— Она должна была выбросить нож. — Эдвард скрестил руки на груди. — Я действительно злюсь на нее, что она не сделала этого. Но что есть, то есть. Так что происходит сейчас? Я понижен до соучастника и остаюсь за решеткой какое-то время? Я имею в виду, сейчас у вас имеется достаточно доказательств, верно? То, что вы обнаружили в машине мисс Авроры?

— Правильно. Мы нашли кровь и частички кожи у нее в багажнике, соответствующие вашему отцу, также и ей. Ей было видно тяжело затаскивать и доставать тело, поэтому в процессе она порезалась. Мы также нашли обувь с прилипшей грязью у нее в шкафу, которая соответствует образцам с берега реки. А также всевозможные частицы, которые застряли на ходовой части ее машины. Но мы не нашли никаких других пятен и частиц кожи, говорившей о ком-то еще. Так что мы предполагаем, что она действовала одна, хотя я удивлен, что у нее имелись такие силы, чтобы перетаскивать такое крупное тело вашего отца.

— О, я совсем не удивлен. Я всю жизнь наблюдал, как она ворочила огромные чаны с кипятком и все возможными соусами. Рак, конечно, ослабил ее, но она все равно оставалась сильной и крепкой, кроме того, она сообщила мне, когда он рухнул и его разбил инсульт, он словно окоченел. Так что не похоже, что он мог сам свободно передвигаться.

— Вернемся к вопросу о том, что будет с вами. — Мерримак пожал плечами. — Это зависит от окружного прокурора, ему решать. Может быть условный срок, или он захочет сделать из вас пример, чтобы неповадно другим было.

— Ах, да, что богатым людям все сходит с рук.

— Это факт.

— Поэтому вы нас не очень любите, детектив?

Мерримак улыбнулся впервые естественной улыбкой.

— Мне не нравятся убийцы. Это то, что мне не нравится. Но я скажу, что вы постоянно сотрудничали со следствием, хотя бы и потому, что хотели, чтобы вас арестовали.

— У меня были свои причины, это правда.

— Я готов предположить, что вам дадут серьезный испытательный срок в скором времени. Это будет в моем отчете. Вы однозначно нарушили закон, так что этот вопрос будет рассматриваться, несмотря на то, что вами двигали положительные причины. У вас были веские причины. Но если вы передадите кому-нибудь мои слова, я буду все отрицать.

Детектив поднялся и протянул руку.

— Я постараюсь вытащить вас побыстрее, насколько смогу.

— Не волнуйтесь. Здесь или там. Это не важно.

Эдвард потянулся к нему, и рукав тюремной рубашки задрался кверху, и глаза Мерримака остановились, задержавшись на ране.

— Думаю, что имеет значение, — ответил детектив. — Вообще-то, это очень важно. Вы подождете здесь, хорошо?

— Я не вернусь в камеру?

— Нет. Когда я говорил, что попытаюсь быстро вас вытащить, то имел в виду именно это.

Три часа спустя Эдвард переоделся в одежду, в которой его доставили в тюрьму после своего «признания». И все же, расписавшись за бумажник и ключи, он говорил себе, что, на самом деле, они не отпустят его.

Вся эта вещь под залог, ожидания слушания по обвинению в косвенном соучастии и факта фальсификации доказательств, препятствованию правосудию, было совсем не тем, что он планировал. Хотя, если разобраться он много чего не планировал, он не субсидировал свое похищение в Южной Америке, превращение в калеку и в пьяницу или же превращения себя в убийцу.

Но жизнь постоянно преподносила свои сюрпризы.

— Спасибо, — сказал он, вытаскивая свои вещи из контейнера.

Как и многие тюремные комплексы, помещение, в котором он находился, было лишено какие-либо украшений — ничего, кроме контейнера цвета овсянки, который вел человека от процедуры выхода к его брату Лейну, наверное, поджидающего его за той стальной дверью, которая находилась в дальнем конце.

Как парню удалось собрать четверть миллиона долларов в кратчайшие сроки, он понятия не имел. Хотя если рассматривать коллекцию ювелирных украшений их матери, которая стоило намного больше и хранилась под стеклом, то все может быть. Может поручитель принял в качестве залога ожерелье или кольцо?

— Все готово.

Произнес Рэмси, стоя за ним, Эдвард с удивлением повернулся к мужчине.

— Боже мой, Рэмси, для такого огромного парня ты очень тихо передвигаешься.

