— Конечно. — Джонни Лайл снова перекинул ногу через седло. — Хотя я бы предпочел заняться Лейси и его шайкой.

— Что? — обернулся к нему Ремзи. — Ты с ума сошел? Да те парни, любой из них, в два счета съедят троих таких умников, как ты, и косточки выплюнут! Конечно, если они привяжутся к нам, мы будем бороться, но гоняться за ними не собираемся!

— Значит, ты не хочешь, чтобы я ими занялся?

Ремзи был возмущен. Да что он о себе воображает, этот молокосос? Разыгрывает спектакль перед работниками, которые стоят вокруг, чтобы показать, какой он крутой? Ну что ж, это легко прекратить!

— Почему же не хочу? — сухо сказал Ремзи. — Если желаешь, можешь разобраться с ними. Но только после того, как поможешь Гару отогнать скотину от трясины.

Когда Гар Маллинз вернулся на ранчо и подъехал к загонам, солнце уже час как скрылось за горизонтом. Расседлав своего мустанга и наскоро умывшись, он вошел в дом и устало опустился на скамью у стола. Старый Том Уэст, хозяин ранчо, поднял на него глаза:

— А где мальчишка? Где мой племянник? Разве он не с тобой?

Гар с удивлением оглядел собравшихся за столом.

— Черт побери, его здесь нет? Он уехал от меня часа в три или около того. Сказал, что Берт велел ему разобраться с Крюком Лейси, если он вовремя управится с работой.

— Что! — Возглас был похож на рев старого быка. Том Уэст замер, разинув рот от удивления. — Берт, ты и вправду это сказал?

Ремзи густо покраснел, а потом побледнел.

— Нет, что вы, хозяин, — начал оправдываться он, — все было вовсе не так. Я просто подумал, что он хочет покрасоваться перед ребятами. Вот и сказал, пусть сначала поможет Гару, а уже потом гоняется за Лейси. Я же не знал, что он такой дурак.

— Бросьте вы! — хохотнул Чак Аллен. — Небось просто ускакал в город! Да и где бы он стал их искать? И скажите на милость, как он может их найти, если даже мы не смогли их выследить?

— Ну, мы не слишком-то усердствовали, — заметил Маллинз. — По крайней мере, я.

Том Уэст молчал. Наконец он заговорил снова:

— Ну конечно, он их не найдет. Но если с мальчишкой что-нибудь случится, как я буду смотреть сестре в глаза? — Он гневно взглянул на Берта Ремзи. — Если что, заранее собирай свои пожитки, чтоб успеть добраться до границы до того, как мне станет об этом известно.

Джонни Лайл был веселым и разбитным пареньком, к тому же несдержанным на язык. Ему должно было вот-вот исполниться восемнадцать — по меркам Запада почти уже мужчина. В его возрасте Малыш Билли возглавлял одну из противоборствующих сторон в войне в графстве Линкольн 13.

Но и Джонни был не просто дерзким и бесшабашным юнцом. Он родился и вырос на Нуэсес и свой первый опыт верховой езды приобрел, разъезжая среди зарослей черного чапареля, раскинувшихся между реками Нуэсес и Рио-Гранде. Ему было четырнадцать лет, когда умер отец, а мать решила уехать на Восток. В Вирджинии Джонни также продолжал охотиться и бродить по лесистым склонам гор, но теперь каждый месяц по нескольку раз он отправлялся в Нью-Йорк.

Там он проводил много времени в тирах. В лесах он бил зверя, ходил по следу и с азартом дрался на кулачки с крепкими и сильными горцами. Стоя перед зеркалом, он учился молниеносно выхватывать из кобуры револьвер и в конце концов достиг в этом деле совершенства. В тире он научился метко стрелять, а бродя по лесам, усовершенствовал свои навыки следопыта, приобретенные в свою бытность на Западе, куда он приехал сейчас на летние каникулы.

К тому же Джонни умел не только хорошо говорить, но и слушать. А с тех пор как он приехал на «Слэш 7», Гар Маллинз несколько раз упоминал о каньоне Тьерра-Бланка и его окрестностях как о вероятном прибежище бандитов. Считалось, что воры сбывали украденный скот в лагерях старателей, к северу отсюда, устойчивым спросом на мясо отличался также городок Викторио и его окрестности.

