– Вот как? А мне казалось, что в свои четыре года монсеньор дофин слишком юн, чтобы просить моей руки.

Конде и секунды не потребовалось, чтобы вспыхнуть от гнева и перейти на крик.

– Дофин?! Да вы окончательно лишились разума, дочь моя! В вашем возрасте вы могли быть ему матерью! Чудная была бы пара, право слово! Черт возьми! Мне кажется, желание надеть на себя корону стало манией в этом семействе!

Возмущенный голос Конде гремел, как гром, и тогда его супруга, желая утихомирить бурю, мужественно вступила в битву.

– Мне кажется, – начала она, улыбаясь своей неотразимой улыбкой, – что вам не стоит огорчаться из-за милой шутки, вызванной не чем иным, как гордостью быть вашей дочерью. Лучше скажите нам скорее, кто стал претендентом, сумевшим привлечь ваше внимание.

В следующую секунду любезный принц обрушил свое недовольство на жену.

– С какой вдруг стати вы разыгрываете полное неведение, мадам? Вы прекрасно знаете, о ком идет речь, потому что я поделился с вами своими планами! Так что извольте сообщить сами, кто стал женихом нашей трещотки!

– Разумеется, я предпочла, чтобы наша дочь узнала об этом из уст отца, но если вы настаиваете… Так вот, это герцог де Лонгвиль, который, как вы знаете, принц крови и…

– Никогда! Чтобы я вышла замуж за этого старикашку?!

– Очень любезно с вашей стороны! – снова загромыхал Конде. – «Этот старикашка» на шесть или семь лет моложе меня!

Анна-Женевьева не могла удержаться и рассмеялась:

– Я прекрасно знаю, что все маленькие девочки на вопрос, за кого бы они вышли замуж, отвечают: за папочку! Но только когда они совсем маленькие. Ко мне это уже не относится!

– Это уж точно! – продолжал гневаться любящий родитель. – Еще несколько лет, и вы наденете покрывало святой Екатерины и останетесь старой девой!

Не желая слушать, что еще ожидает ее в будущем, Анна-Женевьева поднялась, сделала реверанс и сказала:

– С вашего разрешения, господин принц, я удалюсь к себе. Мне надо подумать. Но сколько бы я ни думала, мой ответ будет «нет»!

– У вас нет такой возможности! Вы целиком и полностью подчиняетесь моей воле, и вы это знаете!

Но Анна-Женевьева уже покинула столовую, и принц обрушил все свое недовольство на жену.

– Вот к чему ведут ваши беседы с «возвышенными умами», всякие Страны Нежности и прочие глупости! Не хватало, чтобы она была влюблена в кого-то из этих болтунов!

– Я говорила вам, и не раз, что наша дочь никогда не забывает, какого она высокого происхождения. И если бы она была влюблена, о чем мне неизвестно, то это был бы человек, достойный ее восхищения.

– Лонгвиль не трус, он отличный солдат и прекрасный военачальник. В его жилах течет кровь Орлеанов, которые возвысились до трона в лице Людовика XII. Он баснословно богат, что позволит его супруге вести роскошный образ жизни. Ваша дочь не может быть равнодушной к роскоши.

Разговор на этом закончился в тот вечер, но стал началом нескончаемых боев. Анна-Женевьева отбивалась всеми возможными способами и доводами. Она ссылалась на плохое здоровье герцога, на что ей отвечали, что тем раньше она останется вдовой; на его связь с герцогиней де Монбазон, с которой герцог не желал расстаться, несмотря на то, что красавица была еще в связи и с де Бофором, в которого была страстно влюблена; на крайне неудобное присутствие в доме падчерицы… И услышала в ответ, что Мария Орлеанская – милейшая девушка в мире и она, конечно же, будет с ней в наилучших отношениях…

Само собой разумеется, Анна-Женевьева никогда не упоминала о своих собственных чувствах, но что, кроме чувств, могло иметь для нее значение? Она была влюблена в Мориса де Колиньи (старшего сына маршала – герцога де Шатильона), который питал к ней самую искреннюю страсть. Однако их разделяла очень серьезная преграда – религия. Потомки адмирала де Колиньи, убитого в Варфоломеевскую ночь, были протестантами, как когда-то и де Конде, которых Генрих IV заставил перейти в католичество. Сражений по поводу этого брака было бы не меньше, чем сейчас, хотя ради своей любви будущий герцог готов был стать католиком.

