– Гражданский там один, а Козлов – капитан третьего ранга, военпред предприятия.

– А-а, вам уже известно?

– Совсем по другому делу, но они, увы, связаны между собой.

– Так вот, теперь начинаются сплошные загадки. Во время учений был предусмотрен запуск двух совершенно новых изделий производственного объединения «Мосдизель». Это так называемые универсальные глубоководные самонаводящиеся торпеды типа «Шторм». Я полагаю, что в технические подробности сейчас нет необходимости вторгаться, это все имеется в документах. Важнее другое. Эти две торпеды, которые по цифровому коду...

– Шестьдесят восьмые?

– Александр Борисович! – Кривопальцев просто развел руками.

– Продолжайте, продолжайте, то, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно! Неужели это именно то, чего мне недоставало?!

– Что именно? В каком плане?

– Я объясню. Дальше!

– Эти две торпеды, как я сказал, предназначались для испытаний. Подводная лодка «Сокол» должна была провести стрельбы, после чего, если бы все закончилось удачно, изделие должно было поступить на вооружение флота. Но! Тщательная проверка на базе вооружений показала, что по какой-то никому не понятной причине оба изделия остались на базе. А вместо них были погружены на борт «Сокола» несколько устаревшие изделия по цифровому коду – «шестьдесят четвертые».

– Кто грузил, выяснили?

– Правильный вопрос. По всем показаниям получается, что погрузкой торпед на борт занимались московские представители. Ну, не сами грузили, разумеется, на то есть специальная команда. Но руководил военпред Козлов. Погрузка шла ночью, правда, ночи сейчас в Заполярье – сами представляете. Маркировка вроде была правильная. Но самое непонятное, как «шестьдесят восьмые» оказались в контейнерах, в которых до того хранились «шестьдесят четвертые»? Чудо? Нет, похоже на умысел. Однако никаких свидетелей нет. Команда ничего не знает, молчит. Им сказали – они сделали. Ничего не заменяли. Достали указанные контейнеры, вынули торпеды, проверили маркировку и погрузили на корабль. И теперь самое неприятное.

– Что, есть еще более неприятное? – удивился Турецкий.

– Увы. Эту «шестьдесят четвертую» почему-то моряки не любят. Говорят, что она «с дурнотой». То есть она очень капризна и бывает по этой причине опасна в эксплуатации. А эти изделия, пролежавшие на базе уже достаточное время, могли травить, выделять водород. Искра – и взрыв.

– А у «шестьдесят восьмой» что, какое-то особое топливо?

– Вы потом посмотрите материалы, там все сказано довольно подробно... Теперь следующее. На учения – имеется специальное указание – торпеды с боевыми зарядами не допускаются. Применяются так называемые болванки. Но дело в том, что «Сокол» только что, как говорится, вернулся с морей, где нес свою вахту, имея при себе полный боекомплект. Разгрузиться атомоход не успел. Да, собственно, и выход на учения предполагался кратким. Отсюда напрашивается вывод: если сработали те, что «с дурнотой», или даже одна из них, мог сдетонировать боезапас.

– Значит, диверсия?

– Нельзя исключить.

– А что показали водолазы?

– Все официальные сообщения на этот счет, полагаю, вам известны. А водолазы указали на то, что носовая часть корабля разорвана сильнейшим взрывом, эквивалентным двум тоннам тротила. Кроме того, корпус «Сокола» имеет большие внешние повреждения, которые оставляет крупнотоннажное подводное средство, таранившее наш атомоход. Таким образом, выстраивается определенная цепочка.

Кривопальцев посчитал свое сообщение достаточным, а выводы делать он не хотел, предоставлял это право руководителю объединенной следственно-оперативной группы. Турецкий оценил тактичность следователя.

Потом он взял документы, привезенные Антоном Захаровичем, и с его помощью принялся их изучать.

В середине дня этот процесс, надо заметить весьма трудоемкий в смысле понимания технологии дела, прервал требовательный звонок. Тревожил Меркулов. Спросил, чем занимается Александр Борисович. Тот ответил. Костя поинтересовался, прилетели ли Ирина с Нинкой? Да, подтвердил Александр. При Кривопальцеве ему не хотелось говорить о домашних делах. Костя это понял. И сказал:

– Когда закончишь, позвони и загляни. Есть для тебя кое-что.

