Оба поднялись на центральную палубу. Карса принялся раздевать трупы, сперва отрезал уши и языки, потом выбрасывал голые тела за борт.

Некоторое время даруджиец молча наблюдал за ним, а затем направился к отрубленным головам.

– Они глазами следят за всем, что ты делаешь, – сообщил он Карсе. – Это просто невыносимо. – Человек сорвал шкуру с ближайшего свёртка и завернул в неё одну из отрубленных голов, затянул тесёмки. – Тьма им больше подойдёт, учитывая все обстоятельства…

Карса нахмурился:

– Почему ты так говоришь, Торвальд Ном? Что бы ты сам предпочёл: видеть всё вокруг или тьму?

– Почти все здесь – тисте анди. А немногие люди – слишком похожи на меня.

– Кто это – тисте анди?

– Такой народ. Некоторые из них сражаются в рядах освободительной армии Каладана Бруда в Генабакисе. Говорят, древний народ. В любом случае они поклоняются Тьме.

Карса вдруг почувствовал сильную усталость и присел на ступеньках, ведущих на бак.

– Тьме? – пробормотал урид. – Тьма, которая ослепляет воина, – странный объект для поклонения.

– Зато, быть может, самый реалистичный, – отозвался даруджиец, заворачивая в шкуру очередную голову. – Сколько из нас поклонялось тому или иному богу в отчаянной надежде как-то повлиять на собственную судьбу? Мы молимся знакомым ликам, чтобы оттолкнуть подальше свой страх перед неизвестностью – непредсказуемостью будущего. Кто знает, возможно, тисте анди – единственные среди нас взыскуют истины, которая кроется в небытии, в забвении. – Старательно отводя глаза, человек подобрал ещё одну чернокожую, длинноволосую голову. – Хорошо, что у этих несчастных нет глотки, чтобы производить звуки, иначе мы бы вынуждены были слушать жуткий спор.

– Так ты сомневаешься в собственных словах!

– Всегда сомневаюсь, Карса. На более приземлённом уровне слова подобны богам – это средство, которое позволяет держать страх в узде. Скорее всего, эта сцена будет мне сниться в кошмарах, пока старое сердце не разорвётся наконец. Бесконечная череда голов, слишком осмысленные глаза, которые укрывает тюленья кожа. И стоит мне завернуть одну – хлоп! – появляется другая.

– Слова твои – сплошные глупости.

– Да? И сколько же душ ты сам отправил во тьму, Карса Орлонг?

Глаза теблора сузились.

– Не думаю, что они попали во тьму, – тихо ответил он.

В следующий миг Карса отвёл взгляд, поражённый внезапным открытием. Год назад он бы убил любого, кто сказал бы то, что произнёс Торвальд, – если бы только понял, что слова эти должны были ранить, – а скорее всего, не понял бы. Год назад слова были грубыми, неудобными инструментами, укрытыми в простом, пусть и немного загадочном мире. Однако этот недостаток принадлежал лишь самому Карсе, а не всем теблорам, ибо Байрот Гилд часто метал в Карсу заострённые слова, и наверняка умный воин здорово потешался, хоть сам Карса и не осознавал толком их предназначения.

Бесконечные слова, болтовня Торвальда Нома – но нет, не только она, – всё, что Карса пережил с тех пор, как покинул свою деревню, послужило ему уроком о сложности мира. Сущности тонкие, еле уловимые, невидимой ядовитой змеёй скользили по всей жизни урида. Её клыки часто глубоко вонзались в душу, но ни разу Карса не осознал их происхождение, ни разу не узрел истинный источник боли. Яд угнездился в его душе, но урид отвечал ему – если вообще отвечал – лишь насилием. Часто выбирая неподходящую цель, слепо бросаясь во все стороны.

Тьма – и жизнь в слепоте. Карса вновь посмотрел на даруджийца, который продолжал заворачивать в шкуры отрубленные головы. А кто сдёрнул повязку с моих глаз? Кто пробудил Карсу Орлонга, сына Синига? Уругал? Нет, это был не Уругал. В этом теблор был уверен, ибо нездешняя ярость, которую он ощутил в каюте, ледяное дыхание, что коснулось его души, – принадлежали его богу. Это было чувство крайнего недовольства, гнева, к которому Карса остался почему-то… равнодушным.

