Она приняла горячую ванну, и, когда вода проникла ей внутрь и попала на свежую ранку, она явственно-осязаемо вспомнила о нем. Ликование переполняло ее.

Анна потратила много усилий, чтобы причесаться, дважды перекрашивала губы, бросала нетерпеливые взгляды то на часы, то на телефон.

В десять пятнадцать ей стало не по себе. Может быть, он. имел в виду, что встретится с нею в театре? Но он же сказал: «Мы пойдем вместе». Или он сказал: «Приходи туда»? Когда раздался телефонный звонок, она бросилась к аппарату через всю комнату. Это оказалась Нили.

– Могла бы, по крайней мере, подойти и поздороваться со мною после представления.

– Я думала, ты будешь на банкете.

– Я? Я числюсь в кордебалете. А. сейчас у меня репетиция. Ну скажи, разве можно так – устраивать репетицию перед дневным представлением? Бедняга Мэл совсем заждался меня.

– Где он?

– Внизу, в кафетерии. Мы с ним там сейчас встретимся.

– Увидимся на репетиции.

– Тебе-то зачем приходить? Скучища будет.

– Нили… никому не говори, ни слова… но есть вероятность, что ты заменишь Тэрри Кинг. Ты ведь знаешь ее номера, правда?

– Знаю ли я их? – взвыла Нили. – До единого слова! И все песни Элен – тоже. Анна, ты смеешься надо мной?

– Нет, есть один план. Я была на совещании вчера вечером. Но только никому пока ни слова, сиди тихо.

– Боже мой! Не могу поверить. Господи, подожди, я расскажу Мэлу! Пока. Увидимся в театре!

Десять сорок пять. Лайон так и не позвонил. Три раза она снимала трубку, чтобы позвонить самой, но всякий раз передумывала. Закурив сигарету, она встала у столика, глядя на лучи зимнего солнца, льющиеся из окна. Часы протикали еще десять минут… Где-то зазвонил церковный колокол. Ну и что же дальше? Так и стоять здесь, в номере, весь день? Или идти в театр одной? Нет, это будет выглядеть нехорошо. Если он уже там и не позвонил ей, то это будет выглядеть, будто она бегает за ним. Смешно! Это не Лоренсвилл, а Лайон

– не просто парень, с которым ты встречаешься. Все эти глупые правила здесь ни к чему. Она решительно подошла к телефону и попросила соединить с его номером.

Сначала его голос звучал глухо. Затем он развил бурную деятельность.

– Боже мой, дорогая! Правда без пяти одиннадцать? А я-то думал, что велел разбудить себя по телефону в десять часов!

– Непонятно, когда ты мог это сделать, разве что специально просыпался среди ночи. Он глуповато рассмеялся.

– Я как раз читаю твою записку. Ну и ну, нечего сказать, галантный я кавалер! Спускайся ко мне и побудь здесь, пока я бреюсь. – Она явственно слышала в трубку, как он с хрустом потягивается. – Я закажу в номер кофе для нас.

Дверь в номер Лайона была приоткрыта, и на ее легкий стук он прокричал: «Заходи!» Лайон стоял в ванной перед зеркалом в одних трусах. Он притянул ее к себе и осторожно поцеловал, стараясь не запачкать ее мыльной пеной, и вернулся к бритью. Сама его простая манера держаться, казалось, привносила некую особую близость в их отношения, словно для нее нет и не было ничего естественнее на свете, чем вот так смотреть, как он стоит в одних трусах и бреется. Она села прямо на смятую кровать, чувствуя себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Лайон смыл с лица пену и вошел в комнату. На этот раз он наклонился и поцеловал ее нежно и долго. Потом надел рубашку, насвистывая, повязал галстук. От охватившего ее счастья она ощущала слабость во всем теле. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

«Интересно, а есть ли у Лайона такое ощущение близости между нами, – подумалось ей. – Вряд ли. Столько девушек наверняка уже видели, как он бреется перед ними в одних трусах…» Она быстро отогнала от себя эту мысль. Ни одна из них не чувствовала к нему того, что чувствует она, и в этом вся разница. Ничто не омрачит самый радостный день в ее жизни! Постучал официант и вкатил десертный столик с завтраком. Лайон написал на чеке свою фамилию. Показав ей знаком на стул, он, стоя, залпом выпил стакан апельсинового сока. Затем, поставив у телефона чашечку кофе, он попросил телефонистку соединить его с номером Генри Бэллами.