— Годы тщательной подготовки. — Шериф махнул женщине, сидящей за стеклом. — А может у меня талант в этом.

Они смотрели друг на друга.

Эдвард намеревался пошутить. Вместо этого его голос стал хриплым.

— Я обязан тебе своей жизнью. Мне кажется, я никогда не говорил тебе об этом раньше.

— Говорил. Хотя тогда был почти без сознания, но все равно сказал.

— О. Ну, тогда я скажу тебе еще раз. Я обязан тебе своей жизнью.

— Я рад, что ты выходишь.

— Возможно, я вернусь. Это может быть просто отсрочка.

— Нет. Я знаю твоего судью. Она сделает все правильно, как прокурор судебного округа. Мы заботимся о своих.

— Посмотрим. Но трупов больше не будет. Я обещаю тебе это. Зло покинуло нашу семью, поэтому остальные члены могут исцеляться.

— Хорошо. Ты всегда можешь мне позвонить. Семья мисс Авроры — моя семья.

Они обнялись, Эдварду пришлось улыбнуться, потому что у него было такое чувство, будто он пытался обхватить руками дуб.

— Я вернусь к работе, — сказал Рэмси, улыбка застряла на его широком, красивом лице. — Все будет хорошо.

— Хорошо.

Эдвард наблюдал, как мужчина скрылся за другой стальной дверью. А потом за ним тоже закрылась стальная дверь, опускаясь на место, трудно было придумать, что делать дальше. Но сейчас ему всего лишь нужно сесть в машину. Это была цель, верно? И с ней-то он смог бы справиться.

Обернувшись, он похромал по коридору, травмированная нога передвигалась хуже, чем обычно, сказывались все те ночи без сна, а живот заурчал, требуя еды.

Эдварду пришлось поднажать плечом на дверь и со всей силы толкнуть, чтобы она открылась…

На улице в сумраках вечера его поджидал длинный черный «Мерседес». С красивой брюнеткой, опирающейся на дверь водителя, как настоящий босс.

Она была одета в синие джинсы и синюю толстовку Кентуккского университета.

Эдвард вышел и остановился, дверь за ним закрылась.

— Эта толстовка полный отстой.

— Я знаю. Я одевала ее специально для тебя.

Он похромал к ней.

— У меня кровь красная, знаешь ли. Университет Чарлмонта преследовал меня всю дорогу. Я не выношу твою команду.

— Как я уже сказала, я знаю. И я все еще злюсь на тебя, так что это мой пассивно-агрессивный способ сообщить тебе об этом.

Боже, он ненавидел свою хромоту, особенно перед ней. Но, ооо, он почувствовал запах ее духов, который ему очень нравился и охранные огни на углу здания тюрьмы заставляли ее волосы поблескивать.

Эдвард остановился, приблизившись к Саттон.

— Ты заплатила за меня залог? Ты, не так ли?

— Позвонил Лейн, и я не могла отказать твоему брату. Он также рассказал мне обо всем, в том числе и о смерти мисс Авроры, и о том, что ты сделал ради нее. Я имею в виду, это довольно удивительно, что ты был готов пойти на такие жертвы ради своей семьи…

— Я так люблю тебя, — сказал он глухим голосом. — Саттон, я так тебя люблю.

Она быстро моргнула, такого она не ожидала услышать, хотя именно об этом мечтала, хромая он еще сделал несколько шагов и положил ей на плечи свои усталые руки.

— Я больше не могу притворяться, — сказал он ей в волосы. — Не хочу. Есть миллион причин, по которым ты просто можешь сесть в машину и оставить меня прямо здесь и сейчас, и уехать, ни разу не оглянувшись, и больше никогда не вспоминать. Для тебя столько есть прекрасных мест, что ты можешь выбирать с кем быть и где… но я эгоист. И я устал. И к черту мою гордость. Я люблю тебя, и если ты готова меня взять таким, каков я есть, я твой, если ты не хочешь…

Саттон улыбнулась.

— Заткнись, Болдвейн, и поцелуй меня.

Эдвард взял ее лицо в свои ладони и отклонил ее голову немного назад. Прижал свои губы к ее, целуя долго и глубоко, что начал ощущать удушье. Но ему было все равно. Он ждал этого всю свою жизнь, чтобы сказать ей эти слова, которые чувствовал все время, поэтому такая вещь как кислород определенно не имел для него значения и был не столь первостепенным.