Два черных взрыва расцвели в воздухе слева и справа от Горца. Это были его товарищи.
— Что, не ждали?
— Надеюсь, что-нибудь и на нашу долю осталось?
Они построились и теперь то появлялись поочередно, то исчезали, заслоняемые вздымающимися, падающими, изгибающимися столпами света. Внезапно в наушниках раздался ясный и звонкий голос Горца. Он пел:
Я даму оплачу мою — она умерла.
О, плачьте по даме моей, хотя наши слезы
Ее не вернут, не растопят покой ледяной дорогого чела.
Джейн едва успела увернуться от очередного выброса протоматерии.
— Он с ума сошел! — сказала она. — Что это значит?
— Он поет погребальную песнь по тебе. — Голос Меланхтона звучал странно, почти сочувственно. — Это у них полковая традиция, не обращай внимания.
Глубокая октава 8607-го оттенила высокий голос Горца. К ним присоединились Сокол со своим 2928-м и Порох с 6613-м. Теперь они пели вместе:
А где же, могучая Матерь, где Ты была,
Когда Твоя дочь, стрелой пронзенная, пала,
Когда пронзила ей грудь, прилетев из мрака, стрела?
В их пении была странная, неземная красота. Джейн на мгновение представила себе, что бы было, если бы Меланхтон подчинялся ее воле, такой же сильный, но покорный.
— Ничтожества! — проревел Меланхтон. — Будь у вас хоть капля самоуважения, вы бы выкинули этих жалких тварей и присоединились ко мне. Блюдолизы! Рабы!
Но пение продолжалось. Лес хаотических выбросов отделил преследователей от них. Те догоняли — медленно и упорно.
— Я еще жива! — прокричала им Джейн. Не обращая внимания на ее крик, они допели погребальную песнь до конца. Пение не отвлекало их от дела и даже, наоборот, помогало сосредоточиться. К концу песни они заметно приблизились.
— Подай-ка в сторону, Горец, — протянул Сокол, — я по ним садану.
— Нет.
— Слушай, я попаду. Я удобно стою.
— Нет!
— Мы на пределе, — сказал Порох. — Горючего у нас на две-три минуты, если мы хотим вернуться на базу целыми. Надо стрелять.
— Нет! Я ее возьму.
Дракон Горца завис над слепой зоной Джейн, то входя в поле ее зрения, то покидая его. Ирония заключалась в том, что он защищал ее от ракет своих спутников.
— Горец, отойди к …!
— Тройной залп прямой наводкой, командир! Вспомни, чему нас учили!
— Говорю вам, я ее возьму!
Он подбирался все ближе, держась в непростреливаемом секторе. Джейн поняла, что стряхнуть его не удастся. Даже если б его дракон не был моложе, сильнее, быстрее Меланхтона — все равно она не могла тягаться с Горцем в мастерстве пилотажа.
Спиральный дворец приближался, но медленно, слишком медленно!
— Приближается момент истины, — проговорил Меланхтон. На экране Джейн видела четыре световые стрелки, ползущие по оранжевой кривой. Кривая показывала дальность стрельбы из орудий. Никто не мог пересечь ее и надеяться остаться в живых.
Сокол и Порох, затормозив своих разочарованных драконов почти у самой оранжевой границы, начали отступать. Увидев, что командир продолжает вести преследование, они стали звать его, и в их голосах неожиданно зазвучал страх.
— Горец, пора!
— Эй, друг! Поворачивай!
— Горец!
Джейн выключила их. Она видела виртуальное лицо Горца, глядящего на ее виртуальное изображение. По краям, где дрожали радужные ореолы, она различала изогнутую линию своего инверсионного следа, видимую на сверхвысоких и сверхнизких частотах, — раскаленный ионный след сотни истинных имен, собранных ею с таким трудом и теперь сжигаемых в отчаянном ускорении. Дракон Горца был уже почти на оранжевой черте.
— Я тебя в последний раз предупреждаю, — сказала Джейн, — поворачивай!
— Ни в коем случае, — угрюмо ответил он. — Мы уйдем вместе.
— Ну как хочешь, — прохрипела она. На экране Горец был прекрасен, как молодой бог. Его лицо светилось пламенем битвы. Удирающие соратники что-то, видимо, сказали ему, потому что его лицо вдруг исказилось.
— Она моя! — крикнул он. — Никто, не возьмет ее, кроме меня!