Тот тоже опаздывал. Лайон рассмеялся.

– Ну, ладно, трус, давай сверим часы. На моих одиннадцать тридцать. Условимся, что оба войдем туда в одиннадцать сорок. – Положив трубку, он улыбнулся Анне. – Считаешь, что можешь созерцать экзекуцию?

– Не хотелось бы упустить такую возможность. А что будет?

– Ничего особенного. Просто несколько сильных мужчин навалятся на девчонку и вынудят ее уйти.

– Ты говоришь так, словно уже проходил через такое.

– Проходил. Могут быть слезы и истерика. То и дело натыкаешься на какую-нибудь тэрри кинг, которая оказывается потенциальной Элен Лоусон. Всаживаешь ей в спину нож, а крови нет. Вот тут ты и проигрываешь.

В лифте они встретили Генри. Если он и удивился, увидев Анну с Лайоном, то виду не подал.

В театре была вся труппа, за исключением Элен. Девушки из кордебалета сидели или толпились, прижавшись друг к другу, кутаясь в свои меховые шубки. На них были темные очки, скрывавшие отсутствие теней и туши. Они прихлебывали кофе из бумажных стаканчиков, и все казались чем-то недовольными. Нили сидела на самом краешке стула напрягшись, готовая в любую минуту вскочить с места.

Анна села в четвертом ряду с Генри и Лайоном. Торопливо вбежала Дженифер Норт, извиняясь перед всеми за то, что проспала. Режиссер отвернулся от кучки людей и добродушно кивнул ей.

– У тебя, принцесса, никаких изменений не будет. Так что, если хочешь, можешь идти и досыпать.

Дженифер улыбнулась и пошла в полутемный зрительный зал. Генри знаком предложил ей место рядом с собой. Она узнала Анну и тепло улыбнулась ей.

– Замечательно, правда? – восторженно произнесла она. – У нас настоящий хит! Я не имею права говорить «у нас», ведь я ничего не делаю. Но шоу такое замечательное, и я в таком восторге оттого, что тоже участвую в нем.

– Ты в нем очень здорово выглядишь, – искренне сказала Анна.

– Спасибо, но думаю, что, увидев мое имя в афишах, публика вряд ли повалит в театральные кассы.

– Знай себе цену, – ответил ей Генри. – Как только это шоу станет хитом в Нью-Йорке, о тебе заговорят все газеты. Гарантирую, что минимум через полтора месяца со дня премьеры контракт на съемки в кино будет у тебя в кармане.

Дженифер широко улыбнулась, у нее на щеках заиграли ямочки.

– Ах, Генри… честное слово, я бы так хотела этого. – На лицо ее набежала тень. – Но только если это будет крупный контракт, а не из тех, что заключают с начинающими актрисами.

– Начинающие актрисы часто становятся настоящими кинозвездами, – осторожно заметил Генри.

Тень стала глубже, Дженифер нахмурилась.

– Талантливые начинающие. А у меня таланта нет, Генри. Вот почему мне нужен выгодный контракт. Если мне достаточно заплатят, им придется использовать меня на все сто процентов. Придется меня учить… готовить меня…

– Предоставь решающее слово мне. Если речь пойдет о небольшой сумме на хорошей студии и я посоветую тебе соглашаться, соглашайся. В воздухе уже носится телевидение, оно вот-вот появится, и крупными контрактами сейчас никто так легко не бросается.

– Тогда я, пожалуй, больше заработаю в Нью-Йорке. У меня есть предложения от Пауэрса и Лонгуорта, и я могла бы параллельно с этим шоу неплохо зарабатывать манекенщицей.

Генри резко повернулся к ней.

– Давай со мной начистоту, Дженифер. Тебе нужен контракт с кинокомпанией? Или карьера? Я не желаю расшибаться в лепешку, если тебе решительно все равно. И что с Тони Поларом? Насколько у вас серьезно?

Дженифер улыбнулась.

– Газеты все раздули. Я обожаю Тони, но, по-моему, ни он, ни я не спешим к алтарю. И потом, по закону я все еще остаюсь женой принца Миралло.

– Почти все газеты утверждают, что ты получишь развод. Ты только вспомни статьи, где описывали, как вы стоите перед судьей: ты – порядочная девушка-католичка, желающая иметь детей, и этот ублюдок, который не хочет ни одного.