Посидев за столом и немного подкрепившись, Костя предложил прогуляться, и друзья поспешили к сцене. Концерт был в самом разгаре, и туда уже постепенно стекалась остальная молодежь. Выступающая рок-н-ролльная группа была малоизвестна, но присутствующим, уже «подогретым» горячительными напитками, было абсолютно по барабану, под что отрываться, и они танцевали, прыгали, тряслись, кричали, срывая глотки до хрипоты, глотали шампанское и водку прямо из «горла», падали, катались по траве, вставали, и все продолжалось по новой.

Немного позже, вконец измотанные, но чрезвычайно довольные, друзья приняли единогласное решение искупаться. Обмывку диплома продолжали там же – по грудь в воде, с бутылками в руках.

Потом Костя вспомнил про шашлык, который перед их уходом начал готовить Альберт, и они, шутя и смеясь, направились обратно в дом. «Гарсон» Альберт хлопотал у высокого мангала, раздувая угли и смешно жмурясь от дыма. В воздухе плыл дразнящий запах жарящегося мяса, от которого рот тут же наполнялся слюной.

– Никто больше не приезжал? – спросил Женя слегка заплетающимся языком, и Альберт с извиняющимся видом покачал головой, словно в том, что их опаздывающие друзья сих пор не приехали, была его вина.

Когда все зашли в дом, Альберт озабоченно поглядел на часы. Ему было дано строгое указание внести мясо и «специальные» напитки с разницей в полминуты. И он это сделает, и дело даже не в деньгах, которые ему заплатили за сервис, он всегда привык все делать на высшем уровне.

Все расселись по своим местам, кроме Жени, который бесцельно слонялся из угла в угол, с ожесточением нажимая на кнопки мобильника, безрезультатно пытаясь связаться с Викой.

– Забей, Женек, – сказал Костя, хотя ему тоже надоело успокаивать друга. Ну, задерживается Вика, чего теперь с этим поделаешь. Видя состояние Жени, он, наоборот, хотел, чтобы Артур с Викой приехали утром, когда Женя протрезвеет, иначе он однозначно начнет выяснять отношения, и тогда праздник превратится в разборку.

– Забудь о ней, – сказал он, видя, что настроение друга не улучшается. – По крайней мере, сегодня. Тебе что, скучно с нами?!

– Урою обоих, – пьяно пробормотал Женя.

– Непременно, – поддакнул Костя. Он изредка поглядывал на разрумянившуюся Катю, которая о чем-то щебетала с Мариной, заливаясь звонким смехом. Девушка тоже часто поглядывала на Костю, краснея.

– У нас еще осталось чего-нибудь? – спросил Андрей, демонстративно поболтав в воздухе пустой рюмкой.

– Надо Альберта спросить, – сказал Костя.

– Все есть, не надо ничего спрашивать, – бодро ответил Альберт, внося в дом дымящуюся тарелку с шашлыком. – Подождите секунду, сейчас все будет готово.

Он ловко втиснул блюдо с мясом между салатами, и вновь упорхнул на кухню, и тут же вернулся, держа в руках поднос, на котором высилось две бутылки – водка и шампанское. Ребята одобрительно загудели – при ближайшем рассмотрении оказалось, что бутылки украшены этикетками в виде смонтажированных фотографий самих же ребят.

– Это что, и есть сюрприз? – спросил Женя, глядя, как Альберт наполняет его рюмку.

– Нет, время для сюрприза еще не пришло, – лучезарно улыбаясь, ответил Альберт.

– Что-то я тут этой Леры не вижу, – сказал Женя, с подозрением разглядывая этикетку.

– Может, фотки нормальной не было, – предположила Катя.

– Ее бы фотка всю малину испортила бы, – икнул Женя.

– Хватит, Женя, – поморщилась Марина.

Альберт налил девушкам шампанского, ребятам водку, но когда дошла очередь до Кости, тот решительно отвел бутылку в сторону, промолвив:

– Нет, спасибо. Я на коньячке остановлюсь.

Альберт впервые за вечер выглядел обескураженным.

– Поверьте, вы не пожалеете. Водка очень качественная, да и под шашлык это оптима...