Семь Ликов в Скале никогда не говорили о свободе. Теблоры были их слугами. Их рабами.

– Ты плохо выглядишь, Карса, – подходя, проговорил Торвальд. – Прости за мои последние слова…

– Не нужно, Торвальд Ном, – сказал, поднимаясь, Карса. – Мы должны вернуться в свою…

Теблор замолчал, когда его коснулись первые капли дождя, полившегося затем на палубу. Белёсого, липкого дождя.

– Фу! – фыркнул Торвальд. – Если это какой-то бог на нас плюнул, то он точно нездоров.

От воды шёл гнилой, омерзительный запах. Она быстро покрыла палубу корабля, снасти и изорванные паруса слоем густой, жирной жижи.

Разразившись проклятьями, даруджиец принялся собирать съестные припасы и бочонки с водой, чтобы погрузить их в шлюпку. Карса в последний раз обошёл палубу, разглядывая оружие и доспехи, снятые с серокожих. Он наткнулся на стойку с гарпунами и забрал шесть оставшихся.

Дождь перешёл в ливень, отгородил корабль от всего мира непроглядной, мутной завесой. Оскальзываясь в быстро прибывающей жиже, Карса и Торвальд быстро свалили припасы в шлюпку, затем оттолкнулись от борта корабля, и теблор сел на вёсла. Миг спустя огромное судно скрылось из вида, а дождь вокруг ослаб. Пять взмахов вёслами – и лодка совсем выскочила из-под его пелены, вновь застыла в спокойном море под бледным небом. Странный берег впереди медленно приближался.

Через несколько мгновений после того, как шлюпка с двумя пассажирами скрылась под завесой липкого дождя, на баке огромного корабля поднялись из мутной жижи семь бесплотных фигур. Сломанные, раздробленные кости, открытые раны без капли крови. Фигуры неуверенно покачивались в полумраке, словно едва могли удержаться в этом месте.

Один из пришельцев яростно зашипел:

– Всякий раз, как мы пытаемся затянуть узел потуже…

– Он его разрубает, – закончила другая фигура сухим, желчным тоном.

Третий призрак спустился на среднюю палубу, рассеянно пнул ногой брошенную саблю.

– Неудачу потерпели тисте эдур, – хрипло провозгласил он. – Если и нужна кара, то в наказание за их гордыню.

– Не нам этого требовать, – огрызнулся первый. – Не мы заправляем всем в этой игре…

– Но и не тисте эдур!

– Пусть так, но всем нам даны отдельные задания. Карса Орлонг всё ещё жив, и лишь он должен стать нашей заботой…

– Он начал сомневаться.

– Тем не менее странствие его продолжается. Нам следует – теми малыми силыми, какими мы сейчас располагаем, – направить его вперёд.

– До сих пор у нас не слишком-то получалось!

– Неправда. Разбитый Путь вновь пробуждается к жизни. Растерзанное сердце Первой империи начало кровоточить – сейчас лишь редкими каплями, но вскоре начнётся потоп. Нам нужно лишь бросить нашего избранного воина в нужное течение…

– А это в наших силах – по-прежнему весьма ограниченных?

– Давайте проверим. Начинайте предуготовления. Бер’ок, рассыпь пригоршню отатарала в каюте чародея: Путь тисте эдур всё ещё открыт, и в этом месте такой портал быстро превратится в рану… растущую рану. Время для подобных откровений ещё не пришло.

Затем фигура подняла изуродованную голову, словно принюхалась.

– Нужно действовать быстро, – объявила она. – Похоже, за нами выслали погоню.

Остальные шестеро обернулись к говорившему, тот кивнул в ответ на их безмолвный вопрос:

– Да. Сородичи вышли на наш след.

Обломки и плавучий мусор со всей земли прибило к массивной каменной стене – вырванные с корнем деревья, грубо отёсанные брёвна, доски, дранка, части фургонов и телег. По краям теснились пятна смятой травы и подгнившей листвы – целая равнина, которая поднималась и опускалась на волнах. Кое-где стену было почти не видно – так высоко поднимался мусор – и уровень воды под ним.

Торвальд Ном расположился на носу, а Карса сидел на вёслах.

– Не знаю, как нам добраться до стены, – сказал даруджиец. – Ты лучше суши вёсла, друг мой, иначе застрянем сейчас в этом мусоре. А вокруг кружат сомы.