Сирин была взволнована.
— Как это прекрасно! — прошептала она.
— Вот и наши дамы говорят, что это прекрасно. — Сордидо глубоко вздохнул. — Но, с другой стороны, что им еще говорить? Мужик-то уж никогда своего мнения на этот счет не выскажет.
— Что?!
— А вы как думаете? Дама летала всю ночь, а ведь ей вынашивать детенышей, а их, быть может, двенадцать штук! Ей же энергия нужна! Поесть-то ей надо или нет?
— Какой ужас! — воскликнула Джейн. Сирин промолчала.
— Ну, может, с вашей точки зрения это и ужас. Но только дамы в этом не виноваты. Так уж мы устроены, ничего не поделаешь. — Сордидо мрачно замолчал. Потом с видимым усилием выпрямился, расправил плечи. — Ладно, я не хотел вас огорчать. Просто уж сам предмет такой… Понимаете?
— Понимаю.
— Так что никаких обид? — Он протянул руку.
— Никаких…
— Джейн!
Сирин обхватила Джейн за плечи и оттащила назад, когда та уже протянула горгулье руку. Каменные пальцы сомкнулись в пустоте.
Сордидо усмехнулся:
— Не вышло!
Сирин помогла Джейн спуститься с колокольни. Они шли через гранитные коридоры и мраморные залы Тинтагеля с их неподвижным, застоявшимся воздухом. Джейн, пережив испуг, чувствовала ужасную слабость и с трудом передвигала ноги. Однако она не благодарила Сирин за то, что та ей спасла жизнь. Она чувствовала, что, пока ее благодарность не высказана, напряжение между ними не исчезает и Сирин от нее не уйдет. А Джейн хотела ей кое-что сказать.
Потолок в коридоре нависал так низко, что приходилось наклонять голову, проходя под воздуховодом. Электрические кабели связками шли по стенам, нависали над дверьми бывших аудиторий, превращенных в склады. У дверей валялись картонные коробки, с устаревшими программами курсов и забытыми конспектами.
Коридор уперся в лестницу. Они присели на верхнюю ступеньку. Снизу доносились голоса и топот спешащих ног. Пыльное чучело крокодила висело над ними, медленно поворачиваясь в воздухе. Из лопнувших швов торчала серая вата.
— Сирин, чего ради ты встречаешься с этим созданием?
Сирин, не поднимая глаз, покачала головой. Джейн взяла ее руки в свои. Они были холодны как лед. Сирин похудела за последнее время, черты лица стали резче, в глазах появился холодный блеск. Она была по-прежнему красива, но казалась обреченной.
— Я знаю, что это не мое дело. Но ты пропускаешь занятия. Я слышала, девочки говорили, что, если ты не исправишь оценки, тебе грозит автоматическое исключение.
— Подумаешь…
— Вот именно, об этом твоем настроении я и говорю! Сирин, послушай, у меня полно своих проблем. Мне нельзя чересчур вовлекаться в твои. Понимаешь? Если я возьмусь тебе помогать, это для обеих нас плохо кончится. Но я твой друг. Я должна хотя бы предупредить тебя о том, что все видят, кроме тебя.
Сирин сидела неподвижно, как каменная, с белым, как мел, лицом.
— Я отмечена, — сказала она, — для Тейнда.
«Ты не можешь этого знать», — хотела возразить Джейн. Но, взглянув на Сирин, поняла: она знает.
— Как ты узнала?
— Я гадала. Три раза. Раз на девственном зеркале, раз на чернилах. И на собственной крови.
— Ну, это еще ничего не значит! Предсказание ведь, в конце концов, не точная наука.
— Три раза? Нет уж, это точно.
И тут Джейн расплакалась. Она ничего не могла с собой поделать.
— Сирин, как ты могла! Ты же знаешь не хуже меня, как опасно гадать о будущем! Сплошь и рядом несчастье происходит только потому, что о нем знаешь заранее.
Она выпустила руки Сирин. Ей хотелось обнять подругу, утешить. Но от волнения вместо этого Джейн ударила ее изо всех сил в плечо.
— Почему, черт тебя возьми? Почему?
Сирин сказала без всякого выражения:
— У меня нет никаких причин. И все, что я в жизни делала, было без причин. Может быть, у других людей это не так. Но, когда я заглядываю в себя, там, где должно что-то быть, я вижу лишь одну пустоту. Почему? Я не знаю. Только почему бы и нет?
