Он свернул за угол и вполз в раскаленную печь. Нельзя допустить, чтобы его обнаженный живот касался металла. Так — сначала плечи! Руки, колени, пальцы ног, колени, пальцы, быстро, еще быстрее... Давай, скорей, скорей!

Хуже всего было коленям: они несли на себе всю тяжесть. Тряпки на руках начали гореть. Искра, другая — полоска огня. Дым разъедал глаза; Бонд задыхался без воздуха. Боже мой, он не может двигаться дальше, силы на исходе! Легкие просто разрываются от жара. Руки почти голые, так как тряпки сгорели. Кожа на руках тоже начала гореть. Он двигался вперед, словно слепец, не разбирая дороги. Изодранным плечом он задел раскаленный металл и завопил от боли. И продолжал кричать всякий раз, как его руки, ноги, колени или плечи касались раскаленных пластин. Он больше не мог терпеть. Похоже, это конец. Остается лечь и жариться на решетке, пока он не потеряет сознание... Нет! Нужно двигаться вперед, выть от боли, но двигаться, даже если руки и ноги сгорят до костей. Колени превратились в две открытых раны, и только пот, струящийся градом по рукам и ногам, не давал вспыхнуть лохмотьям, в которые превратились тряпки. Кричать, кричать, кричать! Чтобы знать, что ты жив. Продвигаться во что бы то ни стало. Теперь уже не долго. Умереть тебе предстоит не здесь. Не останавливайся. Так нужно.

И вдруг правая рука Бонда коснулась чего-то очень холодного. Затем другая рука, голова. Перед ним возвышалась стена. Вслепую он ощупывал ледяную стену; направо — налево. В правом углу он нашарил выемку и, не раздумывая, залез туда. Легкие наполнились свежим воздухом; кончиками пальцев он ощупал металл. Да, он был совершенно холодный. С мучительным стоном он упал лицом в пол и потерял сознание.

Он очнулся от боли. Перевернулся на спину. На миг ему показалось, что над ним иллюминатор, и два черных глаза внимательно смотрят сквозь стекло. Затем он снова погрузился в небытие.

Медленно он стал приходить в себя. Колени, руки, ноги, израненные, залитые кровью плечи, причиняли ему нестерпимую боль. Все его тело, казалось, утыкано острыми иголками, а укусы свежего воздуха буквально раздирали на части его обожженные легкие. Но сердце по-прежнему ритмично и сильно билось в груди. Мало-помалу приток кислорода возвращал его к жизни, нормализовал кровообращение, укреплял нервы. Наконец он окончательно пришел в себя. Ему показалось, что прошла целая вечность. Он приподнял голову, и глаза его встретились с другой парой глаз за стеклом. Этот пристальный взгляд снова причинил ему боль. И чтобы не видеть этого безжалостного очевидца его страданий, избежать стыда, ужаса и закипавшей в нем ярости, он перевернулся на живот и уткнулся лицом в ладони.

Затем он успокоился и стал осматривать свое тело, стараясь не проявлять при этом никаких эмоций. Готов ли он вынести еще одно испытание? Губы его разжались, и он застонал. Это был почти звериный вой. Он был на грани человеческих возможностей, страдания его дошли до предела. На этот раз доктор Но, действительно, прижал его к стенке. Но в нем еще были жизненные резервы: животный инстинкт самосохранения и способность не отчаиваться.

Бонд прополз несколько метров, чтобы уйти от черных блестящих глаз, которые все еще смотрели на него сквозь стекло. Он вытащил зажигалку. Перед ним по-прежнему простиралась темная пасть туннеля. Он загасил пламя, глубоко вздохнул и встал на четвереньки. Боль приутихла. Он пополз дальше. Колени и локти — открытые раны. «Это можно стерпеть, — повторял он про себя. Предположим, я попал в авиакатастрофу — какой бы поставили диагноз? Поверхностные ушибы и ожоги... Это пустяки. Несколько дней больницы. Предположим, я единственный кто выжил. Мне больно, но это ничего. Подумай лучше о тех, кто погиб и возблагодари небо, что дешево отделался».

