– Меня зовут, – медленно произнес он, – Маркус Коул, действительный член Королевской коллегии психиатров. Мне пятьдесят восемь лет, я профессор судебной психиатрии, и чтобы явиться сюда, мне пришлось отменить встречу в Министерстве внутренних дел. А теперь, можно нам наконец снять эти нелепые штуки?

Утреннее занятие шло своим чередом, но напряженность в группе вовсе не ослабела, напротив – лишь возросла. Судя по всему, профессор Коул и Кристофер Майерс были хорошо знакомы: они обращались друг к другу на ты и демонстрировали неприкрытую и взаимную приязнь. На Рассела Уоттса посматривали с явным подозрением, а на доктора Даддена – с очевидной прохладцей. Следующая игра, сводившаяся к выкладыванию из спичек равносторонних треугольников, прошла без эксцессов. Затем с целью вскрыть латентные каналы творчества (по выражению Макгуайра) они принялись мастерить фигурки из ершиков для чистки курительных трубок. Процесс вызвал полемику, поскольку ершик Рассела Уоттса был признан крайне непристойным и двусмысленным, равно как и размахивание этим ершиком, нацеленным на доктора Херриот, которая усиленно делала вид, будто ничего не замечает. Наконец, перед самым перерывом на обед они сыграли в игру «Измени парадигму!», где от каждого требовалось найти в газете или журнале цветное рекламное объявление, разрезать его на куски и склеить из клочков оригинальную аппликацию. Картинка должна была получиться вполне осмысленной, а не абстрактной.

– И это все, на что ты способен? – поинтересовался доктор Майерс, глядя на творение профессора Коула.

– Что ты хочешь сказать? – раздраженно спросил профессор, пытаясь разлепить измазанные клеем пальцы.

– Несколько простовато, не находишь?

– К твоему сведению, вышел совсем недурственный самолет. – Бросив презрительный взгляд на плоды усилий доктора Майерса, профессор добавил:

– По крайней мере, гадать, что у меня получилось, не приходится.

– И как понимать твои слова?

– Это вот как называется? Слон или что еще?

– Господи, это лошадь.

– Лошадь выглядит иначе.

– Что значит иначе? Черт возьми, лошадь как лошадь. Я хотя бы попытался изобразить что-то нетривиальное. Самолет всякий сделает.

– Отвали, Майерс. Как был напыщенным козлом, так им и остался.

За обедом общее настроение не улучшилось. Отмыв руки от клея, профессор Коул молча жевал с отстраненным и унылым выражением на лице. Доктор Майерс вел себя куда громогласнее.

– Все равно что вернуться в херов детский сад, – жаловался он. – Сколько заплатили этим клоунам-недоросткам, чтобы они попусту отнимали у нас время? И вообще, кто-нибудь слышал об этих «Хиггли Миггли» или как их там?

– Фирма «Хинглтон Пендлбери», – сказал доктор Дадден, – пользуется заслуженным уважением в деловых кругах. Лично на меня сегодняшний семинар оказывает весьма стимулирующее воздействие. Не следует отвергать методы только потому, что они кажутся несколько незрелыми. На подобных семинарах зиждется успех американского бизнеса.

– Херня собачья, – сказал доктор Майерс. – Во-первых, медицина – это вам не бизнес. И во-вторых, успех американского бизнеса – это миф. Да взгляните на их государственный долг. Вряд ли немцы или японцы станут в рабочее время возиться со спичками и ершиками для трубок. Да вся эта фигня однозначно указывает, в чем проблема американцев: в их безнадежном инфантилизме.

– Что скажете, профессор? – спросила доктор Херриот.

Она сидела рядом с Расселом Уоттсом, старательно держась от него на расстоянии.

Профессор Коул отложил нож с вилкой и мечтательно сказал:

– Через два года выйду на пенсию. Психиатрией я занимаюсь уже почти двадцать пять лет, и за это время она из серьезной медицинской науки превратилась в разновидность государственной службы, к которой нет никакого доверия. Психология теперь – козел отпущения любой болезни, которую обществу посчастливилось подцепить. И мне представляется совершенно уместным, что в конце своей карьеры я клею из газет аппликации – под руководством человека на десять лет младше моего младшего сына. Сегодня, – продолжал он, оглядев аудиторию, внимавшую ему с потрясенным вниманием, – у меня должна была состояться встреча в Министерстве внутренних дел, где предполагалась обсудить случай шизофрении у молодого человека, находящегося на моем попечении. Я единственный, кто может дать квалифицированное медицинское заключение по этому случаю, но встреча пройдет без меня. Таковы реалии современной психиатрической практики в Лондоне.

