— И я в куклы уже не играю, — говорит Олечка, — я только укладываю их спать.

Все, и вошедшая в палату дежурная медсестра, смеются.

— Час посещения кончается, — говорит она, — поторапливайтесь, мамы.

— Как, уже прошёл час? — удивляются девочки и мамы. — Даже ни о чём поговорить не успели!

— В воскресенье договорите, — улыбается сестра и, дождавшись, когда мамы простятся с девочками, уходит вместе с ними.

— Поскорей бы пришло воскресенье! — вздыхает вслед своей маме Олечка.

Все девочки согласно кивают головами.

Едва Надя проснулась на следующее утро, как старшая сестра предупредила ее:

— Сегодня, за час до обеда, пойдешь на разбор. В тот же кабинет на втором этаже, где была. Помнишь?

— Помню, — ответила Надя, а Галя-Цибуля перестала массировать свою ногу выше аппарата и сказала медсестре:

— Ермакова уже была на разборе, зачем же опять?

— Значит, её нужно посмотреть ещё раз, — ответила сестра.

— Тебя, наверное, хотят показать кому-нибудь из приезжих врачей до операции, — предположила Варя. — Мы же все оперированные.

Надя уже не боялась разбора: пусть смотрят, если нужно.

Ровно за час до обеда она пошла на второй этаж, в кабинет, где была три недели назад. Вошла в приёмную перед кабинетом, а в ней никого. Уж не напутала ли сестра; в прошлый раз столько ребят было! Чтобы не терять время, Надя всё же разделась и стала ждать врачей в майке и трусиках. Тут пришла в приёмную уже знакомая ей медсестра с длинными, красивыми ногами и рассмеялась, увидя Надю в таком виде:

— Одевайся скорее и идём!

Надя торопливо надела носки, тапочки и пошла за сестрой по длинному, изгибающемуся, как змея, коридору. Сердце у неё застучало часто-часто:

«Куда это её ведут?»

Медсестра с Надей спустились вниз и пошли в главное здание. Там сестра тихонечко постучала в дверь с надписью: «Директор».

— Да, да, входите, — услышала Надя из-за двери уже знакомый ей голос главного доктора.

Они вошли, и главный доктор указал Наде на стул, но Надя продолжала стоять.

— Садись, садись, — приветливо сказал Кирилл Андреевич, — у нас будет большой и секретный разговор. — Сестра вышла, а он спросил Надю: — Ты что-нибудь читаешь сейчас в больнице?

— Читаю, — ответила Надя, удивляясь такому немедицинскому вопросу, — я взяла в библиотеке «Потешные сказки».

— Значит, ты любишь читать весёлое? — уточнил Кирилл Андреевич.

Надя засмеялась, а потом ответила:

— Мне и грустные книжки тоже нравятся, вроде «Дикой собаки Динго», и ещё героические.

— Тогда ты читала о Зое Космодемьянской и о молодогвардейцах? — снова спросил её главный доктор.

— Читала. А «Молодую гвардию» я ещё в кино видела. Очень тяжёлый фильм. Они все там погибают.

— А ты могла бы выполнить такое же опасное задание, какое выполняли они?

— Флаги в занятом фашистами городе развесить? — спросила Надя.

— Ну, хотя бы флаги… — улыбнулся Кирилл Андреевич. — Ведь это было очень опасно и рискованно.

Надя подумала и покачала головой:

— Нет, я бы не пошла. Ведь они все быстро бегали, а я не могу. Меня тут же бы патруль поймал.

— А если бы у тебя были здоровые ноги? — спросил Кирилл Андреевич.

— Тогда конечно, — кивнула головой Надя, — Но ведь сейчас нет войны.

— А разве героические поступки можно совершать только в военное время? — серьёзно спросил её главный доктор. — А космонавты? А исследователи Северного полюса?

— Я видела в Москве, на Речном вокзале, мальчика с медалью «За спасение утопающего», — припомнила Надя.

— Вот видишь, — обрадовался её словам Кирилл Андреевич, — а есть и другие подвиги, о которых знают немногие, но пользу человечеству они приносят огромную. Один советский врач изобрёл сыворотку против тяжёлой, почти неизлечимой болезни и испытал её на себе. К сожалению, он умер, но его ученики выяснили, что убило исследователя, и смогли сделать сыворотку, которая стала спасать людей.