Том Уэст любил свою сестру, а уж в веселом, общительном племяннике и вовсе души не чаял, но Джонни не покидало ощущение, что Том относится к нему как к гостю, а не как к работнику. А ведь Маллинз может подтвердить, что он и наездник хороший, и работник неплохой, и с коровами обращаться умеет, но вся беда в том, что Маллинз слишком уж немногословен и никогда не заводит разговоров первым.

Джонни, разумеется, хотелось, чтобы к нему относились как к равному, и его неизменно раздражало, когда родной дядюшка старательно опекал его, видя в нем изнеженного гостя. Вот поэтому Джонни и решил показать всем, чего он стоит, — показать раз и навсегда.

К тому же его выводило из себя и до обидного снисходительное отношение Берта Ремзи. Поэтому, когда стадо было отогнано от зыбучих песков, он оставил Маллинза и направился в сторону ущелья Сибли-Гэп. На закате солнца он проехал через ущелье и заночевал у родника, в нескольких милях дальше по дороге. До каньона, о котором рассказывал Маллинз, оставалось еще около восьми миль, потому что до Тьерра-Бланка он уже добрался.

На рассвете Джонни снова был в седле. Озаренный внезапной идеей, он повернул на север, направляя коня к тропе на Викторио.

Город старателей уже снискал себе дурную славу и, похоже, не собирался с ней расставаться. Свое название он получил по имени вождя племени апачей, воины которого вот уже несколько раз безуспешно пытались завладеть городком. Несколько тысяч старателей, карточных игроков, бандитов и грабителей-одиночек сделали этот городишко гиблым местом, от которого разумнее всего было бы держаться подальше. Но Джонни Лайл не забыл разговоров о том, что именно там продается скот, украденный с ранчо его дядюшки.

Джонни слез с коня и, оставив его у коновязи перед заведением с вывеской «Ресторан „Золотая сковорода“, отправился к загону, где было развешано несколько коровьих шкур. Он обратил внимание на тавро „7-77“, но, перевернув шкуру, увидел, что оно было переправлено со „Слэш 7“.

— Эй, ты! — грубый окрик заставил его обернуться. — Отойди от шкур!

Кричавший был огромным детиной с широченными, словно пианино, плечами и мятым лицом, испещренным шрамами.

Джонни перешел к следующей шкуре, а затем к следующей, верзила наблюдал за ним. Из пяти свежих шкур три были помечены тавром «Слэш 7». Он обернулся вовремя — как раз, чтобы встретиться лицом к лицу с набросившимся на него мясником.

Батч Дженсен был огромен, но только на умелого драчуна он ни капли не походил. И теперь ему предстояло кое-что узнать.

— Проваливай отсюда, я сказал! — гневно выкрикнул он, занося кулак.

Это была его первая ошибка, ибо за время своих наездов в Нью-Йорк Джонни обучился кое-каким тонкостям. Одна из них такова — наноси удар из того положения, в котором в данный момент находится твой кулак. А Джонни как раз потирал подбородок, и потому, когда Дженсен замахнулся, он выбросил вперед левую руку и сделал шаг в его сторону.

Прямой удар в челюсть оказался мощным, коротким и зубодробительным. Крепкие костяшки его кулака впечатались в челюсть, разбив в кровь губы Дженсена, который от неожиданности вскинул обе руки. Проворно развернувшись, Джонни ударил правой, погружая кулак в огромное брюхо Дженсена.

У Батча перехватило дыхание, и тогда Джонни нанес ему удар сразу обеими руками. Этот удар поверг Дженсена на землю. Джонни спокойно ждал, пока его противник поднимется. И тот наконец встал, что было его второй ошибкой. Он поднялся и тут же, низко опустив голову, бросился вперед. Прямой удар левой пришелся ему чуть повыше глаза и рассек бровь, а в результате апперкота правой у Батча оказался сломанным нос. И тут уж Джонни Лайл вошел во вкус. Свершившееся вслед за этим действо было непродолжительным, но захватывающим и кровавым. Когда все было кончено, Джонни отступил назад.

— А теперь, — сказал он, — поднимайся и плати мне шестьдесят долларов за трех коров со «Слэш 7».

— Шестьдесят! — брызгая кровавой слюной воскликнул Батч Дженсен. — Но коровы идут по двенадцать — пятнадцать долларов!