Не смотрел он на нее и во время пышного ужина, который последовал за венчанием. Герцог Энгиенский вел себя так, словно Клер-Клеманс вообще не существовало на свете, он много ел, еще больше пил и находился в прекрасном расположении духа, когда, освещая дорогу факелами, молодых сопроводили в особняк Конде, где для них были приготовлены брачные покои. Все были веселы. Улыбалась даже юная супруга: приближалась минута, когда она останется наедине с мужем, в которого успела без памяти влюбиться, и тогда… А что, собственно, тогда? Тогда что-то должно произойти… Что именно, Клер-Клеманс представляла себе очень смутно.
Со смехом и всевозможными пожеланиями молодых отвели в приготовленную для них спальню. Клер-Клеманс дрожала, как осиновый листок. Под руководством герцогини д’Эгийон подруги-красавицы Анны-Женевьевы, среди которых и в этот день не было Марты дю Вижан, раздели молодую супругу, надушили и уложили в постель. Целуя Клер-Клеманс на прощанье, герцогиня тихо проговорила:
– Смелее, девочка! Это самый прекрасный день вашей жизни!
Услышав эти слова, Анна-Женевьева готова была от души расхохотаться, но ограничилась лишь насмешливым взглядом.
– В таком случае ей вообще от жизни ждать нечего! – шепнула она Изабель. – Я говорила и говорю еще раз, герцог к ней не прикоснется! За весь этот долгий день он ни разу не взглянул на нее! Повторяю, у него свои соображения на этот счет и свои планы. К тому же, – прибавила она, помрачнев, – он вовсе не желает иметь потомство, которое она может дать. Смешать нашу кровь с кровью безумцев! Нет, это невозможно! Ее ненормальная мать считала себя хрустальной вазой, а дед, хоть и был маршалом, совершенно опустился, живя со служанкой, которую сделал своей любовницей. А на эту и смотреть не хочется! На вид ей едва десять лет, и она даже не хорошенькая. Неужели такому юноше, как наш Людовик, она может понравиться? – заключила Анна-Женевьева свою тираду, передернув прекрасными плечами. – Тем более сейчас, когда он без ума от Марты дю Вижан!
Горло Изабель словно сжала невидимая рука, а услужливое воображение тут же нарисовало прелестную девушку с льняными волосами и взглядом с поволокой, сотканную из обольстительной нежности. Собравшись с духом, она все-таки сумела проговорить:
– А она? Она отвечает ему взаимностью?
– Она заболела, как только начались эти праздники. По-моему, ответ ясен.
Когда они вышли из спальни, Изабель задала еще один, обжигавший ее губы вопрос:
– И ради нее ваш брат хочет поскорее освободиться от своего брака?
– Вы, наверное, шутите, дорогая. Я же вам говорила, что его достойны только принцессы. Даже вы, а вы как-никак Монморанси, не можете надеяться стать принцессой де Бурбон-Конде! Тем более что вы бесприданница, бедняжка!
Очаровательный носик «бедняжки» задрался кверху, а глаза уже без малейшей приязни смотрели на прекрасную кузину. Анна-Женевьева была на несколько лет старше Изабель. Ее исключительную красоту – Изабель была честна и признавала, что кузина изумительно красива, – воспевали все поэты Парижа, и в особенности те, что были завсегдатаями салона госпожи да Рамбуйе. И все же Изабель ее терпеть не могла и готова была уже высказать без утайки чувства, которые питала к прекрасной родственнице. Правдивость Изабель считала достоинством еще из-за своей набожности…
И все же она сумела справиться с вспыхнувшим в ней гневом. Поиграла с бантом у себя на платье, лицо приняло покорное выражение, и она произнесла с глубоким вздохом:
– Значит, мне не приходится рассчитывать на блестящее будущее? И даже просто на какое-то будущее? Впрочем, у меня остается возможность уйти в монастырь. Если девушке из рода Монморанси невозможно стать принцессой, вернее, пока еще герцогиней, из нее, быть может, получится аббатиса? И все же есть у меня одно сомнение… Разрешите его.
– Что за сомнение?
– Разве наша дорогая принцесса, ваша добрая мать, не собиралась в свой час украсить себя короной Франции? А она была девушкой из рода Монморанси!
– Не говорите глупостей! Это совсем другое дело!
– Почему же, скажите, пожалуйста. Не вижу тут разницы.