– Полагаю, больного хотят выписать? – спросил доктор Майерс.

– Да. Больничных коек не хватает, а его состояние в последние недели стабилизировалось.

– Навсегда?

– Нет. Только благодаря нашим усилиям.

– Так они его не выпишут?

– Надеюсь, что нет. Но такое возможно.

– Он опасен?

– Очень. – Профессор Коул устало поднялся и сказал:

– Пожалуй, пойду прилягу. Увидимся через полчаса.

Когда он ушел, доктор Дадден начал разливать кофе, фыркнув:

– Динозавр. Ему надо идти в ногу со временем.

– Не забывайте, что в отличие от вас, не все с восторгом принимают свободный рынок, доктор Дадден, – возмущенно сказал доктор Майерс.

– Придется принять, – ответил Дадден. – У вас нет иного выбора.

– Полагаю, ваша клиника процветает?

– У нас все нормально, все нормально.

– Не слишком много антирекламы?

Доктор Дадден перестал размешивать кофе.

– То есть?

– Меня интересует одна мелкая неприятность, которая случилась в прошлом году с тем молодым человеком. Его звали Уэбб, не так ли?

– Стивен Уэбб погиб в дорожной аварии. Это не имеет никакого отношения к моей клинике.

– Да, конечно. И все-таки это событие по-прежнему привлекает определенное внимание…

Доктор Дадден пожал плечами:

– Меня это не удивляет. Но и не беспокоит, по правде говоря.

– Возможно. – Доктор Майерс замешкался, словно собираясь поднять деликатную тему. – И все равно, я считаю, вам следует знать: я потребовал создать комитет для расследования этого случая. Вскоре вас об этом известят официально, в письменном виде.

Доктор Дадден замер с открытым ртом, не донеся до губ чашку с кофе. Лицо его побледнело.

– Понятно, – спокойно сказал он.

Доктор Херриот спохватилась, что тишина за столом слишком уж очевидная, и попросила Рассела Уоттса передать сахар. Он протянул ей лоханку с бело-коричневыми пакетиками, а другой рукой провел по ее бедру.

– Я более чем уверен, – прошептал он, – что твоя киска раскалилась.

– По-моему, пора возвращаться в конференц-зал, – сказала доктор Херриот, резко вскакивая. Голос ее прозвучал чересчур пронзительно.

Вторую половину дня участники семинара играли в изощренную игру «детки-пришельцы». С этой целью Тим Симпсон и Марк Макгуайр натянули над полом несколько веревочных кругов. Круги имели примерно двенадцать футов в диаметре, в центре каждого стояло ведерко, наполненное мармеладными фигурками.

– Вам может показаться, что это обычный мармелад, – сказал Тим Симпсон, – но на самом деле это зародыши внеземной формы жизни. Они только что приземлились у вас в саду, через тридцать минут вылупятся и превратятся в огромных, грозных чудовищ, способных уничтожить весь мир.

– Более того, – сказал Марк Макгуайр, – они уже излучают мощную и смертоносную радиоактивную энергию, так что всякий, кто войдет внутрь круга, погибнет.

– Есть только один способ уничтожить пришельцев, – сказал Тим Симпсон. – Они боятся воды. Погрузите их в воду, и они тут же погибнут.

Каждую группу снабдили ведром с водой и пятью веревками, длиной восемь футов каждая. Затем игроков известили, что в их распоряжении есть тридцать минут, чтобы переместить мармеладки из одного ведра в другое: при этом нельзя попадать в смертельно опасное радиоактивное поле, нельзя касаться руками ведра с пришельцами и нельзя вытаскивать его за пределы круга.

Доктор Дадден принял руководство своей группой.

– Давайте не будем торопиться, – сказал он. – Не будем пороть горячку и пять минут поразмыслим над стратегией.