И однажды, после очередной такой беседы, Сара исчезла из поля зрения Терри; профессия учителя – одна из самых неприметных. Но Сара продолжала встречать его имя в журналах, а затем и в газетах, его имя печаталось все более крупным шрифтом, его статьи постепенно перемещались к верху страницы. Иногда Сара даже видела его по телевизору, и хотя теория кино интересовала ее постольку-поскольку, разбиралась она достаточно, чтобы понимать: Терри стал одним из ведущих критиков-нигилистов и отвергает все те ценности, которыми несколькими годами ранее так дорожил. Но во всем остальном Сара не имела никакого представления, как изменился Терри и какую жизнь он теперь ведет. Иногда ей хотелось думать

Думать, что я, возможно, знал вашего брата.

Казалось, что-то промелькнуло в глазах доктора Мэдисон – тень настороженности, даже тревоги, но она быстро справилась с собой и сказала:

– Правда? Вы знали Филипа?

Теперь наступил черед Терри удивляться.

– Нет, не Филипа. Роберта. Вашего брата Роберта.

– Моего брата зовут Филип. Он генетик. Живет в Бристоле.

Слова ее прозвучали не слишком вдохновляюще.

– Он учился здесь? – спросил Терри.

– В здешнем университете? Нет. Он закончил Кембридж.

– Человек, которого я имею в виду, – упорствовал Терри, – учился здесь. Он был моим близким другом. И как две капли воды похож на вас. Он рассказывал, что у него есть сестра-близнец по имени Клео, которую отдали на воспитание в приемную семью, когда он был младенцем.

Доктор Мэдисон улыбнулась.

– Трогательная история, – сказала она, – но думаю, это плод вашего воображения. Я имею в виду сходство. У меня никогда не было брата-близнеца.

– Вы воспитывались в приемной семьей?

Доктор Мэдисон посмотрела на часы.

– Терри, мне пора на занятие с пациентами.

Ранним вечером она встретила его снова – Терри сидел на террасе, на коленях у него лежали блокнот и карандаш.

– Рецензия на очередной фильм? – спросила она, пододвигая стул и садясь рядом.

– Нет, просто записывал кое-что для себя. Воспоминания, впечатления… Даже не знаю, зачем.

– А где же компьютер? Подзаряжаете аккумулятор?

– Нет. Просто для разнообразия захотелось от руки.

– А-а, – доктор Мэдисон положила ногу на ногу, но тут же сменила позу, затем наклонилась вперед. Казалось, ее покинуло обычное хладнокровие. – Я солгала вам сегодня утром, – неожиданно сказала она. – Я действительно воспитывалась в приемной семье. Меня удочерили, когда мне было три недели от роду. Новые родители назвали меня Салли, но я всегда ненавидела это имя, и много лет спустя они мне сообщили мое настоящее имя. С тех пор я представляюсь только так. У меня действительно был брат-близнец, и его звали Роберт.

Терри недоверчиво покачал головой, но недоверие его относилось не к рассказу, а тому зигзагу судьбы, что свел их вместе.

– Я знал, что это вы, – сказал он. – Я знал, что это можете быть только вы. Понимаете, прошло много времени с тех пор, как я перестал обращать внимания на лица, перестал их узнавать. А вчера вечером я впервые услышал ваше имя. Но… но что произошло? Вам довелось встретиться с настоящими родителями? Вам довелось встретиться с Робертом?

Клео кивнула.

– Да, я их все-таки нашла. Меня одолевало любопытство. – Казалось, ей нечего больше сказать по этому поводу. – Говорите, вы были хорошими друзьями?

– Да. Довольно близкими.

– Вы сохранили с ним связь после университета?

– Написал ему пару писем. Но, похоже, он решил оборвать все прежние отношения. Он просто исчез.

– Кто-нибудь знал, куда он отправился? Кто-нибудь интересовался?

– Да, наверняка интересовались.

Клео смотрела на море. Под лучами вечернего солнца очки-хамелеоны стали совсем темными и надежно скрывали выражение ее глаз. Что-то в молчании Клео тревожило Терри, вызывало мрачное, смутное подозрение.

– Он… он ведь жив?

После длительной паузы она сказала:

– Нет.

