Продолжающиеся стоны подруги выводили Сару из себя, ей приходилось сдерживаться, чтобы не дать той пинка под зад.

Завернув Антонию в одеяло, Сара вернулась рассмотреть трупы. Ощупав их лица кончиками пальцев, она поняла, что рты и ноздри бедняг чем-то склеены. Их замазали тем суперпрочным жидким клеем, который Антония использовала для реставрационных работ. Кто-то, должно быть, немало позабавился, пустив струи клея им в рот и в ноздри, а потом сжав их. Клей застыл секунды за две, и это уже было непоправимо. Тош и Ван Дик почти сразу задохнулись.

«Они спали, когда убийца подошел к ним, – поняла Сара, – и были настолько не в себе, что даже не осознали, что происходит. Они сами подставились. Когда они начали задыхаться, было уже слишком поздно».

Вероятно, это была ужасная агония, но она не испытывала к парням особой жалости.

Она поднялась, дрожа всем телом, вытерла ладони о брюки и подумала: «Похоже на Гвеннолу. Только она настолько безумна, чтобы придумать такую выходку. Микофски не стал бы так поступать. Он бы расстрелял их из винтовки, ему бы не пришло в голову такое извращение».

Да уж, убийство молодых людей походило на выходку ребенка, привыкшего мучить животных.

Сара попыталась успокоится. Ее первой мыслью было бежать к передатчику, чтобы предупредить полицию, но на полдороге она остановилась. Она не могла себе позволить, чтобы сразу же после смерти Джастина Делакура ее имя связали с очередной криминальной историей. На этот раз шериф Каллагер как пить дать посадит ее за решетку, в полной уверенности, что она убила всех троих.

Сара нерешительно направилась к выходу из ангара, чтобы посмотреть, что делается вокруг. Микофски и Гвеннола Маэль наверняка были где-то здесь. Засев в засаде в дюнах, они ждали ее возвращения. Они придут, чтобы закончить начатое и ликвидировать ее.

Решив ни за что не сдаваться, Сара схватила помповое ружье, спрятанное в грузовике, и вставила в магазин патроны. Вооружившись таким образом, она уселась в пляжный шезлонг, наблюдая за пустыней.

* * *

Антония вышла из транса, когда солнце уже садилось. Она была мертвенно-бледна, а налитые кровью глаза придавали ей сходство с дьяволом из низкобюджетного фильма. Для начала ее вырвало. Когда спазмы немного улеглись, Сара умыла ее, заставила выпить стакан воды и описала ситуацию. Антония застонала еще пуще.

– Вот черт! – взорвалась Сара. – Что вы тут устроили? Вам полагалось работать, а вы вместо этого слетели с катушек!

– Это… это все они, – невнятно пробормотала Антония. – Они хотели, чтобы мы все поучаствовали в мистическом эксперименте по расширению границ сознания. У Тоша были с собой мексиканские грибы. Он приготовил их на плитке, потом Ван Дик начал декламировать битниковские стихи. Потом… потом я не знаю. У меня… у меня было ощущение, что мои ноги и руки удлиняются до бесконечности. Я потеряла ощущение времени.

– Пока вы ловили кайф, кто-то вошел в ангар, – закончила Сара. – Наверняка Гвеннола. Вероятно, ей показалось, что будет забавно попробовать на парнях один из твоих клеев. Они были настолько не в себе, что даже не поняли, что она с ними делает.

Антония протестующе подняла руку.

– Нет, – пробормотала она. – Это была не Гвеннола, я бы ее узнала. Я видела ее фильмы, когда была маленькой.

– Ну, значит, Микофски. Огромный лысый мужик, похожий на мясника, с большими усами.

Антония сжала голову руками. На нее было неприятно смотреть, к тому же от нее несло рвотой.

– Нет, – повторила она. – Это была женщина.

– Женщина?

– Да, одетая в белое. Она склонилась надо мной. Забавно, у нее была совсем бледная кожа и серые губы. И седые волосы, хотя она совсем не старая. Я не знаю. Возможно, мне все это померещилось. Наверняка это какая-то картинка из моего бреда.

Сара затаила дыхание.

– Женщина, одетая в белый костюм? – настаивала она.

