Вот хотя бы эти ее фотографии с Тони. Уж такие они на них счастливые – ну прямо идеальная пара из Голливуда!

Лучи солнца прокрались под навесную ширму. Вытянув руку, Дженифер чуть наклонила раму, чтобы защитить себя от палящего зноя.

Да уж – если от пребывания на солнце у тебя появляется крапивница, только Калифорнии тебе и не хватало.

Она метнула негодующий взгляд на сверкающий оранжевый диск. Вечно он здесь висит. На что другое, а уж на него в Калифорнии всегда можно положиться. Редко-редко выдастся легкий утренний туман, но неизменно появляется лимонно-желтый диск, сначала робко, затем, словно самовозгораясь, становится все ярче, поглощает и туман, и редкие облачка, и наконец остается в гордом торжествующем одиночестве посреди яркой голубизны неба.

Она вздохнула. Со времени приезда каждый день здесь походил на разгар июля. И как только растут эти проклятые апельсины, если не выпадает ни капли дождя? А в Нью-Йорке сейчас май. На востоке всегда наслаждаешься хорошей погодой, когда она наконец наступает.

Мысленно она перенеслась в Нью-Йорк. Воздух там сейчас насыщен пьянящим свежим ароматом. Тяжелые зимние шубы и манто убраны подальше, и люди сидят за столиками кафетерия в Центральном парке [41]. И ведь в Нью-Йорке можно пройтись! Никогда не оценишь возможности вот так взять и пройтись, пока не поживешь в Калифорнии. Гулять в Нью-Йорке можно даже по ночам. Если нечего делать, можно пройтись по Пятой авеню, посмотреть на витрины магазинов, или пойти в кино на последний сеанс, или пройтись по Бродвею и купить «хот дог»

– жареную сосиску, запеченную в тесте. Здесь же, если и вздумаешь пройтись по Беверли-Драйв ночью, то непременно подъедет патрульная полицейская машина, и тебя предложат подвезти.

Что ж, по крайней мере, хоть Анна имеет в своем распоряжении Нью-Йорк. Судя по ее письмам, она часто везде бывает, но она ни разу не упомянула ни о чем особенном. Вероятно, все еще ждет Лайона. Ну что ж, ей, по крайней мере, есть кого ждать.

А вот чего ждет она сама? Чтобы прошел очередной день? На сегодня назначена вечеринка. Она от этого не в восторге, но это все же лучше, чем играть в джин с Тони. И даже на этом он не может сосредоточиться, потому что Мириам не отходит от него ни на минуту, подсказывая, какую класть карту. Хотя бы раз дала ему подумать самому. Она отхлебнула кока-колы. Лед растаял. Почему у теплой кока-колы вкус, как у слабительного? Ей было лень встать и сходить в дом за охлажденной бутылкой. Ей было лень вообще что-либо делать. И вечеринка… не будет ничего интересного. Тони дают главную роль в новом фильме Дика Микера, поэтому она должна быть приятной и обходительной. «Приятной и обходительной, – постоянно твердит ей Мириам. – Не старайся быть здесь крупной фигурой. Здесь ты – ничто. Здесь все крупные шишки, так что будь просто приятной и обходительной».

Она делала все, что могла. На банкетах фланировала, как улыбающееся привидение. Друзей не заводила. Мириам оказалась права: в Голливуде красота

– товар дешевый. Тут наберется целый миллион ничего собой не представляющих красоток. Девицы, сшивающиеся у отеля «Шваб», – красотки, официантки в придорожных ресторанчиках – красотки, и в то же время большинство кинозвезд вовсе не отличаются ослепительной красотой. Джейн Уаймен просто держится развязно. Барбара Стэнвик – элегантная, изысканная. И Розалинда Рассел точно такая же. Джоанна Кроуфорд – яркая. Черт возьми, вот это положеньице. А она-то все эти годы думала, будто в ней есть что-то особенное, только потому, что у нее красивые зубы, прямой нос и большие титьки. Большие титьки сейчас просто не в моде. И Эдриан, и Тэд Касабланка, и все остальные ведущие модельеры создали образ широкоплечей женщины. А большие титьки в такой образ решительно не вписываются, только мешают.

