- Да.

- Очень интересно.

- А что?

- Мы связывались с ее работодателем. Они утверждают, что она не звонила им и не предупреждала, что она будет отсутствовать. Она не приходила на работу.

- Вы сможете поговорить с ней об этом, когда она вернется, - сказал Мэтт, даже ему самому его неубедительная история казалась смешной.

- И когда вы ожидаете ее возвращения?

Ему хотелось закричать, схватить Пендлтона за шиворот и сказать, что он ничего не знает, что все зависит от прихоти того, кто ее похитил, и что вместо того, чтобы придираться к нему, единственному, кто пытается спасти ей жизнь, им следует заняться ее поисками. Вместо этого он вынужден был притворяться перед ними, даже пожал плечами для убедительности.

- Она вернется, когда будет готова. У Эшли есть одна особенность - она упряма. Как только она успокоится, она вернется, и все будет хорошо. Ей нужно время, чтобы успокоиться.

- Что с вашей рукой?

Вопрос задал второй офицер, и это было первое, что он произнес с тех пор, как они вошли в квартиру. Если взгляд Пендлтона был холодным, то его коллеги откровенно враждебным.

- Извините? - сказал Мэтт, его желудок напрягся.

- У вас костяшки пальцев в крови. Что произошло?

Мэтт посмотрел на свои руки, потемневшие струпья от ударов по стене невозможно было скрыть.

- Я не причинял ей вреда.

- Никто и не утверждает, что причиняли. Нам просто любопытно, - сказал Пендлтон.

- Я был зол и ударил кулаком по стене. Вы можете убедиться, если хотите, на стене остались следы. Там, в спальне.

Пендлтон кивнул своему коллеге, и тот направился в комнату, выполняя указание. Мэтт стоял и смотрел в пол, стараясь не обращать внимания на свирепый взгляд офицера.

Когда помощник Пендлтона вернулся, он едва заметно кивнул.

- Послушайте, я что, арестован? Я действительно не знаю, чем могу еще вам помочь.

- Нет, вы не арестованы. Не сейчас. Мы всего лишь проверяем условия жизни, - сказал Пендлтон, его глаза теперь осматривали остальную часть комнаты.

Он ищет улики, ищет зацепки, - подумал Мэтт и чуть не рассмеялся, пораженный и напуганный абсурдностью происходящего. Он сам себя активно выставлял подозреваемым в том, чего не контролировал и не мог прекратить. Он прочистил горло, стараясь не нервничать.

- Ну, если я не арестован, мне нужно уладить кое-какие дела, так что...

- Конечно, - сказал Пендлтон, улыбнувшись самой непродолжительной из своих бесстрастных улыбок. - Мы пойдем. Мы свяжемся с семьей, составим список друзей и посмотрим, сможем ли мы разыскать вашу жену. Если вы услышите от нее что-нибудь в ближайшее время, не стесняйтесь, сообщите мне.

Пендлтон протянул ему визитку со своим номером, ирония заключалась в том, что он никогда не сможет ею воспользоваться. Он сунул визитку в карман джинсов.

- Обязательно.

- Мы возможно свяжемся с вами еще раз для нескольких дополнительных вопросов. Вы не собираетесь выезжать из города?

- Нет.

- Хорошо, - сказал Пендлтон. - В таком случае, мы пойдем.

Он проводил их до двери, желая, чтобы они поскорее ушли, пока никто из тех, кто мог наблюдать, не заметил и не составил неправильного впечатления.

Пендлтон остановился у двери и посмотрел Мэтту в глаза. Находясь в непосредственной близости от Пендлтона, он учуял запах его лосьона после бритья, и в желудке Мэтта, и без того раздраженном, заурчало еще сильнее. Он ждал, что Пендлтон скажет что-нибудь, какую-нибудь едкую угрозу или завуалированный намек на то, что они знают, что он полное дерьмо.