– Да, – подтвердила Антония. – Она сказала мне что-то вроде: «Вы не питаете никакого уважения. Здесь вы в храме, а ведете себя как свиньи. Уважайте церковь нашего господина». А потом она заговорила о тебе.

– Обо мне?

– Да. Она сказала, что я должна тебе повиноваться, что ты избранная, та, что вернет господина к жизни. Да, именно так. Она добавила, что ты кто-то вроде жрицы. Ну, в общем, глупости в таком роде. Думаю, что я бредила. Она сказала, что пощадит меня на этот раз, потому что тебе нужна помощь, но если в будущем я не исправлюсь, она вернется и займется мной. Она настаивала на том, что я должна тебя защищать, что моя жизнь не имеет никакого значения по сравнению с твоей. Она повторила, что ты избранная. Безумие какое-то, как по-твоему? И откуда это все только взялось в моей голове?

– А что эта женщина сделала потом? – выдохнула Сара.

– Она поднялась и ушла. У нее на боку было что-то странное. Три рубца, из которых сочилась кровь. Но ее кровь была не красной, а черной, как деготь.

Сара резко вскочила, как будто ее ударило током от оголенного провода. Она чуть не закричала: «Заткнись! Что ты болтаешь?» Но промолчала, так как была убеждена, что Антония рассказывает правду.

«Моя мать, – подумала она в полном смятении. – Моя мать вернулась. Или, точнее, ее двойник, ее призрак с пленки. Образ, который Тизи удалось вызвать к жизни силой своего обожания. Она здесь, где-то рядом, бродит в темноте. Она защищает меня, потому что уверена, что я стараюсь сделать все, чтобы Рекс вернулся».

Потом она взяла себя в руки и изо всех сил постаралась отказаться от этого абсурдного объяснения.

«Антония высказала единственный возможный диагноз, – решила Сара. – Она просто бредила. Вот и все».

Однако она была убеждена в этом всего лишь наполовину, так как никогда не рассказывала подруге об ударах ножом, разорвавших платье Лиззи Кац. Этой деталью она не делилась вообще ни с кем. Как в таком случае Антония могла ее придумать?

Не в состоянии принять решение, Сара ограничилась тем, что села, положив ружье на колени и уставившись на запертую на висячий замок дверь ангара, со страхом ожидая того, кто раньше или позже появится из темноты.

Антония наконец вышла из невменяемого состояния, в котором пребывала последние несколько часов. Стуча зубами, она завернулась в одеяло и нерешительно приблизилась к трупам с фиолетовыми лицами.

– Вот черт! – присвистнула она. – Должно быть, чудовищные ощущения. Что будем с ними делать?

– И речи не может идти о том, чтобы предупредить полицию, – заявила Сара. – Шериф запрет нас в камере. Вскрытие покажет, что они принимали наркоту. Остальное можешь себе представить.

Антония покачала головой.

– Они были из тех, кто не сидит на одном месте, – прошептала она. – Бродяги. Сегодня здесь, завтра там. Никто не удивится, что их больше не видно. Если нас спросят, мы скажем, что, получив деньги, они свалили в Мексику за наркотиками. Вот черт! Я не хочу пойти ко дну из-за них. Их убили, использовав мой клей, я уже получила на него патент, но его еще нет в продаже. Это все равно как если бы я расписалась в совершении преступления. Полиция тут же обнаружит связь. Они обвинят меня в том, что я их пришила.

Сара подошла к подруге и обняла ее за плечи.

– Не переживай, – произнесла она. – Мы похороним их завтра на рассвете в ложбине между дюнами. Кто будет искать их в этом забытом Богом месте? Мы в десятках километрах от любого жилья, даже самые заядлые туристы не забредут сюда, тут слишком тухло и страшно.

– Мне страшно, – призналась Антония. – Я слишком легкомысленно ввязалась в эту историю. Меня возбудили все эти легенды о призраках. Сейчас я бы отдала все, что угодно, лишь бы никогда не приезжать сюда.

Они заставили себя поесть, чтобы восстановить силы, держа винтовку на расстоянии вытянутой руки. Хотя дверь ангара была закрыта на висячий замок, безопасности она не гарантировала. Сара решила, что они будут поочередно, по четыре часа, сторожить склад, и пошла спать, потому что была не в состоянии дольше держать глаза открытыми.