- Я живой, – уточняю я и улыбаюсь, видя, как она, сдерживая слёзы, улыбается в ответ.

- Я у мамы взяла телефон хирурга, который Димку оперировал. Просто волшебник. Я ему позвонила. Можно и тебя показать, – говорит она.

Оказывается, она не истерила всю ночь, а развила бурную деятельность по моему излечению.

- Успокойся, – улыбаюсь я. – Пусть волшебник не отвлекается на пустяки. У меня простой вывих. Через недельку в качалку ещё не побегу, но рулить – пожалуйста.

- А голова?

- Отлежусь, и всё нормально будет.

Алиса недоверчиво смотрит на синяки на моём лице и лопнувшую губу.

- Это от подушки безопасности, – объясняю я. – Чуть не расплющила меня по креслу.

- Что всё-таки случилось? Вячеслав Михайлович ничего мне толком не объяснил.

- Тормозной шланг лопнул от резкого торможения, – выдаю я часть правды. Хорошо, что Алиса не сильна в автомобилях.

- Сам он просто так не лопнет. Особенно в новом «Мерседесе», – снова удивляет меня Синичка.

- И на старуху бывает проруха, – бессовестно вру я (да простят меня трудолюбивые немцы!).

Вижу, что до конца убедить её не удалось, но вопросов Алиса больше не задаёт. Пора приступать к главному.

- Мне нужна твоя помощь. Сделаешь? – начинаю давить на жалость.

- Судя по твоей хитрой физиономии, мне нужно сначала выслушать тебя, а уж потом соглашаться.

Да, её не прошибёшь жалобной мордахой. Но это даже хорошо: никто обмануть не сможет.

- Надо поехать в Москву на переговоры с индусами. Это очень важный проект.

- Насколько важный?

- Как бы тебе объяснить… Вот, например, Матвей и Люба купили хороший дом, взяли ипотеку на двадцать лет. Если мы получим заказ в Индии, то они смогут выплатить её года за четыре.

- Ого!

- Ого. Мы должны получить подряд на строительство завода по переработке отходов, то есть мусора. На западе это делают давно, но у них дороже. Если индусам понравится один, то могут заказать ещё. Мы полгода согласовывали требования и условия, изучили место строительства, оборудование, которое они собираются ставить. Короче, пахали. Представляешь, как обидно будет на последнем этапе упустить этот заказ?

Алиса понимающе кивает. Ну вот, пожалуй, мне удастся спровадить этот любопытный нос в Москву – пускай столицей полюбуется. Надо сказать Марине, чтобы расширила культурную программу командировки. Эх, поехать бы туда вдвоём с Синичкой! А то будет она по театрам и выставкам ходить с Пашкой, а я тут с ума сойду от ревности.

- Антонина введёт тебя в курс дела – это её проект.

- Но я же не специалист по промышленным объектам.

- Ты разберёшься. У вас целых два дня.

- А как же мой кинотеатр?

Ответить ей я не успеваю, потому что в палату входит следователь, который покинул её двадцать минут назад.

- Иван Антонович, – обращается он ко мне, но потом видит Алису. – Здравствуйте.

- Здравствуйте, – на автомате отвечает она и уступает ему место на табуретке у моей кровати.

- Ваша девушка?

Я киваю.

- Барышня, не могли бы Вы пойти кофейку попить, а то нам с Вашим женихом нужно обсудить новую информацию по покушению.

Твою мать, гражданин следователь!!!

Глава 34

По голове бы ему настучать за враньё! И настучала бы, но она у него и так болит. Это ж надо: пытался меня выпроводить в Москву на переговоры, которые, во-первых, почти завершены, а во-вторых, в которых я ни бельмеса не понимаю! Да там Марина будет смотреться компетентней, чем я!

Но минут через пятьдесят уговоров я всё-таки сдалась. А как ещё, если эти двое с таким напором убеждали меня, что следствию будет намного легче найти злоумышленника, если убрать подальше «болевую точку», то есть меня. Ване они обеспечат охрану (почему у него её до сих пор нет – загадка!), но через меня на него могут воздействовать, особенно если причина покушения – конкурентная борьба или личная месть. И что мне остаётся? Только отправиться в офис и два дня изучать Тосин проект, чтобы хотя бы не опозориться перед индийскими заказчиками.

