— Куда прёшь, б**?! — заорал командующий, словно забыв, что галактическая связь включена. — Уе**вай оттуда!

Но разойтись с умирающим кораблём не удавалось, маневрировать он уже не мог, и тогда капитан «Тришулы» попросил встречного огня…

Неумолимо надвигались махины «тодесстернов». Дряхлые корабли с честью выдерживали ураганный огонь противника.

Снимали фильм.

На сей раз я не уговаривала себя поверить в то, что это фильм, только чтобы не бояться. Здесь действительно происходило шоу. В нём умирали по-настоящему. В нём действовали неподдельные герои, трусы, не заслуживающие прощения, честные солдаты и гениальные военачальники, миллионы тонн металла, многомиллиардные состояния… вполне настоящие звёзды, планеты, астероиды и более чем реальные инопланетяне.

Но это всё-таки было шоу. Самое грандиозное шоу в истории человечества.

Вторая Космическая война.

— Можно, я сяду? — спросил Дитрих.

Я его сначала не поняла. Захваченная собственными соображениями, думала о том, какую красивую сделали постановку, и что мне сейчас станет скучно её смотреть.

Нет, меня всё-таки могила исправит.

— Конечно, — запоздало ответила я и неловко улыбнулась.

Он поднялся, морщась, растёр затёкшие икры. Я подвинулась. Кровать была узкой, и меня прижало к его куртке из грубой ткани. Дитрих быстро расстегнул её и обнял меня. Я чуть не дёрнулась. Не потому, что была против. Его тело казалось обжигающе горячим.

— Тебе холодно? — спросил он шёпотом.

— Нет…

…или это не из-за физической температуры? Эффект наших способностей к телепатии?

Или?

Я смотрела, как на листке электронной бумаги сменяются картины боя, голографических карт реального времени, трёхмерных чертежей, мостиков. И думала о том, на какой леший я сдалась человеку, который меня обнимает. Спасибо хирургам, которые из моей «дохлой морды» сделали красивую маску. У меня хорошая фигура и светлые волосы. Я могу произвести впечатление. В конце концов, местер Санди никому другому не предлагал стать его моделью. Но ведь Дитрих раз за разом встречал меня и видел тогда, когда мне в зеркало посмотреть было боязно. Когда я была похожа не на фею, эльфа или критскую богиню, а на форменное пугало… это способно убить в мужчине всякое влечение, я знаю.

Почему?

Кстати, я и сейчас выгляжу не то чтоб шикарно.

«Дитрих, — подумала я; не хотелось говорить вслух, и не оставляло чувство, что мастер поймёт и так. — Мне с тобой так хорошо. Но я не понимаю тебя. И от этого так страшно и сложно. Зачем? Я не понимаю, зачем…»

Визуализатор на экране сиял хромом и серебром. Мерцали цифры, подчёркивая реальность.

На девяти с половиной тысячных скорости света, под углом в десять градусов, почти вскользь, ймерх’аххар, словно нож в масло, вошла в борт «Калифорнии». Ускорение рритской «великой матери» оказалось больше, и громадный крейсер поменял курс, уносясь в сторону от флагманского корабля.

Через пять бесконечных секунд двигатели «тодесстерна» взорвались.

Этот масштаб визуализатор «брал». Реальность — лучший спецэффект, и к величественной картине распада двух огромных судов не потребуется пририсовывать красивые взрывы. Обломки понеслись в бесконечный путь по Вселенной, несколько крупнейших пришлось разбить ракетами…

«Божественный ветер» местера Терадзавы выметал пространство. Второй корабль, «Ямамото Исуроку», всё ещё находился в строю, несмотря на серьёзные повреждения; «старушки», протянувшие лишних полвека, пришли сюда с честью погибнуть, отводя огонь на себя… Со второй «великой матерью» расправились «Оклахома» и «Королева Лиспет». К третьей уже подоспели «живые мины».

…после долгой и страшной битвы остатки рритской флотилии бросились назад. Вернее, спасались чийенки, потому что ррит не отступают в бою. Погибнуть, забрав с собой жизни сотен и тысяч х’манков, им было сладко.

От первых двух «линий» нашего флота остался один «скелет». Самые большие и мощные корабли. Сверхтяжёлый крейсер Урала, ещё пять крейсеров — Второй, Третьей и Пятой Терры, два земных. Пять линкоров класса «энтерпрайз», восемь — старых и неповоротливых, но лучше защищённых «solarqueen». Лёгкие суда сопровождения выбили почти все.

«Третья линия», соединившись с не потерявшими боеспособности судами, перешла в контратаку. Кто-то из официальных лиц заметил для зрителей, что на атаку это уже походило мало. Скорее, на упражнение в стрельбе по движущимся целям. Исключительно манёвренным целям.

К вечеру Дитрих всё-таки добыл для меня нормальный телещит. «Виджайя», линкор, приписанный к Древней Земле, был «на крыле», но отправиться в погоню не мог. Шёл на ремонт в доки Марса. Путь, обычно занимавший три дня, обещал растянуться на месяц. Экипаж это особо не волновало, потому что на «Виджайе» была избыточная система жизнеобеспечения. То есть, проще говоря, оранжерея, — как на всех больших заатмосферниках, рассчитанных на очень длительные полёты. Урмила, начальница медслужбы, сказала, что я могу не беспокоиться ни о чём. Правда, покосилась при этом как-то странно.

Вот Малыш беспокоился, запертый в чужом вольере и лишённый возможности меня видеть. Из медотсека мне до него достучаться было трудновато. Поначалу мысленные разговоры отнимали очень много сил. Большую часть суток я отсыпалась. В медотсеке хватало помещений. На жилой палубе они тоже были — потому что во время атак были жертвы. Я понимала, почему меня не переселяют, хотя помощь врачей не так уж необходима…

Дитрих настаивал, чтобы я улетела с ним. На гипере. На Терру-без-номера. И подала прошение об отставке.

Я не знаю, что не давало мне согласиться.

…а ведь он оказался здесь только из-за меня. Лететь на флот с «минами» должен был второй мастер, Игорь.

Я не понимаю. Если бы я могла всё себе объяснить!

— Яна, — ласково сказал Дитрих, зайдя навестить меня в следующий раз, — ты помнишь, когда я подарил тебе твой биопластик?

Счастье, что он задал этот вопрос вовремя. Впрочем, с его возможностями несложно определить, способна я соображать или ещё нет.

Во время профилактических обследований на «Гагарине» пластик я сняла. Нацепила на Малыша, попутно задумавшись, на что был бы способен нукта с таким дополнительным оснащением. А потом мне достаточно было полчаса просидеть, задумчиво поглаживая малышову броню, чтобы пластик вернулся — незаметно даже для сенсорных камер.

Когда меня, бесчувственную, но ещё живую, вытаскивали из покорёженного модуля, только слепой не понял бы, что именно спасло мне жизнь. Должно быть, Урмила обмолвилась Дитриху…

А официальных документов на обладание биопластиком у меня не было.

Это случается сплошь и рядом. Слишком дорогое удовольствие, слишком опасное. Помимо медицинских функций, у пластика есть и боевые. Пусть пользоваться им как оружием получится только после обучения, разве не найдётся тот, кто научит? Поэтому официальный налог на пластик непомерно высок.

Дитрих Вольф, главный мастер единственного питомника, сумеет разобраться с претензиями. Но вот объяснить, где и у кого пластик был куплен, придётся…

Кого-то придётся сдать.

Я уверена, Дитрих знает, кого можно сдать из нелегальных торговцев. Если не сам он, так Игорь, занимавшийся всякими скользкими делами…

В очередной раз, выбирая между этическими ценностями и мной, Дитрих выбрал меня.

И это приятно.

— Помню, — сказала я и понимающе улыбнулась. Здесь камера, нашу беседу увидят. — Я ещё… — меня обуяло вдохновение, — сказала: «Какая гадость!»

— Да, — мастер мечтательно прижмурился, — ты сказала, что он похож на сопли, и ничего себе подарочек на день рождения…

— Мне тогда исполнилось двадцать пять, — припомнила я.

В глазах Дитриха мелькнул ужас. Проще простого узнать, когда я была утверждена в качестве его ассистента, и когда состоялось наше знакомство.