Далеко впереди, в кромешной тьме плясали малюсенькие красные точки. Что это? Галлюцинация, усталость?.. Он остановился и долго тер глаза. Затем тряхнул головой. Точки были на месте. Он пополз дальше. Теперь красные точки шевелились. Он прислушался и уловил едва различимый шорох. Красные точки множились. Их было уже больше тридцати. Он снова зажег огонь. Завидев желтое пламя, точки прыснули в стороны. В метре от Бонда была решетка — тонкая металлическая сетка, преграждающая туннель. За ней — что-то вроде клетки, в которой находились красные точки. Змеи? Скорпионы? Сколопендры?..

Бонд подполз к сетке, стараясь производить как можно меньше шума. Приблизившись к ней вплотную, он резко щелкнул зажигалкой. Он успел лишь разглядеть лес тонких лапок, маленькие волосистые тела и на них-большие головы насекомых с огромными, во всю величину головы, глазами. Коричневые тельца спешно ретировались вглубь клетки. Бонд осмотрел клетку, и у него вырвался стон отчаяния. Выхода не было: нужно было разорвать сетку или остановиться здесь. А по ту сторону преграды его поджидали двадцать гигантских остервенелых тарантулов.

«Так, так, — сказал он себе, — интересно, их укусы смертельны? Они наверняка могут убить животное. А человека?..» Бонд вздрогнул. Он вспомнил сколопендру у себя на животе. Прикосновение тарантула более нежно... Словно к тебе прикоснется маленький коричневый медвежонок... а затем вдруг укусит и выпустит тебе в кровь пузырек с ядом. И еще раз он спросил себя — это ли конец туннеля, та ли это смерть, которую доктор Но выбрал для него? Но доктор Но все рассчитал, не принимая во внимание зажигалку, нож и медный прут. Подумав, Бонд решил, что ему удастся выбраться. Ничего не бояться и действовать с предельной осторожностью. Он подкрутил фитиль, чтобы сделать пламя побольше, зажег его и в то время как тарантулы отпрыгнули вглубь клетки, разорвал тонкую сетку ножом, сделав широкое отверстие. Затем он снова зажал нож зубами и проскользнул в дырку...

Тарантулы отступали перед огнем, в беспорядке перепрыгивая друг через друга. Бонд вытащил из штанины медный прут и принялся дико хлестать им по груде насекомых. Некоторые пытались подобраться к нему, но завороженные пламенем, останавливались, не решаясь напасть. Он прикончил их одного за другим. Теперь, оставшиеся в живых тарантулы, набросились на убитых и раненых собратьев, и Бонду оставалось передавить прутом эту массу шерсти и крови. Несколько конвульсивных движений, и все было кончено. Теперь нужно взять себя в руки и пройти по этой каше трупов. Огонек пламени становился все слабее. Бонд решительно Пересек клетку и разорвал металлическую сеть... Он спасен!

Он прополз еще несколько метров и лег, чтобы перевести дыхание и успокоиться. У него над головой зажегся яркий свет. Бонд уже знал, что за этим последует. Сквозь толстое стекло на него смотрели насмешливые желтые глаза. Наблюдатель медленно покачал головой. В его взгляде было что-то вроде жалости пополам с иронией. Он махнул рукой как бы на прощанье, и свет потух.

Бонд прижался щекой к холодному металлу. Последний жест наблюдателя со всей очевидностью указывал, что он наконец подошел к главному испытанию, и с ним попрощались, не надеясь больше увидеть его в живых.

Ему стало даже обидно, что человек за стеклом не выразил ни одобрения, ни восхищения по поводу его выносливости. Эти китайцы ненавидели его всем сердцем, единственное их желание — видеть как он подохнет. Причем самой страшной смертью.

Бонд подумал о Ханничайлд. Воспоминание о девушке прибавило ему сил. Он разложил так называемое оружие по местам и с трудом двинулся дальше. Туннель слегка шел на спуск. Это облегчало продвижение вперед. Спуск становился ощутимее. Бонд мог почти что скользить вниз, не делая при этом никаких движений. Это было поистине замечательно — дать отдых разбитым мускулам. Вдали брезжил серый свет. Сумерки стали разряжаться. Воздух также изменился. Да, точно так, это был запах моря.

Внезапно Бонд понял, что он на бешеной скорости скользит вниз по гибкому шлангу. Он расправил плечи и расставил ноги, чтобы притормозить, но только причинил себе боль. С неумолимой быстротой он продолжал падать вниз. Теперь туннель стал расширяться. Зацепиться было не за что. Скорость увеличивалась. Труба все больше загибалась вниз.