Робко зазвонил телефон, словно боясь потревожить человека в такое время. Она с надеждой сняла трубку. Иногда Тони тоже до самого рассвета не ложится спать. Но это звонили из Кливленда. Со вздохом она согласилась на разговор с оплатой по номеру вызова.

– Джен… – раздался плаксивый голос ее матери. – Я всю ночь пытаюсь дозвониться до тебя.

– Я только что вошла, мама. Подумала, что слишком поздно звонить тебе.

– Ну разве я могу уснуть? Я так расстроена. В кливлендских газетах о тебе много писали. Говорят, что ты не получила от своего принца ни цента.

– Да, это верно.

– Джен, ты с ума сошла! Ты же знаешь, в будущем году Джон уходит на пенсию. А на одну его пенсий мы не проживем. И сейчас-то еле сводим концы с концами.

– Мама, я на прошлой неделе посылала вам пятьдесят долларов. И пришлю еще пятьдесят на этой неделе, как только получу деньги.

– Понимаю, но бабушка заболела, пришлось срочно вести ее к врачу, а еще у нас сильно протекает мазутная печь и…

– Я посмотрю, смогу ли выслать больше, мама, – Она опять подумала о Робби. – Но за участие в шоу я получаю всего сто двадцать пять долларов минус страховка и подоходный налог.

– Джен, я не стала бы перебиваться с хлеба на воду и ограничивать себя решительно во всем, посылая тебя учиться в Швейцарию, если бы знала, что ты станешь заурядной хористкой с таким вот заработком.

– Ты никогда и не перебивалась, мама: ведь эти деньги мне оставил отец. А в Швейцарию ты отправила меня лишь для того, чтобы разлучить с Гарри.

– Потому что я была убеждена, что ты не должна быть бедной малышкой Джаннет Джонсон, женой механика из гаража.

– Гарри был не простым механиком. Он учился на инженера, и я по-настоящему любила его.

– Так вот, он до сих пор механик с вечной грязью под ногтями и тремя вечно чумазыми детишками. Гарриет Айронс была у нас когда-то одной из самых красивых девушек – она же твоя ровесница, – а сейчас, после того как вышла за него, выглядит на все сорок.

– Мама, ну как девушка в двадцать пять лет может выглядеть на сорок?

– Когда у девушки нет за душой ни гроша и она выходит замуж по любви, она очень скоро старится. Любовь быстро проходит. Мужчинам нужно только одно. Вспомни-ка своего отца!

– Мама, это же междугородный разговор, – устало сказала Дженифер. – Ты ведь звонишь мне не для того, чтобы жаловаться на папу. И потом, у тебя такой хороший муж. Я не помню папу, но он наверняка не был таким же милым, как Джон.

– Он был подлецом, твой отец, богатым и красивым подлецом. Но я любила его. У нас в семье никогда не было денег, но зато было имя. Не забывай, бабушка носит фамилию Тремонтов из Вирджинии. И я по-настоящему считаю, что для сценического псевдонима тебе нужно было веять фамилию Тремонт, вместо этого смешного Норт.

– Но разве мы не договорились, что я возьму чужую фамилию, чтобы никто не смог выяснить, кто я на самом деле. Раз уж я должна выдавать себя за девятнадцатилетнюю, то мне приходится быть Дженифер Норт. Если бы я взяла фамилию Тремонт, кто-нибудь в Вирджинии непременно установил бы, кто я такая. А если – Джонсон, то в Кливленде меня бы всякий вспомнил.

– С твоей известностью они тебя и так все помнят. После того как ты сбежала, весь город только о тебе и говорил. Одна газета прошлась насчет того, что ты выдаешь себя за девятнадцатилетнюю, но все были под таким впечатлением от твоего принца, что это не имело значения. И я тоже считала, что это не имеет значения, потому что ты сумела удачно и без осложнений выйти замуж. И вот теперь ты разводишься и все бросаешь, не получая при этом ни гроша.

– Мама, а почему ты думаешь, я ушла от него? Перед самым отъездом в Италию я выяснила, что у него нет денег.