– По делу?

– Разумеется.

– Так я сейчас, – загорелся Турецкий, которому вообще-то уже надоело изучать тактико-технические параметры ракеты-торпеды типа «Шторм».

– Нет уж, – отрезал Костя, – заканчивай и потом приходи. И Вячеслав подскочит.

Еще раз, уже, что называется, по диагонали, просмотрев материалы, Турецкий наконец поблагодарил Антона Захаровича и отпустил его. Посмотрел на подоконник, где горой высилось использованное в кофеварке кофе. Ни фига себе! Все запасы исчерпались. Придется опять к Клавдии на поклон, вот уж обрадуется девушка!..

Оставшись один, вспомнил свои ночные размышления и снова уселся, чтобы еще раз осмыслить информацию.

Потом он позвонил Косте и спросил, срочно ли требуется его присутствие?

– А что у тебя случилось? – спросил в свою очередь Меркулов.

– Есть необходимость подскочить по одному адресу, чтобы кое-что уточнить. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

– Валяй, а часикам к семи возвращайся. Есть разговор.

– Буду.

Турецкий решительно поднялся и позвонил на ходу в гараж, вызвал служебную машину.

Но перед уходом на всякий случай сделал еще один звонок.

– Слушаю, – усталым и больным голосом отозвалась Ангелина.

– Это Турецкий. Я сейчас подъеду, чтобы задать вам несколько важных вопросов.

– Я очень плохо себя чувствую... Нельзя ли отложить?

– Нельзя.

– Ну хорошо, я открою вам.

– Попробовала бы ты не открыть! – запоздало сказал сам себе Александр Борисович, сбегая по лестнице на служебный двор.

Она действительно заболела. Не притворялась, нет. Видимо, последние события окончательно сломили ее. Никаких небесных глаз, осунувшееся лицо, шаркающая походка закутанной в теплый халат женщины, когда на улице почти летняя жара.

Прошли в гостиную.

– Я вам ничего не могу предложить, – хриплым голосом начала Ангелина Васильевна.

– И не надо. Я попрошу вас сосредоточиться, насколько это возможно, чтобы вы могли дать мне четкие ответы на несколько моих вопросов. Итак, первый. Кто дал указание Козлову подменить экспериментальную «шестьдесят восьмую» торпеду устаревшими образцами? Слушаю.

Ангелина замерла – ни жеста, ни взгляда. Казалось, даже не дышала. Наконец вздохнула:

– Вам и это известно...

В общем, частично она уже ответила. Но Турецкий молчал, ожидая продолжения.

– Ну кто ж мог это сделать, кроме Всеволода Мстиславовича? У них перед отъездом Козлова была длительная беседа. Я при ней не присутствовала. Но знаю. Это может подтвердить и Серафима Павловна.

– Причина?

– Какая может быть причина...

– Она была. Что, торпеда не готова к испытаниям? Туфту вешали на уши руководству? Я имею в виду Министерство обороны.

– Судя по отчетам отделов, она была готова, – через силу выдавила из себя Ангелина Васильевна. И глаза ее при этом как-то лихорадочно заблестели.

– Тогда что же? – продолжал настаивать Турецкий. И эта его жесткая неумолимость дала свои плоды: Ангелина, вероятно, почувствовала, что лично ее может как-то еще спасти лишь одно – все теперь валить на покойников. Да, впрочем, Александр Борисович другого от нее и не ожидал.

– Я скажу... – произнесла она наконец совершенно убитым голосом. – Дроуди, еще во время переговоров в Америке, категорически настаивал на том, что торпеда, рабочие чертежи которой он покупает, не должна в течение хотя бы полугода проходить государственные испытания. То есть, по сути, не должна поступать на вооружение флота. Нежелательно также ее демонстрация на ближайших международных салонах вооружений. Собственно, он на определенное время получал эксклюзивное право на это изделие. Позже он согласился на три месяца. Иначе был бы просто скандал. УГСТ ведь не являлась уже тайной за семью печатями. О ней много писали, даже демонстрировали. Но были в ней некоторые узлы, которые представляли действительно ноу-хау. Вот ради этого и заплатил Дроуди огромную сумму.