— Иди ко мне, любовь моя, возьми меня! — крикнула Джейн. — Что возьмешь, все твое!
Дракон Горца пересек черту.
— Черт! — Меланхтон пробормотал это так мрачно, что возбуждение Джейн как рукой сняло.
— Черт? Почему «черт»?
— А ты подумай.
8607-й был вне поля ее зрения, близко к выхлопной трубе, там, где пушки Джейн не могли его достать. Сам же он стрелять, естественно, мог. Джейн поворачивала дракона влево, вправо, снова влево. Горец не отставал. А Спиральный дверец был еще далеко.
— Мы его не стряхнем! — воскликнула Джейн в отчаянии. — У нас ничего не выйдет.
— Тогда дай мне его имя.
— Что?
— Его истинное имя! — прорычал Меланхтон. — У меня есть программы на такой случай, я знаю, что делать. Дай мне его имя, и я прикажу ему самому разрушить своего дракона.
— Нет!
— Ты его знаешь. Оно мерцает у тебя в мозгу, как Полярная звезда. — Дракон запустил в нее невидимые щупальца. Она легко могла бы загородиться, просто выключив его электричество и тут же включив. Но на такой скорости это было слишком опасно. Они бы оба погибли.
— Горец! — закричала она. — Поворачивай назад! Поворачивай!
Прикосновение дракона было намеренно грубым, вызывающим отвращение. Словно рукой, перемазанной в черной патоке, шарили по белоснежной блузке. Быстро, как мокрая крыса на садовой стене, он шмыгнул в хранилища памяти.
Она знала, что нет потайного места, куда бы он не мог влезть.
— Да слушай же ты меня! — Он откликнулся на ее слова коротким и страшным всхлипом. В нем звучали и боль, и страсть. — Горец!
Система слежения донесла визг выводимого снаряда. Резкое бибиканье, пока он наводился на цель. Радостный крик, когда наведение завершилось.
— Его имя! — Дракон был уже близок к цели. Джейн мешала ему, подбрасывая случайные воспоминания: вот Крысобой стоит с расстегнутой ширинкой, вот Гвен примеряет новые бусы, вот Жужелица плачет, спрятавшись за железным ящиком, а Крутой презрительно смотрит на нее. Вот ее тащат по спиральной лестнице-позвоночнику в доме Инко… Меланхтон жадно схватился за то, что увидел.
— Куносаура! — воскликнул он, и в этот момент снаряд вылетел.
На мгновение Джейн увидела сферический волновой фронт, убегающий от них со скоростью звука. Должно быть, имя сестры Горца все же оказало какое-то влияние по родству, потому что, когда волна коснулась снаряда, он закувыркался и начал падать в мерцающий океан. Навстречу ему взметнулся белый протуберанец, и снаряд мгновенно перестал существовать, растворясь в потенциальном бытии. Имя Лесии тоже распалось и лишилось существования.
Выводился третий снаряд. Джейн слышала его голос в наушниках вместе с голосом Горца. Горец тихонько бормотал себе под нос. Это была безумная смесь гнева, желания и отчаяния.
— Иди, малышка. Ну, поближе. Да, да, теперь ты моя. — Он твердо держал своего дракона у нее за спиной, вне досягаемости пушек. Снаряд забибикал. — О да, ты моя.
— Выходит, твое слово ничего не значит? — сказал Меланхтон. — Ты все это время обманывала себя, тешилась фантазиями, мечтала, как твой бравый метис остановит тебя, выбьет кинжал из рук, спасет от последствий твоих собственных деяний, возьмет на руки и унесет в теплую постель с атласными розовыми простынями, и вам отныне и навеки будет тепло и уютно, как двум червякам в одном орехе. Какая чушь! Неважно, что он чувствует, неважно, чего он хочет! Вселенная снова загнала тебя в угол — умри или убей! Других возможностей нет. Тебя это не злит? Тебе не хочется отомстить? Или ты опять раболепно подчинишься Даме Судьбе, позволишь раздавить себя, а потом возродишься для новых мучений, и опять, и опять? Выпрями же хоть раз спину!
— Я…
Третий снаряд радостно завопил.
— Его имя!
Это было неизбежно. Что она могла поделать?
— Тетигистус, — прошептала она.
Меланхтон испустил вопль торжества. Снаряд, не успев вылететь, взорвался прямо перед 8607-й. Дракон Горца развалился на куски.