Ване вернули телефон, и примерно раз в два часа он звонил и уточнял, всё ли мне рассказывают, не упустили ли чего-то важного. Архитектор Антонина, экономист Павел Станиславович, дизайнер Андрюша, сметчица Елена Алексеевна, геодезист, кадастровый инженер, флорист, кадровик – вот неполный список тех, кто два дня вбивал информацию в мою голову, пока она не закипела. Теперь там настоящая каша, которую долго студили, помешивая сразу четырьмя ложками. А я-то думала, что всё сделает Павел Станиславович, что моя задача просто улыбаться и делать вид, что я что-то соображаю в сказанном. Оказывается, всё дело в моём английском: переводчик будет, но не помешало бы и самим держать руку на пульсе.

Сегодня вечером мы с Павлом Станиславовичем садимся в поезд, в девять утра будем в столице, а вечером у нас ужин с партнёрами. Чемодан уже собран, спасибо незаменимой Марине, которая просто выслала мне список всего, что может понадобиться в командировке с такой программой. Не устаю удивляться, как много деловых качеств скрывает под собой эта легкомысленная внешность.

Всё это время от меня не отходит ни на шаг Вячеслав Михайлович. Ваня хотел было нанять для меня охрану, но следователь отсоветовал: нельзя демонстрировать, что мы обо всём догадались. А так – ничего подозрительного: шеф пристроил к любовнице личного водителя, потому что сам его услугами почти не пользуется, а уволить совесть не позволяет. Теперь дядя Слава возит меня на чёрном «Лэндровере», а Валерию Николаевичу выдали хорошую сумму на покупку нового автомобиля взамен изрядно помятого старого.

За два часа до поезда мы приехали в больницу. В коридоре на стуле сидел мужчина в форме частного охранного предприятия. На самом деле это полицейский, просто так надо для следствия.

Ваню уже вполне могли отпустить на лечение домой, но по договорённости с лечащим врачом держат в стационаре. Синяк на лице пожелтел, трещина на губе закрылась, возможно, со временем и шрама не останется. Опухоль с сустава начинает спадать. Голова болит и кружится, но по палате он свободно ходит, только устаёт быстро и не может ни читать, ни смотреть телевизор. Он выглядит таким милым с взъерошенными волосами, с отросшей щетиной и болячкой на губе! Когда я вижу эту хулиганистую физиономию, так и хочется погладить его по колючим щекам, поцеловать ранку на любимых губах.

Кажется, он разделяет моё желание. Прикрывает дверь палаты и прижимает меня к своему телу, забираясь одной ладонью под свитер, а другой поглаживая мою попу через джинсы.

- Кто-нибудь войдёт, – шепчу я ему в губы.

- Не-а, – отвечает он, прислоняясь к двери спиной. – Теперь не войдёт.

Я обнимаю его за шею, глажу затылок и заросшие щёки, прикасаюсь губами к подсохшей ранке.

- Не хочу никуда ехать, – признаюсь ему честно.

- И я не хочу тебя отпускать.

- Не отпускай…

- Разберёмся со всем этим и на выходные махнём кататься по Рейну, – обещает он. – Дитрих приглашает остановиться у него.

- На Западе так не принято, – напоминаю я.

- А он русским духом проникся, – усмехается Ваня. – Знаешь, как по-нашему: в тесноте, да не в обиде?

- Мне он понравился.

- Быстро поцелуй меня, а то через пять секунд начну дико ревновать! Уже через две…

Оказывается, целоваться в больничной палате ужасно романтично. И эротично. И до лампочки, что внизу ждут водитель и чемодан, а до вокзала ехать около часа. Я действительно не хочу от него уезжать, оставлять в опасности, больного. Мы договариваемся созваниваться два раза в день, но этого мало: я хочу каждую минуту знать, что с ним всё в порядке, что он вовремя принял лекарство и не пытался читать разные документы, что после этого у него не разболелась голова.

В дверь стучат, и мы нехотя отстраняемся друг от друга. Это дядя Слава. Мужчины обмениваются загадочными взглядами, и Ваня, поцеловав меня на прощание, предупреждает водителя: