Предлагаю Вашему вниманию рукопись, присланную в нагие учреждение несколько недель тому назад. Она оставлена без оснований и выводов относительно ее истинности. Приговор должен вынести читатель.

Самуэл Д. Манхдон,

Заместитель председателя Рэндовского общества Психических исследований.

Это произошло много лет назад. Моему брату Солу и мне понравился старый заброшенный дом Слотера. Еще со времен, когда мы были мальчишками, на грязном окне фасада криво висело окантованное желтым объявление: «Продается». С мальчишеским запалом мы поклялись, что когда станем постарше, объявления здесь больше не будет.

Когда мы выросли, это желание каким-то образом сохранилось. В нас жило пристрастие к викторианской эпохе, у Сола и у меня. Его живопись была сродни розовому, пышущему здоровьем изображению натуры, столь милому художникам XIX столетия. И мои сочинения, хотя и далекие от какого бы то ни было совершенства, несли ясный отпечаток обстоятельности, были отмечены той тщательной отделкой фразы, которую модернисты клеймят, называя глупой и неестественной.

Итак: можно ли найти лучшее пристанище для наших творческих досугов, чем дом Слотера, сооружение, которое отвечало нашим глубоким пристрастиям даже капризами и бордюрами. Нет, лучше не найти, решили мы сразу и начали действовать согласно этому решению.

Мы знали, что, несмотря на скудость ежегодного содержания, оставленного нашими покойными родителями, его будет достаточно — момент весьма важный, так как дом сильно нуждался в ремонте. Более того, там не было даже электричества.

В существующие слухи о привидениях мы верили слабо. Соседские дети старались превзойти друг друга, излагая душераздирающие истории о своих встречах с самыми разнообразными и знаменитыми призраками. Мы улыбались их ловким выдумкам, ни разу не усомнившись, что приобретение дома станет истинно практичным и приятным предприятием.

Контора по торговле недвижимостью гудела от коммерческого восторга в тот день, когда мы приняли из их рук то, что долгое время считалось настолько гиблым делом, что контора даже вычеркнула дом из списков. Соответствующая договоренность оказалась легко достигнута, и несколько часов спустя мы перевезли все свое имущество из нашей тесной квартирки в ново-приобретенный, относительно просторный дом.

Несколько следующих дней были потрачены на решение самой насущной задачи — на уборку. Это оказалось гораздо более сложным занятием, чем предполагалось. Повсюду в залах и комнатах густо лежала пыль. Энергичная чистка разгоняла неудержимо растущие облака пыли, наполняя воздух призраками грязи. Относительно этого мы заметили, что многие явления духов могли легко возникнуть подобным образом, если эксперимент производился в соответствующей обстановке.

Кроме вездесущей пыли в жилых помещениях, на всех стеклянных поверхностях — от окон в нижнем этаже до зеркал с поцарапанным серебром в ванной на этаже верхнем — лежала густая грязь. Надо было отремонтировать шаткие перила, переставить дверные замки, выбить пыль десятилетий из ярдов толстого коврового покрытия, выполнить множество других больших и малых работ, прежде чем считать дом пригодным для жилья.

И все-таки, несмотря на въевшуюся грязь и почтенный возраст строения, мы, бесспорно, совершили выгодную покупку. Дом был полностью обставлен, более того, обставлен в восхитительном стиле 900-х годов. Сол и я, мы были совсем очарованы. Избавленный от пыли, проветренный, выскобленный от верха до основания, дом оказался просто замечательным. Темные роскошные драпировки, узорчатые ковры, изящная мебель, спинет с пожелтевшими клавишами — все было совершенно до последней детали, и этой деталью являлся портрет довольно привлекательной молодой женщины, который висел над каминной полкой в гостиной.

Когда впервые мы натолкнулись на портрет, и Сол, и я, мы потеряли дар речи от его художественных достоинств. Сол потом рассуждал о технике живописца и в коленопреклоненном восхищении советовался со мной, как установить, кто служил художнику моделью.

В конце концов мы выдвинули предположение — это дочь или жена прежнего арендатора, носившего имя Слотер, кем бы он ни был.

Прошло несколько недель. Первоначальный восторг был утолен полноправным владением и напряженными творческими усилиями.

Мы поднимались в девять часов, завтракали в столовой, затем приступали к работе — я в своей спальне, Сол в солярии, наскоро переделанном нами в маленькую студию. Утро проходило быстро и с пользой. Ланч, не слишком обильный, но питательный, мы съедали в час дня и возвращались к послеполуденной работе.

Около четырех мы прерывали труды, чтобы попить чаю и спокойно побеседовать в нашей элегантной гостиной. В это время было уже поздно продолжать работу, покров темноты окутывал город. Из экономии, а также по чисто эстетическим причинам, менее корыстным, мы предпочли не проводить электричество.

Ни за что на свете мы не разрушим мягкое очарование этого дома, сказали мы себе, добавив вульгарный и стерильный электрический свет. И действительно, мы предпочитали мерцающее безмолвие свечей при ежевечерней игре в шахматы, а наше молчание не прерывалось пагубным блеянием радио. Мы ели неподгорелый хлеб собственной выпечки и находили, что наше вино хорошо охлаждается на старом леднике. Сол наслаждался иллюзией жизни в прошлом, так же и я. Мы не хотели большего.

Но стали происходить мелкие события, непостижимые, не имеющие причины.

На лестнице, в коридоре, в комнатах Сол и я, поодиночке или вместе, останавливались и чувствовали странный толчок в мозгу, кратковременный, однако вполне определенный в тот миг.

Трудно выразить это ощущение с достаточной ясностью. Это было так, словно мы слышали нечто, хотя звук отсутствовал, так, будто мы нечто видели, хотя перед глазами ничего не было. Ощущение какого-то движения, присутствия, деликатного, тончайшего, скрытого от всех физических чувств и все же каким-то образом воспринимаемого.

Объяснения не было. По сути, мы никогда и не говорили об этом, слишком смутным представлялось это чувство, чтобы его обсуждать, слишком неподвластным для воплощения в слове. Хотя оно и вселило в нас тревогу, мы не сравнивали наших ощущений, да и не могли сравнить. Даже самые абстрактные умозрительные построения не соответствуют тому, что мы ощущали.

Иногда я заставал Сола, когда тот бросал торопливый взгляд через плечо или тянулся, чтобы исподтишка тронуть пустоту, будто ожидая, что его пальцы коснутся некого невидимого существа.

Иногда он видел меня за тем же занятием. Тогда мы оба смущенно улыбались, понимая все без слов.

Но улыбки скоро исчезли. Я был почти уверен, мы боялись, вдруг неведомое присутствие догадается о собственной реальности. Ни мой брат, ни я, ни в малейшей степени не были суеверны. Сам факт, что мы приобрели дом, не обращая никакого внимания на досужие сплетни о мнимом проклятии, казалось, отвергает любую мысль о нашей подверженности мистическим предчувствиям. И все же дом, вне всякого сомнения, представлялся исполненным странного могущества.

Часто я лежал без сна поздней ночью, почему-то уверенный, что Сол тоже не спит в своей комнате, и что мы оба прислушиваемся и ждем некого неведомого прибытия, которое скоро должно свершиться.

И оно свершилось.