Терри опустил голову. Почему-то он предчувствовал этот ответ: известие не столько поразило его, сколько повергло в оцепенение.

– Вот черт, – сказал он и с силой выдохнул. – Знаете, я всегда думал… иногда я спрашивал себя, неужели он так кончит.

– Как – так? – немного резко спросила Клео.

– Убьет себя.

– Я не сказала, что он убил себя.

– Не сказали, но ведь так оно и произошло? – Она молча смотрела перед собой. – Вы знаете почему? – Молчание. – Как?

– Думаю, все дело в женщине, – сказала она медленно, с усилием, едва внятно. – В женщине, которую он безумно любил. А насчет того как… – Она сняла очки, потерла глаза и быстро, на одном дыхании, закончила:

– Однажды ночью он врезался на своей машине в стену. Где-то в Южном Лондоне. Ни записки, ни прощания, ничего.

– Бедный Роберт, – пробормотал Терри и погрузился в беспомощное молчание.

Он знал, что разговор или воспоминание о нем, когда-нибудь пробудят в нем какое-то чувство, некие остатки горя или жалости, но сейчас его взгляд, устремленный к горизонту, не выражал ровным счетом ничего. Пологий солнечный луч пробился сквозь облако, Терри поразила игра света на поверхности воды, и перед глазами его вдруг промелькнуло мимолетное видение: автомобиль Роберта, несущийся навстречу стене в конце тупика где-то в Южном Лондоне, белой и сверкающей в сиянии фар. Возможно, в этот миг в его голове пронеслось далекое воспоминание об их дружбе, слабый проблеск памяти…

– Когда это случилось? – спросил наконец Терри.

– Восемь лет назад.

– А вы к тому времени давно его знали?

– Нет. Мы встретились всего за несколько месяцев до того.

– Наверное, то было необычайное событие, – сказал Терри, пытаясь – и ради себя, и ради Клео – внести в разговор более веселую ноту. – После стольких лет встретить своего близнеца, свою вторую половину, своего двойника. Должно быть, вам тогда было…. двадцать шесть, двадцать семь?..

Он затих: на террасу торопливо вышла Лорна с сообщением для доктора Мэдисон.

– У нас в приемной какая-та странная девушка. Я пыталась с ней поговорить, но она твердит, что ей нужно видеть лично вас.

– Что ей надо?

– Она хочет провести здесь ночь. Говорит, что разговаривает во сне, и это ее очень тревожит.

– Кто ее направил?

– Думаю, что никто. Она из местных, обратилась сюда наобум.

– Так отправьте ее домой. Сюда никто не поступает без направления.

– Я ей так и сказала. – Лорна помолчала и добавила:

– Но ведь у нас есть свободная спальня.

– Это ничего не меняет, – сказала доктор Мэдисон.

– Да, но девушка… – нерешительно продолжала Лорна. – Она говорит, что вы недавно дали ей свою визитную карточку и сказали, что она может сюда прийти.

Клео вспомнила молодую женщину, которая сидела рядом с ней на скамейке в тот день, когда она вернулась из отпуска. Сейчас, оглядываясь назад, она думала, что было опрометчиво давать визитку; но тогда Клео решила, что девушка, скорее всего, сразу же ее выбросит. Она одновременно и радовалась приходу девушки, и немного злилась оттого, что у той хватило наглости прийти без предупреждения.

– А еще она просила передать вам ее имя, – сказала Лорна.

– Имя?

– Да. И очень настаивала.

Клео нахмурилась.

– Не могу себе представить, зачем. Но все равно, как же ее зовут?

– Язык – это предатель, двойной агент, который без предупреждения, под пологом ночи просачивается через границы. Снегопадом в чужой стране он скрывает формы и очертания действительности под туманной белизной. Хромоногий пес, который никогда не может выполнить то, что мы его просим. Имбирное печенье, которое слишком долго вымачивали в чае наших надежд, медленно размываемое в ничто. Язык – это исчезнувший континент.

Рассел Уоттс внушительно оглядел аудиторию. Похоже, он их заинтриговал. Доктор Херриот и профессор Коул сидели в креслах по обе стороны от его кровати; доктор Дадден устроился на самой кровати – как и доктор Майерс, который, собственно, выдвинул идею неформального семинара.