А ты к тому же и дура. Джейн вздрогнула.

— Что? — проговорила она неуверенно.

Заметила наконец. Слабо у тебя котелок варит. Запоздалое развитие. Туповата, туповата, ничего не поделаешь. Это не могло быть ее собственными мыслями, с чего бы ей говорить себе гадости? Джейн удивленно подошла, потрогала бутыль. Человечек внутри был белый и какой-то распухший, словно готовый лопнуть гриб-дождевик.

— Ты что, живой?

А ты? Джейн отскочила. Она понимала, что надо бы что-нибудь сказать, но не находила слов.

А ты спроси, чего я хочу, — подсказал человечек. — Такой вопрос всегда уместен.

— Чего ты хочешь?

Хочу умереть… Хочу засунуть ведьму в эту бутыль, живьем, чтобы она помучилась так, как я. Хочу знать, кто у тебя за спиной. Джейн быстро оглянулась, но там никого не было.

Естественно, — сказал с раздражением гомункулус, — когда ты смотришь, его там не будет. Это уж такое создание. Посмотри-ка лучше на наковальню. Уж кувалду-то, наверно, даже ты видишь? На наковальне, в полуметре от гомункулуса, в поле его зрения, лежал двадцатифунтовый молот.

— Вижу.

Подойди, потрогай. Больше я ничего не прошу, только потрогай. Приятная штука на ощупь, эта кувалда, верно? Лежит хорошо, такая увесистая. Бледно-серебристый луч пробрался через занавешенное окно, кольнул Джейн в зрачок. Она моргнула, в глазах заплясали крохотные солнца-искры. Гудел обогреватель. У нее закружилась голова.

— Да… приятно.

Возьмись за рукоятку. Гладкая? Приподними немножко. Тяжесть чувствуешь? Мускулы напрягаются, сокращаются… Чудное ощущение, роскошь прямо-таки, нужно быть парализованным, как я, чтобы оценить. Подними повыше. Размахнись как следует. Чувствуешь, как он тебя увлекает, какое усилие нужно, чтобы его удержать?

— Да, верно… — Джейн никогда особенно не обращала внимания на свои телесные ощущения. Это было ново и интересно. Комната куда-то уплывала, а гудение обогревателя делалось громче, разрасталось… — Это приятно…

Ну-ка, подними молот над головой. Чувствуешь, как у тебя руки дрожат от напряжения? Он хочет опуститься. Молот тянет вниз твою руку, чувствуешь?

— Да.

Ну так опусти его. Разбей бутыль. Джейн чуть не послушалась, но вовремя опомнилась.

— Нет!

Ей удалось в последний момент повернуть молот, и он с грохотом упал обратно на наковальню.

— Зачем ты это сделал?

Ох, ну зачем ты остановилась? Мы же почти у цели. Освободи меня. Подари мне забвение. Ведьме скажешь, что я тебя заставил. Джейн не пошевелилась.

— Ну да, а что она скажет, когда увидит, что я разбила ее бутыль? Ей это не понравится. Она может выместить зло на мне.

А если и так, мне-то что? Она истязает меня. Она такая толстая. Ест живых мышей. Слишком коротко стрижет ногти на ногах, нарочно, чтобы меня помучить. Курит сигареты без фильтра. Глотнет виски и спичку ко рту подносит, чтобы обжечь губы. И такую тесную обувь носит!

— Но ведь это она не тебя мучает, а себя. Больно-то ей!

Ты что, не слышала о болеуловителях? Джейн покачала головой.

Тише, она идет. Вошла Пег, набросила на бутыль покрывало и тяжело плюхнулась на стул.

— Денежки вперед!

Джейн вынула из кошелька пригоршню серебряных лунных долларов и единственный золотой цехин с изображением смеющегося солнца. Пег отодвинула цехин длинным ярко-красным ногтем и сгребла остальное.

— Ну так что с тобой стряслось? Залетела? — Она подмигнула. — Нет? Проблемы с мальчиком?

Джейн кивнула.

— И что ты хочешь? Яд? Заговор? Яд вернее, зато заговор действует на расстоянии. Чтобы кого-то отравить, надо с ним быть в хороших отношениях.

— Я просто хочу узнать, как предохраняться.

— Хорошо. — Пег раздавила свой окурок в пепельнице и тут же зажгла от дешевой зажигалки новую сигарету. — Предохраняться очень просто. Первым делом ты должна знать, что предохранить себя ни от чего нельзя…

— Как?