Но было и еще одно препятствие для брака с Морисом – гордыня Анны-Женевьевы. И непреодолимым было именно это препятствие. Анна-Женевьева ни за что на свете не желала потерять свой ранг принцессы королевской крови и испросила у короля грамоту, которая подтверждала бы, что она по рождению выше, чем герцог де Лонгвиль.

И она ее получила!

Второго июня 1642 года Генрих Орлеанский, герцог де Лонгвиль взял в жены Анну-Женевьеву де Бурбон-Конде, отпраздновав необычайной пышности свадьбу.

Праздник, который запомнили на долгие годы, состоялся в великолепном дворце Куломье – самом прекрасном, вне всякого сомнения, до того, как были построены Во-ле-Виконт и Версаль. Украшали его своим присутствием представители самых знатных фамилий Франции и ее самые прославленные поэты, иными словами, лучшая половина салона де Рамбуйе. Жаль только, что не было тех, кто воевал на севере и на юге! Сама Анна Австрийская с дофином почтили эту свадьбу своим присутствием. Но на свадьбе не было ни Людовика XIII, ни кардинала. Не было и герцога Энгиенского, который был отправлен в Дижон председательствовать на заседании Бургундского парламента, а затем последовать за кардиналом Ришелье.

Отсутствие столь важных особ на свадьбе дало пищу всевозможным толкам. Общее мнение было единодушным: с этим событием можно было бы и повременить, дождавшись осени, когда военные действия заканчиваются.

Свадьба была роскошной, но невеселой. Все, разумеется, смотрели на невесту, она была «прекраснее ангела», но в ее улыбке, редко освещавшей лицо, таилось нечто похожее на вызов, граничащий с презрением. Зато отец невесты был совершенно счастлив и сиял от гордости и довольства, чего нельзя было сказать о многочисленных поклонниках Анны-Женевьевы. Они были в печали и даже в гневе. Поэт Жак Саразен выразил всеобщее чувство:

Вряд ли стоит упоминать, что новоиспеченный муж не был удостоен чести ознакомиться с поэтическим шедевром, что шедевр этот ни в малой степени не утешил безутешных поклонников, зато послужил пищей для размышлений Изабель. Она успела хорошо узнать свою кузину и не обольщалась ее чарующей бледностью и жертвенным обликом Ифигении. Изабель знала железную волю и твердость этой «жертвы». Юная красавица со скорбным лицом не вызывала у нее сочувствия. Она скорее сочувствовала ее мужу, который даже представить себе не мог, на девушке с каким характером он женится. И если он полагал, что достигнет согласия с молодой женой-красавицей, которую взял ради наследников и будущей славы своего рода, тем, что благоразумно закроет глаза на ее возможные прихоти, о чем дал понять, сохранив при себе любовницу, которой гордился, – то он жестоко ошибался. Его поджидало немало сюрпризов, и ждать их оставалось недолго.

Когда подошел черед Изабель поздравлять кузину, новоиспеченная герцогиня де Лонгвиль прошептала:

– За вами бант!

– Срок еще не вышел, – отозвалась Изабель. – Дождитесь моего замужества.

– В любом случае вам никогда не быть там, где я!

– На вашем месте – нет, но рядом с вами – вполне возможно…

Сказать, что Изабель была очень огорчена, когда ее кузина покинула особняк семейства де Бурбон-Конде и стала наслаждаться роскошествами дворца де Лонгвилей, было бы преувеличением. Тем более что дворец герцога находился на улице Пули, неподалеку от Лувра, а значит, чтобы до него добраться, нужно было пересечь Сену и не один квартал Парижа.