Крокодил скалил зубы, глядя на них сверху. Ироническая искорка мерцала в одном из его тусклых стеклянных глаз, и молчаливый смешок заставлял его так широко разевать пасть, что он рисковал потерять всю вату. Овладев собой, Джейн вытерла глаза рукавом.
— Надо что-то сделать, чтобы отвратить опасность!
— Я уже сделала все, что могла. Я даже дошла до того, что думала, не купить ли освобождение.
— А разве…
— Но я не хочу этого, так что все бессмысленно.
Внезапно Сирин засмеялась, тряхнув головой:
— Ладно, хватит об этом. Пойдем лучше в клубную гостиную. Выпьем содовой, сыграем в карты, поболтаем. Развлечемся немного. Мне так мало осталось, я не желаю терять время на разговоры, бесконечные разговоры об одном и том же.
Джейн кивнула, кусая губы. Они спустились по лестнице. Крокодил снова стал неживым. Джейн видела, как его презрительный взгляд сжался в точку и погас.
— Сирин! Ты говоришь, освобождение? Что же, можно, значит, освободиться от Тейнда?
— Считай, что я ничего не говорила. Все равно у тебя таких денег нет.
Оказалось, что освобождение от Тейнда действительно стоит бешеных денег — она специально навела справки в кабинете Немезиды. И хотя Джейн не верила, что может добыть такую сумму, но брошюрку с условиями все-таки взяла и носила с собой в сумочке.
Крысобой пришел узнать насчет перчаток.
Джейн только что вышла из анатомички. Металлическая дверь бесшумно захлопнулась. За ней остались трупы на хромированных столах. Эти холодные помещения располагались в конце дальнего тупика, и к вечеру здесь никого не было. Вокруг стояла тишина.
Из-за поворота в коридор въехала на велосипеде Мартышка, загородив проход. Крысобой шагал рядом.
Джейн остановилась.
Оставив Мартышку позади, Крысобой подошел к Джейн. Она молча ждала, готовая выслушать все, что он скажет.
— Слыхала? — спросил он. — Сирин села на белую смерть.
— Что? Не верю! — Но она встревожилась. Это было похоже на правду. — Не может быть! Только не Сирин!
Он пожал плечами:
— Думай как хочешь.
Мартышка стояла неподалеку, опершись на свой велосипед. Глаза ее злобно блестели.
— Нам надо обсудить наши дела.
— Я для тебя воровать не буду! Ни сейчас, ни потом. Никогда!
— Но ты должна рассчитаться.
— Я тебе ничего не должна!
— Неужели? — Крысобой поднял брови. Его ладонь протянулась к Джейн. — Дай мне перчатки девичьей кожи, и мы в расчете. Я уйду из твоей жизни, и ты меня больше не увидишь.
Джейн ничего не ответила. Ей было нечего сказать.
Крысобой оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что поблизости, кроме них, никого нет. Потом медленно — и как ему, должно быть, казалось, источая соблазн — расстегнул брюки и вытащил свой предмет.
Джейн охватило отвращение. Она и вообще-то не находила в пенисах большой красоты, а у Крысобоя он оказался слишком уж безобразный да вдобавок еще и с прозеленью — видимо, школьный друг по неряшеству развел у себя какой-то грибок.
С противной улыбочкой он наблюдал за ней. Пенис постепенно поднимался, мелкими рывками, как резиновая игрушка, которую надувают ручным насосом.
— Лучше убери, пока мухи не налетели, — сказала Джейн.
Его лицо перекосилось от злости.
— Лицемерка! Он тебе понравился, я видел! Тебе очень хотелось за него взяться! — Но все-таки он его убрал.
— Говоришь, понравился? А я как раз пожалела, что никогда под рукой нет секатора, когда надо.
Ей показалось, что сейчас он на нее бросится. Но вместо этого он схватил обеими руками ее руку и поцеловал пальцы.
— Туше, красавица! Но наша дуэль не кончена, и я не побежден. Мы еще встретимся на поле битвы, дражайшая врагиня!
И он с гордостью удалился, даже не посмотрев, идет ли за ним Мартышка.
Джейн зашла в ближайший туалет вымыть руки.
Стены туалета были выложены плиткой и закрашены черной масляной краской. По краске процарапывались надписи. Их покрывали новым слоем краски. И так далее. Можно было видеть несколько поколений рун в последовательных слоях. Надписи были двух сортов: непристойные и непристойно ругающие начальство. Над раковинами висели зеркала — кривые, так что Джейн видела свое лицо искаженным и перекошенным.