— Как жалко, что он умер, — вздохнула Надя.

Кирилл Андреевич кивнул головой и нахмурил мохнатые брови. Его взгляд стал задумчивым и неподвижным. На большом лбу появились морщины. Должно быть, он думал о чём-то важном. Морщины то углублялись, то мелели. Наконец главный доктор провёл по лбу рукой, и морщины исчезли. Он внимательно посмотрел на Надю и порывистым движением достал из ящика своего огромного письменного стола клеёнчатый пакет. Сверху пакета чёрными чернилами была написана Надина фамилия.

— Хочешь посмотреть рентгеновские снимки своих ног? — Кирилл Андреевич вынул из пакета четыре больших плёнки. — Посмотри их внимательно и скажи мне всё, что заметишь, вернее, даже то, что придёт тебе в голову.

Надя внимательно рассмотрела снимки, а что сказать доктору, не знала.

Но главный доктор наблюдал за ней и ждал ответа. И Надя решилась:

— Кривизна у меня в ногах одинаковая: какая на левой, такая и на правой.

— Умница, — похвалил её доктор. — А теперь бери карандаш, и давай займемся с тобой арифметикой. — Он сунул Наде длинный, остро заточенный карандаш. — Пиши! На заживление оперированного бедра уходит три месяца.

Надя записала: «Три месяца».

— А у тебя искривлены оба бедра. Причём через три месяца следующую операцию делать нельзя. Отдых нужен, да и часто вводить в организм наркоз не полагается. Надо ждать полгода. Что же у нас получается? Сколько мы пролечим с тобой два бедра?

— Ровно год.

— Правильно. На исправление бёдер у нас уйдёт год. И ещё год на исправление голеней.

— Значит, я буду здорова через два года? — обрадовалась Надя.

— Не совсем. Твой организм всё время растет, и пока мы с тобой лечим одну ногу, другая, неоперированная, растет иначе. И когда обе ноги станут у тебя прямыми, они могут быть чуть-чуть неодинаковыми по длине. Придётся какую-то из них немножко вытянуть. На это тоже уйдёт месяца три. Ну и после всего нужно ещё научиться ходить на оперированных ногах. Следовательно, на всё лечение мы с тобой потратим около трёх лет.

— Мне тогда будет четырнадцать, а ноги уже станут прямыми. Спасибо вам!

Главный доктор нахмурился:

— Это в твоём возрасте потерять два-три года ещё ничего. А если больному двадцать или тридцать лет?

— Всё равно лучше подождать, а потом быть здоровым, — горячо сказала Надя.

— Это верно, — согласился Кирилл Андреевич. — А что ты скажешь, если будешь ходить на прямых ногах через год?

Надя растерялась:

— А как же… ведь мы считали… получается, через три…

Кирилл Андреевич рассмеялся, но тут же снова стал серьёзным:

— Видишь ли, все дни, которые прошли с твоего первого разбора, я думал о твоих ногах. Одновременное и такое симметричное искривление бёдер и голеней на каждой ноге, какое подметила даже ты, встречается довольно часто. Раньше мы начинали операции с бёдер и заканчивали голенями. Но я ставил на животных опыты, и они подтвердили мою мысль. Если оперировать сразу две голени, то они поставят искривлённые бёдра в неудобное положение и заставят их выпрямиться. Таким образом, одной операцией мы достигнем того, чего раньше добивались после четырёх.

— Вот бы мне так сделать! — вырвалось у Нади. — Сразу на двух ногах.

— Если бы я делал людям такие операции раньше, я бы не говорил сейчас с тобой об этом. Но, может быть, твои родители будут против того, чтобы я оперировал тебя так первую.

— Что вы! — с жаром возразила Надя. — Мама будет очень рада, а папа и подавно. Ведь тогда лечиться мне у вас всего год. Как же можно не согласиться?!

— Да! Но не забывай, что ты будешь первой. — Главный доктор нарочно сделал ударение на последнем слове. — Может случиться какое-нибудь непредвиденное осложнение, которое затянет лечение на неопределённый срок.