Предстоит еще один никчемный вечер. Она здесь никто. Просто миссис Полар, жена многообещающего новенького. «Да, но ведь он же выступал по радио», – может сказать кто-то. Однако здесь это не имеет ровным счетом никакого значения. Ты должен сниматься в фильмах, а жена абсолютно ничего не значит. Фактически, здесь у жены тот же социальный статус, что и у сценариста – он необходим, но имя его почти никому не известно. Даже начинающие звезды, и те привлекают к себе на банкетах куда больше внимания. Начинающие звезды – те всегда под рукой, готовые на все. Они знакомы с продюсерами и всегда имеют в запасе пикантные истории – о выдающемся актере, который в момент оргазма всегда кричит «Мама!», о кинокритике, который заставляет свою жену смотреть, как он… Конечно, начинающие звезды привлекают к себе внимание на банкетах и вечеринках. Но жена – жена живет, словно в заточении. Слишком уважаемая, чтобы за ней ухаживать, и слишком незначительная, чтобы вызывать к себе настоящее уважение. На большинстве таких банкетов она чаще всего сидела у стойки бара с нанятыми на этот вечер барменами – все они оказывались родом из Нью-Йорка – ностальгически вспоминая «Линди». Для нее это было легче, чем вести светскую беседу с другими женами, которых вечно интересует либо теннис, либо то, каких нанять слуг.

Она не может даже вволю походить по магазинам, как любила делать до замужества. За те пять месяцев, что она здесь, ей было позволено купить лишь одно-единственное вечернее платье. «Одежды у тебя больше, чем в любом универмаге», – сердито отрезала Мириам. Возможно, и больше, однако она ей вся надоела. Неужели Мириам не понимает, как важно время от времени надевать что-либо новое? Но у Мириам у самой-то всего три платья, и все похожи одно на другое. На банкеты и званые вечера та ходит в одном и том же кружевном платье пятилетней давности и в белых ортопедических туфлях!

Мириам выдает ей по пятьдесят долларов в месяц. Она отсылает их своей матери, а та постоянно пишет, что этого недостаточно. Она хотела поговорить о деньгах с Тони, но ведь она его почти не видит. У него то запись, то разучивание новых песен, то репетиция на радио. А за ужином с ними вечно Мириам. По ночам, когда они остаются одни на огромной кровати, он все тот же прежний Тони, страстно желающий ее. Но после того, как все кончается, до него невозможно достучаться. Она пыталась было объяснить ему, что если бы она смогла стать частью его жизни и профессии, то перестала бы томиться и скучать, но он, похоже, так и не понял, о чем шла речь. «Всем этим занимается Мириам, говори с ней».

Когда она заводила речь о деньгах, результат был тот же самый: «Поговори с Мириам, она даст тебе все, что нужно». А у Мириам лишь один ответ: «Чего это тебе деньги понадобились? Я же плачу и за еду, и за выпивку. Бензин в машину можешь заливать бесплатно. А на булавки тебе за глаза хватит пятидесяти монет».

Так дальше продолжаться не может. Сколько же еще ей сидеть у бассейна? На этой неделе она уже прочла целых три книжки, а еще только пятница. Лучи солнца опять заглянули под навес. Она вскочила с места. Нужно что-то делать, куда-то идти. Может быть, Нили окажется дома. Та только что закончила сниматься в своей второй картине, и на студии ей пообещали предоставить месячный отпуск. Она прошла в дом и надела брюки. Как она рада за Нили! Отзывы о первой картине были восторженные, и Дженифер уже была на закрытом просмотре ее второго фильма – великолепно. Но с Нили она встречается нечасто. Время от времени они говорят по телефону, но Нили только что опять сменила себе номер, а этого нового, не числящегося в справочнике, у Дженифер нет.

Восемь кварталов она проехала на машине: ходить пешком в Калифорнии не принято. А если Нили нет дома, она поедет в «Шваб». Возможно, там окажется Сидни Сколски, они посидят с ним, поболтают. Сидни любит Голливуд, но он отлично понимает, каково ей здесь.

Дверь открыл Мэл. На нем были одни плавки. Он располнел, загар придавал ему вполне цветущий вид. Мэл проводил Дженифер к бассейну.

– Обедать хочешь? Я как раз ем сандвич.

Дженифер покачала головой и села в тень. Бассейн у них точь-в-точь как у нее – в форме человеческой почки; такая же кабинка для переодевания, такой же теннисный корт и такой же бар со стойкой. Она посмотрела на окружающие дом красноватые холмы. Неужели и Мэл точно так же сидит здесь целыми днями?