– Я сказал, ты – слышал, – резко оборвал Костя, наливая себе коньяк. – И вообще, наливать себе мы сами в состоянии. Иди покури.

Альберт сдержанно улыбнулся, ничем не выдав своего разочарования. Человек, инструктировавший его, особенно подчеркивал, чтобы из ЭТИХ бутылок попробовал хотя бы раз каждый из гостей.

– За нас! – хмельным голосом крикнул Андрей.

Послышался звон рюмок.

Тонкие губы Альберта тронула пренебрежительная улыбка. В душе он испытывал презрение к этим самодовольным студентам, особенно к тем двум неотесанным грубиянам, которые, вероятно, распознав ориентацию Альберта, даже не скрывали своего негативного отношения к нему.

Альберт пошел мыть руки. Он и представить себе не мог, что ему осталось жить не более тридцати минут.

Проснувшись, я долгое время не мог понять, где нахожусь. Мне казалось, что я должен быть дома, но помещение, в котором я был, не было похоже на мой дом. Вдруг я резко сел, прерывисто дыша. Боже, Лера! Ребята, что с ними?! Я вспомнил, как мы ели арбуз, а потом все резко обрывается, и дальше только одни потемки. Я встал, оглядываясь. Не считая матраца, на котором я лежал, в комнате не было никакой мебели. Ни единого окна. Дверь огорожена толстой решеткой, с внешней стороны которой висел громадный замок. Не веря своим глазам, я принялся трясти решетку, думая, что это какая-то глупая шутка. Ну конечно, сейчас дверь откроется, и в комнату ввалится вся компания, и Алекс, хохоча, что-нибудь крикнет, типа: «Ну что, здорово мы тебя разыграли, Арч? Наложил в штаны от страха?!»

Но решетка оказалась настоящей, замок тоже, и никто пока заходить не собирался. Я обратил внимание, что если в комнату кто-то вошел бы, я вряд ли смог бы дотянуться до него сквозь прутья решетки.

Я вернулся и сел на матрац. Что происходит? Пытаясь воспроизвести в памяти последние события, я вспомнил слова Леры:

«Меня зовут Маша. Разве я так сильно изменилась?»

Нет, не может быть, чтобы это была она!

«А почему не может? – услышал где-то внутри себя я голос отца. – Она действительно похожа...»

– Но ведь... но ведь в колодце нашли ее тело?! – покрываясь липким потом, с отчаянием выкрикнул я. Я лег на матрац и зарыдал. Значит, это все по-настоящему. И письма, и сны про желтый шар. И слова юродивого Темы насчет расплаты. Я глотал соленые слезы, и перед моими глазами проносились события шестнадцатилетней давности, когда я еще ходил в сад... Это был последний год перед школой.

Машка. Машка-промокашка, Машка-растеряшка, Машка-какашка, как только ее не называли. «Рыжая», «Ржавая», «Придурочная», и это было самым приличным из того, как ее обзывали. Рыжая худющая девчонка с веснушками и вечно расцарапанными коленками. Она была тихой и незаметной, как мышка, когда играли в прятки, она всегда «водила», когда катались на горке, ее всегда выталкивали из очереди, и она оказывалась последней, когда делили игрушки, ей всегда доставались старые и поломанные. Она никогда не жаловалась, никогда не обижалась, не плакала, и это еще больше распаляло нас. Забитый, никому не нужный гадкий утенок, которого каждый считал своим долгом если не дернуть за косичку (или подставить подножку), то хоть обозвать как-нибудь пообидней.

Откуда-то прошел слух, что у Маши нет матери, а отец пьяница, и ее стали дразнить еще больше.

У нее не было друзей, хотя она была доброй и отзывчивой девчонкой. И все свои немногочисленные и дешевые игрушки она отдавала по первой просьбе, не требуя их обратно, когда их «забывали» возвращать. Воспитатели прекрасно видели происходящее, но не особенно утруждали себя налаживанием отношений в детском коллективе – мол, раз уж с самого начала не сложилось, чего уж теперь. К тому же на носу первый класс, и они попросту закрывали глаза на то, что происходило у них под носом.