– Что ты имеешь в виду? Я же видела фотографии в газетах! Бриллиантовое ожерелье, норковое манто…

– Ожерелье – фамильное, принадлежит их семье. Норку он мне, правда, подарил, но, по-моему, получил ее бесплатно за ту рекламу, которую мы сделали торговцу мехами. Он занимал целый этаж в «Уолдорфе», но счет оплачивала какая-то винодельческая фирма. Для них он был вроде посланца доброй воли. Титул-то у него законный, королевский, но за душой – ни гроша. Они все потеряли, когда к власти пришел Муссолини. У них есть какой-то ужасный огромный замок под Неаполем. Я стала бы жить там, терлась бы с разными иностранцами, носила бы фамильные драгоценности… и жила бы в нищете, только благопристойной с виду. Мне еще повезло, что я вовремя все выяснила. Он врал мне, будто богат, потому что думал, будто жена-американка будет представлять там какую-то ценность. После того как мы поженились, я узнала кое-что похуже. Он начал рассказывать мне о каком-то богатом итальянском виноторговце, к которому я должна была найти подход… ну, в общем, позволить все, если бы тот захотел меня. Мама, это же настоящий подонок, только из высших слоев. Мне еще повезло, что я сумела оставить себе норковое манто.

– Tак, а что собой представляет Тони Полар? – спросила мать.

– Классный мужик.

– Джен!

– Мама, но он и впрямь классный… и он мне нравится. К тому же у него много денег. И потом, мой адвокат считает, что я могу заключить контракт на киносъемки.

– О кино забудь!

– Почему? Я бы справилась.

– Слишком поздно. Ведь тебе не девятнадцать лет. Слушай, тебе повезло: у тебя изумительной красоты лицо и тело, которое сводит мужчин с ума… хотя твой тип фигуры сохраняется недолго. Что ты рассказала Тони Полару о своей семье? , – Историю, которую не проверишь, но основанную на некоторых реальных фактах. Якобы мой отец был богат и погиб в Англии во время бомбардировки, что он все оставил своей второй жене…

– Это правда, что еще?

– Что мне он оставил небольшую сумму, достаточную, чтобы я поступила в лингвистическую школу в Швейцарии, правда, я ему не сказала, что прожила в Европе целых пять лет – ведь мне девятнадцать.

– А что ты сказала ему обо мне?

– Сказала, что ты умерла.

– Что-о-о?

– Мама, а что я должна была говорить? Что у меня есть мать с отчимом и бабушка, которые живут в Кливленде и ждут не дождутся, .чтобы переехать жить к нам?

– Но если ты выйдешь за него, как же ты объяснишь ему про меня?

– Скажу, что ты моя тетя, любимая сестра моей мамы, которой я помогаю материально.

– Хорошо. Ты следишь за своим весом?

– Я очень худая, мама.

– Знаю, но только не полней и не сгоняй все потом. Это самое что ни на есть вредное для твоей груди. Высокая грудь, как у тебя, очень быстро обвисает, и тогда на нее становится неприятно смотреть. Пока она у тебя есть, пусть приносит доход. Все мужчины – животные, от высокой груди они впадают в транс. Может, я не потеряла бы твоего отца, не будь я плоскогрудой. Тогда у меня была бы приличная, обеспеченная жизнь… – она разрыдалась в трубку. – Ах, Джек, я больше так не могу. Хочу бросить все и быть с тобой, моя детка.

– Но, мама, ты же не можешь бросить Джона и бабушку.

– Почему не могу? Пусть Джон остается с бабушкой. И он, и эта его дрянная работенка. На что он еще годен? Не смог даже заработать денег, чтобы купить дом.

– Мама! – Дженифер стиснула зубы и призвала на помощь все свое терпение.

– Мама, ради бога! Дай мне сначала выйти за Тони, а уж потом я позабочусь о тебе.

– Он заводил речь о женитьбе?

– Еще нет…

– Чего же ты ждешь? Джен, через пять лет тебе стукнет тридцать. Мне было двадцать девять, когда я надоела твоему отцу. Джен, у тебя совсем немного времени.

– Все не так просто, мама. У него есть сестра, она опекает его, проверяет каждый его чек. Их мать умерла в родах, когда Тони появился на свет. Сестра сама его вырастила; она очень его любит, а меня ненавидит.

– Джен, ты должна быть потверже. Избавься от нее, займи ее место, не позволяй ей жить с вами, когда выйдешь за него. Это разрушит всю вашу жизнь… и она никогда не позволит, мне приехать. Детка, думай головой. Будь умницей. Если у женщины есть деньги, ее ничто никогда не заденет. Желаю тебе всего самого доброго, детка…