— Риск есть всегда. Какие меры ни принимай, но, если играешь с мальчиками в бутерброд, всегда рискуешь получить полный живот последствий.

— Но ведь…

— Заговоры не слишком надежны. Ведь их сила идет от Матери, а Матери нужны дети. В каждом ритуале есть слабое место, в каждом амулете недостаток. В общем, предохранение — это способ заставить тебя сыграть Ей на руку.

— Значит, рано или поздно я попадусь?

— Я этого не говорила. Для многих это срабатывает, и достаточно часто, так что остальные тоже хотят рискнуть. Но шансы всегда хуже, чем кажется, и гарантий нет.

— Все равно я хочу знать.

— Ясно, хочешь. Годы твои такие.

Пег поднялась со стула и, подойдя к шкафчику, сняла с него что-то черное, из резины.

— Возьми-ка вот. Это точная модель мужского прибора в рабочем состоянии. Размер, правда, может отличаться.

Джейн с опаской взяла в руки предмет. Ведьма бросила ей на колени пакетик.

— А это презерватив. То, что у вас, ребятишек, называется «резинка».

Пег, конечно, была грубовата, но дело свое знала и была добросовестна. За ближайшие два часа Джейн узнала все, что можно, о презервативах, таблетках, противозачаточных гелях, о том, как оборудовать алтарь на подоконнике и сколько голубей в месяц приносить на нем в жертву. Она узнала семь тайных имен Дамы Луны, куда обращаться, чтобы поставили спираль, и какими последствиями грозит перевязка труб. Наконец Пег протянула ей каменную статуэтку и сказала:

— Это двуликая ипостась Богини.

Джейн повертела статуэтку в руках. Лица глядели в разные стороны.

— Она с одной стороны беременна, а с другой нет.

— Вот именно. Эта же самая фигурка помогает и от бесплодия.

Она научила Джейн ритуалу заклинания, словами и движениями, и критическим оком глядела, как Джейн, радуясь, что хоть гомункулус ее не видит, изобразила священную пляску посреди комнаты.

В косточке дело, тин, тарадей, ручкой задела, оземь бей! Левым коленом, правой рукой, пленом и тленом прыгай и пой! Вертимся, вертимся, вертимся, вертимся, вертимся, вертимся, ой!

Это было заклинание против задержек. Фигурку надо было поворачивать столько раз, сколько прошло дней с начала последнего периода, и в те дни, когда наверх выходила Дева, можно было делать все, что угодно, а когда сверху оказывалась Матерь, надо было воздерживаться. Это надежно, заверила ее Пег, лишь бы не обсчитаться, не пропустить ни одного утра без пения заклинания, а вечером не напиться и не забыть, которая сторона нынче была наверху.

— Вот и все, — сказала наконец Пег. — А теперь, насколько я знаю вашу сестру, голова у тебя забита всякими глупостями, а на языке вертятся дурацкие вопросы. Можешь спрашивать.

— Я хочу знать… Правда, это к предохранению не относится, это скорее колдовство… — Джейн покраснела. — Я хочу знать, как мне пользоваться своей женской мудростью.

— Женской мудростью? Нет на свете такого зверя.

— Нас учили в школе, что все явления принадлежат, либо женскому началу, либо мужскому. Считается, что действие возникает из мужского начала, а мудрость из женского. И поэтому девушкам не советуют идти в политику.

Пег презрительно фыркнула.

— Вот уж действительно, типично мужская глупость. Чушь это все собачья! Из-за того, что у тебя не стручок, а дырочка, никакой особой мудрости у тебя нету. Ухаживай за ней, и она тебя отблагодарит, но как источник мудрости — ха-ха! Нужды ее простые, не так их много. Мудрость живет здесь, — она коснулась лба Джейн, — и здесь, — она дотронулась до груди там, где сердце.

— У мальчиков тоже есть и голова, и сердце. Правда, они не всегда ими пользуются.

Джейн смущенно сказала:

— Большое спасибо. Большое, большое вам спасибо. 

— Больше нет вопросов?

— Нет. — Но тут же спохватилась: — Нет, есть еще один вопрос. Кто это у вас в бутылке?

Глаза Пег потемнели. Она улыбнулась.

— А, это? Это хахаль мой был. Да вот весь вышел. — Она сдернула с бутылки покрывало. — Надо и тебе послушать, красавчик, про тебя разговор.