– Ее отец был коннетаблем Франции и герцогом де Монморанси.
– Тогда как моим отцом был скромный граф де Бутвиль, оставивший свою голову на эшафоте, потому что был слишком привержен к благородной игре шпагой, так? Ну что ж, дорогая кузина, которая вполне возможно станет в один прекрасный день герцогиней…
– Почему не принцессой? Этот титул был бы для меня более подходящим.
– Не вижу никаких препятствий, но запомните, потому что не собираюсь скромничать: я тоже в один прекрасный день стану герцогиней. А может быть, и принцессой!
– Вот как? Едва ли, моя милая…
– Будущее покажет! Хотите, заключим пари? Англичане, насколько я знаю, обожают играть в эту игру.
– Почему бы и нет? А на что мы поспорим?
– М-м-м… Пусть слово будет за выигравшим!
– Согласна. Но мне кажется, надо назначить какой-то срок. Скажем, через десять лет. Вы согласны? Мне кажется, срок вполне разумный.
– Мы отлично понимаем друг друга, чему я рада. Итак, сегодня одиннадцатое февраля 1641 года. Если я в этот день через десять лет еще не буду герцогиней, я отдам вам все, что вы захотите!
Анна-Женевьева засмеялась, протянув руку Изабель, чтобы заключить пари.
– Не бойтесь, я не разорю вас. Мне хватит разве что банта…
– Пусть будет бант! Герцогине пристало благородство даже по отношению к равным себе.
Два реверанса, и они разошлись по своим комнатам. Изабель делила спальню с сестрой, но в этот вечер оказалась в ней одна: Мари-Луиза обожала танцы и готова была танцевать до утра. Изабель не жалела об одиночестве. Несмотря на уверенное утверждение Анны-Женевьевы, Изабель было мучительно больно думать о том, что Людовик находится так близко от нее, но лежит в постели с юной девушкой, которая явно влюблена в того, за кого вышла замуж по принуждению. Достаточно было только взглянуть на Клер-Клеманс, чтобы понять, что она без ума от своего мужа. Как ни молода была младшая де Бутвиль, она успела понять, что истинная любовь – могучая сила. Пусть в первую брачную ночь между супругами ничего не произойдет – хотелось бы верить! – но за первой ночью последуют другие, и Людовик рано или поздно станет мужем своей жены. Как ни плохо выглядит кардинал Ришелье, он вряд ли умрет завтра или через неделю.
Сидя перед зеркалом за туалетным столиком, Изабель смотрела на себя и рассеянно выбирала нитки мелких жемчужин из распущенных волос. В честь свадьбы был устроен праздник и слугам, и она отпустила Бландину, дочь своей кормилицы, ставшую ее горничной. И вдруг заметила, что плачет! Как же она рассердилась на себя! Она ненавидела слезы, свои еще больше, чем у других, и относилась с сочувствием только к слезам матери и маленького братца Франсуа. Изабель тут же сделала себе выговор: не хватало только, чтобы она лила слезы из-за того, что юноша, которого она полюбила, заснул возле той, кого теперь будут называть его женой! Но нет, похоже, плакала она по другой причине. Красавица-кузина сказала ей кое-что, что Изабель постаралась отогнать от себя, настолько это было серьезно: Людовик если и захочет расторгнуть свой брак, то лишь для того, чтобы жениться на Марте дю Вижан! Марту он любит по-настоящему, хотя эта любовь вовсе не радует его сестру. Дочь родовитого маркиза дю Вижана, увы, не принцесса, и, значит, Анна-Женевьева будет всеми силами противиться этому браку. Она и брат очень близки, но разве она сможет ему помешать? У герцога Энгиенского характер такой же решительный, как у его сестры…
Одна за другой приходили к Изабель огорчительные мысли, не давая ей уснуть, и когда за окном забрезжил новый день, он показался ей еще более грустным, чем предыдущий. Стал этот брак настоящим или не стал, не имело значения, потому что отныне в стенах этого дома появилась юная госпожа герцогиня, с которой нужно будет каждый день видеться и разговаривать, пока не закончат отделывать особняк Ла-Рош-Гийон на улице Бонзанфан, куда переедут и где будут жить молодые. Конечно, невелика радость знать, что они вместе, но, по крайней мере, ей не придется часто их видеть. А весной молодой муж отправится в армию, как обычно по весне, когда возобновляются военные действия.
