов Магдалена относила его к числу самых низкорослых мужчин, каких только видела. Изящное лицо Симона украшала аккуратно подстриженная черная бородка; в ясном взгляде подвижных глаз, казалось, ни на секунду не угасал насмешливый блеск. Чуть сальные волосы по последней моде доходили до плеч. Лекарь тщательно ухаживал за своей внешностью и тем самым привлекал внимание не только дочери палача.

– Все… сдаюсь, – просипел Симон.

– Ну уж нет! Сначала поклянись, что не завел кого-нибудь на стороне!

Лекарь устало помотал головой.

– Никого… клянусь.

Магдалена щелкнула его по носу и улеглась рядом с ним. Она до сих пор не простила ему окончательно похождения с рыжей торговкой почти два года назад, хотя Симон уже раз десять клялся ей, что между ними ничего не было. Но сегодняшний день был слишком хорош, чтобы тратить его на споры. Они вместе смотрели, как над головами тихо покачивались на ветру ветки ивы; долго молчали и вслушивались в шорох листьев. Через некоторое время Магдалена все же заговорила:

– Отец там, наверное, задержится.

Лекарь кивнул и проследил, как две утки, подняв тучи брызг, взлетели с воды. Магдалена уже рассказывала ему о том, что ее отец уехал к больной сестре.

– А что, собственно, сказал на этот счет Лехнер? – спросил наконец Симон. – Он все-таки судебный секретарь и, думаю, мог бы спокойно запретить твоему отцу уезжать из города. Тем более летом, когда помои воняют на весь Лех.

Магдалена рассмеялась.

– А что ему делать? Отец просто взял и уехал. Лехнер страшно ругался и обещал повесить отца, когда тот вернется. До него потом только дошло, что палачу самого себя вешать не с руки… – Она вздохнула. – Немалый штраф, наверное, придется заплатить. И пока отец не приехал, нам с матерью приходится вкалывать не разгибаясь.

Она вдруг мечтательно закрыла глаза.

– А этот Регенсбург, он вообще далеко отсюда?

– Очень далеко. – Симон ухмыльнулся и игриво погладил ее по животу. Магдалена до сих пор так и не оделась, и на загорелой коже поблескивали под солнечными лучами капельки воды. – Во всяком случае, достаточно далеко, чтобы твой отец какое-то время не досаждал нам своими выговорами, – добавил он и довольно зевнул.

Магдалена резко вскочила.

– Ну да, как же, а твой старик нас будто не травит. К тому же у отца были серьезные основания для поездки. Так что прекрати ухмыляться, как идиот.

Девушка вспомнила о письме из Регенсбурга, которое так огорчило отца. Она, конечно, знала, что там у него была младшая сестра, но даже предположить не могла, что они и после стольких лет были так близки. Магдалене исполнилось два года, когда тетя, спасаясь от чумы, а также от каждодневных нападок и колкостей, сбежала с каким-то цирюльником в Регенсбург. Дочь палача не переставала дивиться подобной смелости.

Она молча запустила в реку камешек, тот подскочил несколько раз, прежде чем его проглотило течение, и проговорила – больше для себя самой, нежели для Симона:

– Уж не знаю, кто в эти недели будет улицы убирать. Если совет полагает, что это буду я, то они там здорово просчитались. Я лучше до конца лета в яме просижу.

Симон хлопнул в ладоши.

– Отличная идея! Или мы просто останемся в этой бухте!

Он принялся осыпать ее поцелуями. Магдалена начала вырываться, хоть и не так решительно.

– Симон, прекрати. Если нас кто-нибудь увидит…

– Да кто нас увидит? – Лекарь провел рукой по ее черным мокрым волосам. – Разве только деревья научатся ябедничать.

Магдалена засмеялась. Из этих вот редких мгновений, проведенных возле реки или в каком-нибудь сарае, и состояла вся их любовь. Они до сих пор мечтали пожениться, но строгие законы города этого не допускали. Вот уже несколько лет молодые люди довольствовались отношениями, напоминавшими скорее бесконечные игры в прятки. Как дочери палача, Магдалене запрещалось вступать в связь с представителями более высоких сословий. Палачи, как и могильщики, цирюльники или шуты, считались неприкасаемыми. Поэтому о свадьбе с лекарем даже речи идти не могло. Хотя это Симона не останавливало, и он продолжал встречаться с ней в сараях или на полянах где-нибудь в окрестностях. Позапрошлой весной они даже совершили вместе паломничество в Альтеттинг. То был один-единственный случай, когда они могли посвятить друг другу все свое время. На рынках и в трактирах Шонгау похождения лекаря и дочери палача давно уже стали излюбленной темой для разговоров. К тому же отец Симона, старый Бонифаций Фронвизер, все более настойчиво принуждал сына жениться наконец на какой-нибудь молодой горожанке. Если Симон и впредь хотел работать городским лекарем, это было, в общем-то, неизбежно. Но юноша все отмахивался от отца и продолжал тайком встречаться с Магдаленой.

– Быть может, нам тоже следует сбежать в Регенсбург, – прошептал он между поцелуями. – Город вдохнет в нас новые силы. Там мы сможем начать новую жизнь…

– Ну тебя, Симон! – Магдалена отстранилась от лекаря. – Долго ты меня еще такими обещаниями кормить будешь? Но что со мной станет? Я неприкасаемая, не забывай этого. В итоге мне все равно придется вычищать помои все равно где.

– Но там же тебя никто не знает!

Магдалена пожала плечами.

– И что же я там буду делать? В городах и без меня полно безработных, и…

Симон прижал палец к ее губам.

– Не говори ничего. Хотя бы сейчас не будем об этом думать.

Он закрыл глаза, склонился над ней и снова начал осыпать поцелуями.

– Симон… не надо… – прошептала Магдалена, однако сопротивление ее уже было сломлено.