Однако тот отвел взгляд и ушел, а его помощник последовал за ним. Мэтт посмотрел, как они уходят, затем закрыл дверь, подошел к кровати и повалился на смятые простыни, ненавидя себя за то, что натворил, и задаваясь вопросом, какую новую боль он только что причин своей исчезнувшей жене. Рассказанная им история была жалкой и не выдержала бы даже самой незначительной проверки. Как только они выяснят, что он солгал, полицейские обязательно вернутся, и на этот раз у него не будет никакой возможности утаить от них правду. Он не знал, что предпримет, когда они придут. У него не было достаточно душевных сил, чтобы разобраться в ситуации. Он закрыл глаза, отдавшись воздействию алкоголя, который все еще бурлил в его организме, желая заглушить головную боль и избавиться от душевных терзаний, и надеясь, что все скоро закончится.

Утешение

1

День и ночь соединились в один сплошной длинный кошмар, от которого, казалось, не было спасения. Эшли совершенно потеряла счет времени. Она не понимала, прошло несколько дней или несколько недель.

Если раньше люди приходили только по ночам, то теперь они приходили, когда им вздумается.

Днем они чаще всего приходили по одному. Эшли предполагала, что второй следит за Мэтью, чтобы он не сообщил в полицию о ее исчезновении.

Ночью же они приходили вдвоем и были более жестокими, чем днем.

Дни напролет они трахали ее, или просто становились над ее обнаженным телом засовывали свои члены ей в рот и затем кончали на ее иссохшую, обезвоженную кожу. Струйка за струйкой спермы брызгала на ее обнаженную грудь, лицо или пизду, и оставалась там высыхать.

Ей было все равно.

Когда тебя несколько раз на день насилуют, твой мозг перестает воспринимать окружающие тебя ужасы, и ты смиряешься с происходящим.

Ты знаешь, что означает изнасилование - не то, чтобы его можно было назвать приятным или не причиняющим боли - и ты понимаешь, что сопротивляться бесполезно, тем более что ты связана. Поэтому позволь им насиловать себя. Пускай они кончат без лишних усилий, и тогда они уйдут. До следующего раза.

А вот ночью.

Ночью все по-другому. Меньше желания выебать ее и кончить, а больше желания причинить ей боль. Им очень хотелось узнать, сколько боли они смогут ей причинить, прежде чем она потеряет сознание и отключится.

В те моменты, когда перед ее глазами темнело и она готова была потерять сознание, парни останавливались и ждали, когда она придет в себя. Не обращая внимания на помутнение в глазах и сильную головную боль, они снова начинали издеваться над ней.

Она полагала, что вырывание зубов является худшим, на что они были способны; ничто не могло сравниться с выкручиванием корня зуба до момента, когда зуб вырывается из гнезда.

Но она ошибалась. Не существует такого понятия, как "худшее".

Все действия, которые они с ней совершали, были одинаково чудовищны: вырывание зубов, мелкие порезы на ее покрытой синяками коже, уксус, вливаемый в каждый надрез на плоти, принудительное питье ее собственной мочи, а после - их мочи, удары по лицу раскрытой ладонью - жгучие и вызывающие слезы в глазах, когда-то полных жизни, а теперь примирившихся со смертью и болью. Пощечины призваны были вернуть ее на грань бессознательного состояния. Когда в комнату вошли двое улыбающихся мужчин, в руках у высокого мужчины была сумка, она поняла, что сегодняшний вечер, похоже, ничем не будет отличаться от предыдущих.

- Добрый вечер, - приветливо сказал он, как будто пришел навестить старого друга.

Эшли не ответила ему. Она отвернула голову, не желая видеть ни их, ни то, что они принесли с собой.

- Нам очень понравилось, как ты ведешь себя в последнее время, и мы решили преподнести тебе подарок... - продолжил мужчина.

Это была ложь. Она знала, об этом. Они не были милы с ней, даже когда их члены были глубоко внутри ее пизды - извергали в нее свою сперму. Они никогда не были милыми. Такова была их сущность. Они были монстрами, лишенными совести, сочувствия и угрызений совести.

Мужчина опустил сумку на пол и расстегнул длинную серебряную молнию, удерживающую ее закрытой. Он сунул руку внутрь и вытащил небольшой черный футляр, похожий на маленький блокнот. Он остановился, когда заметил, что она не обращает на него никакого внимания.